— Почему Иностранный легион? — спросил я.
Он выглядел таким непринужденным и беспечным в былые времена, на пляже Спортивного клуба и на улицах Аннеси, тогда я и предположить не мог, что он завербуется.
— Так вышло, — сказал он, пожав плечами. — У меня не было выбора…
И я укорил себя за то, что не почувствовал в нем в ту пору некоторых неладов с жизнью.
— Ты не знал в Аннеси человека по фамилии Лефевр?
— Через в или через б?
Я снова видел его ироническую улыбку, которая в моих воспоминаниях никогда его не покидала.
— Через в.
— Лефевр…
Он произнес фамилию, акцентируя букву в.
— Ну да… Санчо Лефевр…
Санчо Лефевр. Это имя мне тоже кое-что напоминало. Но я никогда не связывал его с Ноэль Лефевр.
— Парень постарше нас… Ты не мог его знать… Других Лефевров в Аннеси я не помню… А зачем он тебе, Санчо Лефевр?
Он смотрел на меня со своей вечной улыбкой, судя по всему, не удивленный, разве что чуть-чуть недоумевая, почему вдруг этот Санчо Лефевр появился откуда ни возьмись рядом с нами, как призрак или, может быть, как мертвец.
— Он, кажется, уехал из Аннеси лет пятнадцать назад… Но время от времени возвращался… Он жил в Швейцарии или в Риме… или даже в Париже…
И вдруг мне вспомнился один летний полдень в Аннеси. Я укрылся в холле отеля на улице Сомелье от солнца и жары. Рядом со мной сидели три или четыре человека, и имя «Санчо Лефевр» часто всплывало в их разговоре, но слов я разобрать не мог — только это имя, даже без фамилии: Санчо. То же имя упоминалось в письме, адресованном Ноэль Лефевр, которое я перехватил десять лет назад в окошке «До востребования».
— Занятный тип… Каждый раз все знали, что он возвращается в Аннеси из-за своей машины… у него была спортивная машина, английская или итальянская… или даже американская, открытая…
— Сколько ему сейчас может быть лет?
— Тридцать девять, сорок.
— Он был женат?
— Нет.
Сидевший передо мной Жак Б., казалось, ушел в свои мысли.
— В последний год в Аннеси, перед тем как я завербовался в Легион… мы, кажется, еще виделись в том году, не так ли?.. В шестьдесят втором или шестьдесят третьем… Я слышал, что Санчо уехал из Аннеси с двадцатилетней девушкой… и даже, кажется, женился на ней…
— А эту девушку ты не знал?
— Нет.
— Ее звали не Ноэль?
— Я не знал ни одной Ноэль в Аннеси.
Выходило, что мы обсудили тему со всех сторон. Мне было немного совестно задавать ему все эти вопросы, и я искал слова, чтобы объясниться.
— Речь идет об одном происшествии, в которое мой друг оказался замешан десять лет назад… исчезновение… а девушка родилась в окрестностях Аннеси, поэтому я подумал, что ты можешь быть в курсе…
— Происшествие? Почему нет? С таким типом, как Санчо Лефевр, все могло случиться.
Он сказал это в прошедшем времени. И на меня вдруг навалилась огромная усталость от копания в прошлом и его тайнах. Я уподобился тем, кто десятки и десятки лет пытался расшифровать какой-то очень древний язык. Этрусский, к примеру.
Мы еще поговорили о том о сем на сегодняшнем языке. А потом обменялись адресами и телефонами, и я проводил его на улицу Ришелье, до его редакции. Перед тем как войти в холл, он улыбнулся мне и сказал:
— Если хочешь, я попробую разузнать побольше о Санчо Лефевре.
Я помню свое состояние духа в тот день. Расставшись с Жаком Б. по прозвищу Маркиз, я прошелся вдоль Больших бульваров. Проходя мимо кинотеатра «Рекс», подумал, что здесь, в нескольких сотнях метров, найду Франсуазу Стер. Но работает ли она еще у Ланселя? И если да, то мне придется ждать час или два, пока она выйдет из магазина. Зачем? Она вряд ли знает о существовании Санчо Лефевра.
Я не знал, что и думать. Теперь я был уверен, что Ноэль Лефевр никогда не звалась в замужестве Ноэль Бехавиур, нет, она была замужем за этим человеком без лица, о котором Жак Б. сказал мне, что я не мог знать его в Аннеси. А ее девичья фамилия? Она не только исчезла десять лет назад, она была для меня теперь безымянной девушкой. И даже Ноэль — так ли ее звали на самом деле?
* * *
Несколько раз в следующие дни я порывался позвонить Жаку Б. и предложить ему снова встретиться. С ним единственным я мог поговорить о моей жизни в Верхней Савойе. И тот факт, что загадочный Санчо Лефевр и Ноэль Лефевр оба были связаны с этими местами, волновал меня. Фамилия весьма распространенная во Франции и наверняка в Верхней Савойе тоже.
Я должен был разобраться сам, и даже без поддержки Жака Б. Я попытался составить список всех людей, которых знал в Верхней Савойе, в надежде, что один из них выведет меня на след Санчо или Ноэль Лефевр. Поначалу, должен признаться, эта работа была мне в тягость. Я чувствовал себя потерявшим память, которому дали в руки подробный маршрут по окрестностям, прежде хорошо ему знакомым. Достаточно названия деревни, чтобы разом напомнить ему все его прошлое.
Такой работой я занимался впервые. Когда Хютте послал меня в Пятнадцатый округ на поиски Ноэль Лефевр, о которой я знал из составленного им досье, что она родилась «в деревне в окрестностях Аннеси», мне не пришло в голову напрямую связать этот факт с моим собственным пребыванием в Верхней Савойе. Мои воспоминания об этих местах были еще свежи, прошло едва ли три года. Но у меня не было ни привычки, ни склонности обращаться к прошлому.
Я удивлялся, как много имен всплыло в памяти. Я записывал их в блокнот, и лица обладателей этих имен проплывали передо мной, как диапозитивы. Одни лица с довольно четкими чертами, другие размытые до состояния гало или смутного контура, на котором едва выделяются рот и брови. Лица в большинстве своем были неузнаваемы, но имена остались.
Лулу Алозе, Жорж Паниссе, Йерта Руайе, мадам Шевалье, доктор Бессон, доктор Треву, Пемпен Лаворель, Зази, Мари-Франс, Пьеретта, Фаншон, Курт Вик, Рози, Шанталь, Робер Константен, Пьер Андрие и другие, все больше и больше… Но сколько я ни повторял их вполголоса, ни одно из этих имен не было для меня связано с именем Санчо Лефевра, которое я услышал летним днем в холле отеля на улице Соммелье от людей, которых не знал. Мне даже казалось, что я ступил на ложный путь. Если вспоминать всех, кого я знал в Верхней Савойе в тот период моей жизни, упомянутый Санчо Лефевр и его однофамилица Ноэль затеряются в этой толпе, и у меня больше не будет ни малейшего шанса их найти. Да, я выбрал неверный метод. Этот слишком резкий наплыв воспоминаний грозил скрыть другие, более потаенные, и окончательно запутать следы.
Но, вспоминая Жака Б. и наш разговор, я вернулся на ту дорогу, где у меня был маленький шанс встретить Санчо Лефевра. Одну фразу Жака Б., которой я тогда не придал особого значения, я словно услышал снова, но отчетливее, чем в первый раз: «Занятный тип… Каждый раз все знали, что он возвращается в Аннее и из-за своей машины…» И образ американской открытой машины мало-помалу складывался у меня в голове, как будто я ждал проявления фотографии в темной комнате. В одно засушливое лето начала шестидесятых я несколько раз видел ее припаркованной на авеню д’Альбиньи, в разных местах, то на левой стороне у префектуры, то на правой недалеко от Спортивного клуба. И еще перед кафе при казино. Но в какое именно лето? В полуденный час я шел с пляжа Вейрье-дю-Лак, чтобы купить газету в магазинчике у дороги, не доходя до почты и церкви. На первой странице газеты огромными черными буквами было напечатано незнакомое мне название, которое поразило меня своим звучанием: БИЗЕРТА, звучанием глухим и тревожным, как те два слога, которые я научился читать в далеком детстве в полумраке гаража: КАСТРОЛ. Достаточно поискать дату того, что называли «Бизертинским кризисом»[3], чтобы узнать год того лета.
Это было, должно быть, первое лето, которое я провел в Аннеси, после года в пансионе, в деревне неподалеку. Я вышел из кинотеатра при казино. Было около полуночи. В свою комнату в Вейрье-дю-Лак я мог вернуться пешком, но путь был долгий. Или автостопом. Или сесть около шести утра в первый автобус на Вокзальной площади. И тут я увидел, что в мою сторону идет парень, которого я встретил на прошлой неделе на пляже Маркизатов, некий Даниэль В., постарше меня. С начала каникул В. зарабатывал немного денег, давая уроки тенниса, но собирался окончательно покинуть Аннеси в октябре, чтобы, как он сказал мне, «работать в гостиничном деле в Женеве или в Париже». У него уже был небольшой опыт в профессии, полгода он проработал барменом в «Синтре» на улице Вожелас.
— Что ты здесь делаешь совсем один?
Я сказал ему, что должен вернуться в Вейрье-дю-Лак, но не знаю, как добраться. Наверно, пешком.
— Да нет, брось… я тебя отвезу…
И он улыбнулся мне широкой улыбкой бармена, предлагающего припозднившемуся за стойкой одинокому клиенту новый коктейль.
Он увлек меня на авеню д’Альбиньи.
— У меня тут машина, чуть подальше.
На проспекте в этот час было пусто и тихо. Слышался шелест деревьев. Мы уходили все дальше, и нас уже освещала только полная луна. По крайней мере, в моем воспоминании.
Напротив виллы Шмидта у тротуара была припаркована открытая американская машина. Я сразу узнал ее. В тот же день я видел, как она стояла на улице Рояль.
— Хозяин всегда оставляет ключ от зажигания на приборном щитке.
Он открыл дверцу и сделал мне знак сесть. Я колебался.
— Не бойся, — сказал Даниэль В. — Тот тип ничего не заметит.
Я сел на сиденье, и Даниэль В. захлопнул дверцу. Менять решение было слишком поздно.
Даниэль В. сел за руль. Он повернул ключ в замке зажигания, и я услышал особый звук американского двигателя, который поражал меня с детства, потому что создавал впечатление, что вы отрываетесь от земли.
Мы миновали префектуру и ехали по шоссе вдоль озера. Я ждал, что в любую минуту появится полицейская машина.
— Ты как будто не в своей тарелке, — сказал Даниэль В. — Можешь быть спокоен… Расписание этого типа я знаю наизусть. До трех часов утра он не заберет свою тачку. Он играет в казино.