Николь повернулась к комиссару:
– И что же Карп собирается делать?
– Он обнародует тот факт, что Дер Альте являются искусственными созданиями, что последний живой человек занимал пост Дер Альте пятьдесят лет назад. – Пэмброук с шумом прочистил горло: похоже, ему было не по себе. – Разумеется, это сущее нарушение основного закона. Такое знание представляет собой государственную тайну и не может быть раскрыто перед бефтами. И Антон Карп, и отец его, Феликс Карп, прекрасно это понимают; они обсудили юридические аспекты на своем совещании. И понимают, что они – как и все остальные высокопоставленные руководители фирмы – будут немедленно привлечены к ответственности.
– И тем не менее они готовы к активным действиям, – сказала Николь.
«Значит, мы верно оценивали обстановку, – подумала она. – Люди Карпа уже очень сильны. И обладают слишком большой автономией. И без борьбы от своего не откажутся».
– Люди, занимающие высшие посты в иерархии картеля, странно негибки, – сказал Пэмброук. – Это, пожалуй, последние истинные пруссаки. Генеральный прокурор просит, чтобы вы, прежде чем перейти к решительным действиям, поговорили с ним. Он собирается наметить в общих чертах направление государственного судебного процесса против «Верке» и хотел бы обсудить с вами некоторые юридические аспекты. Впрочем, он готов начать процесс в любой момент. Как только получит официальное уведомление. Однако… – Пэмброук искоса поглядел на Николь. – Судя по моим данным, картельная система чересчур огромна и слишком прочна, чтобы ее можно было свалить парой ударов. Как я полагаю, вместо прямых действий правильнее было бы использовать тактику qui pro quo[16]. Мне кажется, это более предпочтительно. И выполнимо.
– Это мне решать, – заметила Николь.
Гарт Макри и Пэмброук почтительно кивнули.
– Я намерена обсудить этот вопрос с Максвеллом Джемисоном, – в конце концов сказала Николь. – Пусть Макс поразмыслит и четко определится в отношении того, как эта информация с Дер Альте будет воспринята бефтами, неинформированной общественностью. Я же пока понятия не имею, как они отреагируют. Взбунтуются ли? Или найдут забавным? Лично я нахожу забавным. И не сомневаюсь, что восприняла бы все так же, окажись мелким служащим какого-нибудь картеля или правительственного агентства. Вы согласны?
Мужчины в ответ на ее слова даже не улыбнулись, оставшись сосредоточенными и мрачными.
– По-моему мнению, – сказал Пэмброук, – оглашение этой информации нанесет удар по всей структуре нашего общества.
– Но ведь это и в самом деле забавно. Разве не так? Руди – кукла, эрзац-творение картельной системы… А одновременно и самое высокопоставленное избираемое должностное лицо СШЕА. Люди голосовали за него и за прежних Дер Альте на протяжении целых пятидесяти лет… Извините, но это не может не смешить. К этому невозможно относиться иначе!
Она и в самом деле рассмеялась: сама мысль о том, что можно было много лет не знать этой Geheimnis, этой высшей государственной тайны, а потом вдруг узнать ее и не рассмеяться при этом, была выше ее разумения.
– Полагаю, я все же выберу решительные действия, – сказала она Гарту. – Да, именно так. Свяжитесь утром с «Карп Верке». Поговорите напрямую и с Антоном, и с Феликсом. Скажите им как бы между прочим, что мы их арестуем немедленно, едва они попытаются опорочить нас в глазах бефтов. Скажите им, что НП уже готова взять их.
– Хорошо, миссис Тибодо, – мрачно сказал Гарт.
– И не принимайте это слишком близко к сердцу, – продолжала Николь. – Если Карпы не угомонятся и все-таки раскроют Geheimnis, мы как-нибудь это переживем. Я считаю, тут вы не совсем правы. Это вовсе не приведет к нарушению статус-кво.
– Миссис Тибодо, – сказал Гарт, – если Карпы обнародуют эту информацию, то, независимо от того, как отреагируют бефты, впредь уже никогда не будет ни одного нового Дер Альте. А ваши властные полномочия юридически основаны только на том, что вы его жена. И это не совсем понятно, потому что… – Гарт замялся.
– Ну, говорите!
– Потому что ясно каждому, будь он гехт или бефт, что именно вы обладаете наивысшей властью. И чрезвычайно важно поддерживать миф о том, что так или иначе, пусть даже и косвенно, но эту власть вы получили из рук народа путем всеобщего голосования.
Наступило молчание. Наконец Пэмброук сказал:
– НП, пожалуй, стоило бы взять за бока этих Карпов, прежде чем они сумеют обнародовать свою «Белую книгу». Таким образом мы отрежем их от средств массовой информации.
– Даже и под арестом, – не согласилась Николь, – Карпам удастся получить доступ по меньшей мере к одному из СМИ. Нужно смотреть фактам в глаза.
– Но их репутация, если они окажутся под арестом…
– Единственно правильным решением, – сказала Николь задумчиво, словно советуясь сама с собой, – стало бы физическое уничтожение всех руководителей фирмы, участвовавших в совещании, на котором обсуждались вопросы политики. Другими словами, всех гехтов картеля, сколько бы их ни было. Даже если сотни.
«Другими словами, – добавила она мысленно, – устроить самую настоящую чистку. Из тех, что бывают только во время революций».
Ее едва не перекорежило от этой мысли.
– Nacht und Nebel, – пробормотал Пэмброук.
– Что? – спросила Николь.
– Термин, которым нацисты обозначали агентов правительства, которые специализировались на политических убийствах. – Он спокойно выдержал взгляд Николь. – Ночь и туман. Они входили в состав эйнзацгрупп. Выродки. Конечно, у нашей национальной полиции… наша НП не имеет ничего подобного. Очень жаль, но вам придется действовать, опираясь на военных. Мы вам ничем не поможем.
– Я пошутила, – сказала Николь.
Теперь оба собеседника внимательно изучали ее лицо.
– Никаких чисток, – продолжила Николь. – Их не было со времени Третьей мировой войны. Вам это известно. Мы слишком современны и слишком цивилизованны для резни.
– Миссис Тибодо, – сказал Пэмброук, нахмурившись, губы его нервно подергивались, – когда специалисты из Института фон Лессингера переправят в нашу эпоху Геринга, вам, возможно, удастся организовать дело так, чтобы сюда была доставлена и эйнзацгруппа. Она может взять на себя ответственность за vis-à-vis[17] Карпам, а затем вернуться в эру Варварства.
Николь уставилась на него, широко открыв рот.
– Я говорю серьезно, – сказал Пэмброук, чуть запнувшись. – Это было бы лучше – для нас, по крайней мере, – чем позволить Карпам обнародовать информацию, которой они обладают. Последнее – наихудшая альтернатива из всех.
– Я с вами полностью согласен, – сказал Гарт Макри.
– Это безумие, – сказала Николь.
– Разве? – Гарт Макри изобразил на своей физиономии удивление. – С помощью принципов фон Лессингера мы получили доступ к прекрасно подготовленным убийцам, а, как вы сами только что сказали, в нашу эпоху таких профессионалов попросту не существует. Кроме того, я сомневаюсь, что придется уничтожить сотни лиц. Как мне кажется, круг убитых может быть ограничен советом директоров и вице-президентами картеля. Не больше восьми человек.
– К тому же, – нетерпеливо добавил Пэмброук, – восьмерка высших администраторов Карпа являются преступниками де-факто: они преднамеренно встретились и организовали заговор против законного правительства. Их нужно рассматривать наравне с «Сыновьями Иова». С этим Бертольдом Гольцем. Несмотря на то что они по вечерам надевают галстуки-бабочки и пьют прекрасные вина, а не маршируют по улицам и не копаются в помойках.
– Позвольте мне заметить, – сухо сказала Николь, – что де-факто и мы являемся преступниками. Потому что вся наша власть – как вы сами подчеркнули – основана на мошенничестве. И притом гигантского масштаба.
– Но наше правительство законно, – сказал Гарт. – Независимо от того, с помощью какого способа оно пришло к власти. Кроме того, так называемое мошенничество совершено в высших интересах народа. Мы решились на него совсем не для того, чтобы эксплуатировать людей – в отличие от картельной системы! Мы не живем за чужой счет!
«По крайней мере, – подумала Николь, – мы пытаемся убедить себя в этом».
– Поговорив с генеральным прокурором, – добавил уважительно Пэмброук, – я знаю теперь, какие чувства вызывает у него растущая власть картелей. Эпштейн чувствует, что нужно дать им по рукам. Это очень важно!
– А может, вы переоцениваете власть картелей, – сказала Николь. – Я к этому не склонна. Нам, думаю, следовало бы подождать пару дней, когда тут появится Герман Геринг и мы сможем узнать его мнение по данному вопросу.
Теперь уже мужчины уставились на нее разинув рты.
– Я пошутила, – снова сказала она.
Но было ли ее предложение шуткой, Николь и сама не знала.
– В конце концов, именно Геринг основал гестапо, – сказала она.
– Я никогда не мог одобрить это, – надменно изрек Пэмброук.
– Но не вы определяете политику нашего правительства, – сказала Николь. – Формально этим занимается Руди. То есть – я. Я могу заставить вас действовать от моего имени в этом вопросе. И вы будете действовать… если, конечно, не предпочтете присоединиться к «Сыновьям Иова» и не приметесь маршировать по улицам, швыряя камни и скандируя лозунги.
Лица Гарта Макри и Пэмброука сделались несчастными.
– Не пугайтесь прежде времени, – сказала Николь. – Вы знаете, что является истинной основой политической власти? Не оружие и не наличие войск, а способность заставить других делать то, что вы считаете нужным. Заставить любыми средствами. Я знаю, что могу заставить НП делать все, что мне хочется, несмотря на чувства, которые вы лично при этом испытываете. Я и Германа Геринга могу заставить делать то, что мне захочется. И не Геринг будет принимать решения, а я.
– Надеюсь, – сказал Пэмброук, – что вы не ошибаетесь, рассчитывая справиться с Герингом. Признаюсь, я изрядно боюсь этого эксперимента с прошлым. Вы можете выпустить заразу из пробирки. Геринг – не клоун.