— Плохо, — как бы про себя произнес Платон Архипович, затем громче добавил: — Федор Донатович, давай-ка сюда зыковского работника, а потом — отдыхать…
— Слушаюсь, — необычным для него тусклым голосом ответил урядник, вышел в коридор и позвал: — Кондратий, их благородие требуют.
Давно хлопнула за урядником входная дверь, простучали по ступеням крыльца подкованные сапоги, а Платон Архипович все смотрел на замершего перед ним в неудобной позе работника Зыковых. На заспанном лице Кондратия появилась тревога и, чтобы скрыть это от пристава, он понурил лохматую голову и продолжал стоять, не смея пошевелиться.
Будто выйдя из забытья, Збитнев с деланным восторгом протянул:
— Вот ты какой, Кондратий!..
Кондратий исподтишка покосился на пристава; не зная, что сказать и как реагировать на подобное восклицание, промолчал.
— А мне говорят — Кондратий да Кондратий… — словно впервые видит его, проговорил пристав.
— Че «Кондратий»? — наконец решился тот.
— Че, че — передразнил Платон Архипович. — Говорят, самый главный бунтовщик в селе. Мужиков мутишь, против царя и веры речи ведешь.
Работник опешил. Он старался никогда ни во что не ввязываться, ревностно служил хозяевам, а в последнее время вообще не выходил со двора, боясь оказаться замешанным в каких-нибудь беспорядках.
Нагнав на себя суровость, Збитнев рыкнул:
— В тюрьму захотел? На каторгу? Ишь, какой сельский пролетарий выискался! Сгною!
У Кондратия задрожали колени. Шмыгнув носом, он пролепетал:
— Вы че, ваше благородие?
— А ниче! Сгною — и все дела! — прикрикнул становой.
— Дык… Ни сном, ни духом, — простонал Кондратий и, сгорбившись, рухнул на колени: — Пощадите!..
Платон Архипович подошел к нему вплотную, задумчиво произнес:
— Пощадить?.. А зачем?..
— Дык, невиноватый я!
— Это как сказать… Тебе кажется, что невиноватый, а по мне, так ты самый, что ни на есть злодейский мужик в Сотниково.
Глаза работника расширились от ужаса:
— Я-я-я?!
— Да, ты, — уставшим голосом сказал Платон Архипович и вернулся за стол. — Выкладывай, как объездчика жизни лишил. Или и тут отпираться будешь?
Кондратий судорожно сглотнул и тихо заплакал.
— Будет тебе, — скривился Збитнев. — Умей ответить за содеянное, коли натворил. Не будь бабой. — Ведь рубили же вы с Зыковыми лес у оврага?
— Рубили.
— Ну, вот. Хоть здесь правду сказал, — удовлетворенно хмыкнул Платон Архипович. — Сколько хлыстов заготовили?
— Тридцать…
— Не врешь, — подтвердил пристав и грозно спросил: — Почему больше, чем по порубочному билету полагается.
— Маркела Ипатич так наказал.
Отвечал Кондратий, не поднимая головы, но Збитневу и не надо было видеть его глаз. Он понимал, что нагнал на работника достаточно страху и тот теперь расскажет все, о чем знает.
— С кем рубил? — уже мягче поинтересовался Збитнев.
— Со Степкой.
— Опять не врешь, — похвалил Платон Архипович. — А чего Степка один в лес поехал?
— Кады? — осмелился посмотреть на него Кондратий.
— Кады, кады… Когда Татаркина нашли мертвым.
— Разведать, не сперли ли хлысты. Хотели на другу ночь вывозить.
— А ты, Кондратий, умный мужик, — дружелюбно улыбнулся Платон Архипович.
— Кумекам маненько, — подобострастно хихикнул работник, вытирая кулаком слезы.
— Вот и скумекай, куда Степкины рукавицы делись.
— Потерял, должно, где-то. Без их из лесу вернулся. Руки, как морковки.
— А топор? — навис над столом Збитнев.
— Тоже пропал, — озадаченно проговорил Кондратий.
Збитнев поморщился:
— Будет тебе на коленях-то. Вставай.
— Спасибо, ваше благородие, — распрямляясь, поблагодарил Кондратий.
— Дровни, на которых Степка приехал, никуда не делись? — насмешливо вскинул щетинистые брови становой пристав.
— Хе-хе… Куды ж они денутся? В повети, — облегченно шмыгая носом, ответил Кондратий.
Пристав снова вышел из-за стола, прошелся по кабинету, остановился перед работником. Постояв в раздумьи, велел:
— Под любым предлогом возьми те дровни и приезжай сюда. Хозяевам — ни гугу!
Решивший, что все страхи позади, Кондратий облегченно вздохнул. Збитнев задержал на нем тяжелый взгляд:
— Жду здесь.
Ждать приставу пришлось довольно долго.
Наконец в дверь просунулась лохматая голова Кондратия:
— Тута они, на задах поставил.
— Молодец.
— Дык еле-еле управился, — с бахвальством посетовал работник Зыковых. — Подвезло, что Лобанов опеть к Маркеле Ипатичу насчет свадьбы пришел. Вот и удалось вывернуться.
Выйдя на улицу, Платон Архипович неторопливо обошел присутствие и приблизился к саням.
— Точно, те самые? Без вранья?
— Ага, — заговорщически подтвердил Кондратий. — Самые они…
Пристав склонился, не снимая перчаток, аккуратно разгреб солому, вгляделся.
Снова раздвинул солому. И так, вершок за вершком обследовал все дровни. Обнаружив на одной из досок едва заметные бурые пятнышки, удовлетворенно помычал, подозвал Кондратия:
— Засвидетельствуй-ка, братец.
Тот поспешно перегнулся пополам, вперил испуганный взгляд в замерзшие следы:
— Кровушка…
— Вот именно.
Платон Архипович подал ему полтинник, с металлом в голосе наказал:
— Ни-ко-му! Если что — живо на каторгу отправлю! Уразумел?
— Не сумлевайтесь, ваше благородие, — поспешно заверил Кондратий и, уловив повелительный кивок пристава, ухватил лошадь за уздцы.
Не глядя по сторонам, Збитнев шел по улице к дому Зыковых.
Он обдумывал предстоящую беседу с Маркелом Ипатьевичем, и от этого его лицо время от времени растягивалось в язвительной и ублаготворенной ухмылке. Платон Архипович не сразу расслышал натужный шепот:
— Ваше благородие!..
Пристав остановился.
— Ваше благородие!..
Только теперь пристав заметил, что калитка дома Ёлкина чуть приоткрыта и оттуда на него таращится Терентий. Сведя брови, пристав хотел прикрикнуть на крестьянина, но тот умоляюще приложил костлявый палец к бледным губам.
— В чем дело? — тоже невольно переходя на шепот, спросил пристав.
Состроив трагическую мину, Терентий просипел:
— Ради Христа, зайдите, ваше благородие!
Пристав заколебался, досадуя на придурковатую таинственность, вынуждающую отзываться на приглашение, однако во всей долговязой фигуре Ёлкина было столько мольбы, что Платон Архипович переборол себя и зашел во двор.
— Ну?
Терентий навалился на калитку, словно во двор с минуты на минуту могли ворваться неизвестные враги и стянул треух.
— Ну? — нетерпеливо повторил Збитнев.
— Не знаю, как и начать, — замялся Терентий, но под взглядом пристава торопливо выпалил: — Мужики лес рубить собираются! Кабинетский… Прямо завтра и собираются.
— Откуда знаешь? — насупился Збитнев.
— Самолично слыхал, как Аверкий Бодунов о том сговаривался.
— С кем же он сговаривался?
— С Мышковым, с Птицыным, с Игнатом Вихровым, — загибая пальцы, принялся перечислять Терентий.
Збитнев прервал:
— Когда собираются?
— Я же говорю, завтра! Поутру!
— Куда именно? — подкрутил рыжеватый ус Платон Архипович.
— К оврагу, — преданно вздохнул Ёлкин. — Они обыкновенно там рубят. Место удобное.
— Обнакновенно, говоришь? — улыбнулся пристав. — Стало быть, и ты там бывал?
Ёлкин поперхнулся, отвел глаза, Збитнев успокаивающе похлопал его по плечу, констатировал:
— Бывал…
Терентий хотел возразить, но понял, что пристав видит его насквозь, и еще ниже опустил голову.
— Что же ты, братец, сразу не сообщил? — укоризненно произнес Збитнев. — А если бы я здесь не проходил? Тогда как?
— Можа, урядник бы прошел али батюшка, — ответил Ёлкин, который уже несколько часов толкался во дворе, прислушиваясь к доносящимся с улицы шагам.
— Ну, а если бы не прошли?
Втянув голову в плечи, Терентий признался:
— Боязно, ваше благородие. Ить мужики прознают, голову, как петуху, отчекрыжут. А у меня ить семья, детишки.
— Спасибо, крестьянин Ёлкин.
Выйдя со двора, пристав передумал идти к Зыковым, решив, что это всегда успеется, и спустя полчаса впряженная в легкую кошевку резвая лошадь уже вывезла его за околицу Сотниково.
Помощник управляющего кабинетским имением Шванк встретил принесенное Збитневым известие со свойственным ему безразличием:
— Ну-ну, значит, и у нас начинается. Как говорится, не минула чаша сия.
Немного досадуя на сухость Шванка, Збитнев сложил руки на затянутом в мундир упругом животе, поинтересовался:
— Что же вы намерены предпринять?
Восково-желтое лицо помощника управляющего осталось все таким же беспристрастным:
— Задержать порубщиков. С вашей помощью, естественно.
— Увы, — развел руками Платон Архипович. — Ничем не смогу выручить. Сам занят, а урядник плохо себя чувствует.
Сухая кожа на лбу Шванка задумчиво сморщилась. Через секунду он ответил:
— Я не в претензии. Сами справимся. А вы, значит, не хотите рисковать?
Платон Архипович свел брови.
— Остерегаюсь, любезный Максимилиан Пирсович. Берегу себя для будущих дней.
На лице помощника управляющего заиграло подобие улыбки:
— Испугались инцидента с Завьяловым?
Пристав удивился, он никак не думал, что Шванку известно содержание циркуляра, полученного самим приставом только сегодня утром. Но виду он не показал. Деланно удивился:
— А что случилось с подполковником Завьяловым? Вы, наверное, имеете в виду помощника начальника губернского жандармского управления?
— Вот именно, — коротко кивнул Шванк. — Неужели вы ничего не слышали?
— Уверяю вас!
— Бийские мещане вместе с крестьянами и нижними чинами запаса на сотнях подвод выезжали в боры и нещадно рубили.
Распространялись тысячи листовок подстрекающего характера. Подполковник Завьялов прибыл в Бийск и сразу арестовал трех зачинщиков беспорядков.