— И что же дальше? — спросил Платон Архипович, хотя был прекрасно осведомлен о происшедшем.
— Тысячная толпа освободила арестованных из тюремного замка, пронесла на руках через весь город, а потом выволокли на улицу Завьялова, сорвали погоны, сломали шашку и… — Шванк сделал паузу, посмотрел на собеседника и все так же беспристрастно продолжил: — И угостив табуретом по голове, в повозке, украшенной метлой, провезли по улицам.
Платон Архипович огорченно покачал головой:
— Ай-ай-ай…
Шванк кисло улыбнулся:
— В цивилизованной стране подобное просто невозможно.
— Вы бесконечно правы, Максимилиан Пирсович, — согласился Збитнев, сдерживая нарастающую ярость и твердо решив при случае наступить Шванку на ногу. В фигуральном смысле, разумеется. Он поднялся, опустил подбородок на грудь:
— Честь имею.
Еще до рассвета с десяток крестьянских саней выехали из Сотниково и молчаливой вереницей потянулись вдоль берега Ини. Оказавшись в бору, мужики сбросили с себя оцепенение, стали перекликаться нарочито бодрыми голосами.
— Эй, Аверкий! Че шапку снял, лес спалишь! — хохотнул Василий Птицын.
— Спотел чегой-то! — повернулся рыжий Аверкий.
— Со страху, поди? — поддержал Птицына Игнат Вихров, поудобнее устраиваясь в дровнях. — Эй, Сидор! Дрыхнешь, что ль?
Мышков, услышав свое имя, отвернул высокий воротник полушубка:
— Морокую…
— Об чем? — заинтересованно приподнялся в санях Егор Косточкин, вдовый сорокалетний мужик из старожильцев.
— Дык, дело-то нешуточное затеяли. Энто ж не ночью тайком рубить. В открытую идем, — ответил Мышков.
Вихров большим пальцем зажал ноздрю, шумно высморкался в снег. Лихо сдвинув шапку на затылок, ободряюще воскликнул:
— Вся округа лес валит! Таперя все угодья наши!
— Аверкий, че Гошка-то Фатеев не поехал? — спросил Птицын.
— Сперва говорил, будто медвежья болесть прихватила, — ухмыльнулся Бодунов. — А потом речь про приговор завел. Пока, говорит, на сходе всем миром не решат кабинетский лес рубить, не поеду. Я так полагаю, Андрюха Кунгуров с Пашкой Ждановым дурость затеяли с энтим приговором. Че ждать, пока рак на горе свистнет!
— А как полесовщики нагрянут? — не меняя позы, подал голос Сидор Мышков.
Вихров осклабился в густую черную бороду, вытащил из-под соломы берданку, потряс ею в воздухе:
— Есть чем встретить!
— Шибко-то ружьишком не махай, спрячь, — укорил Косточкин. — Так и до греха недалеко.
Птицын подхлестнул лошаденку, беззаботно ухмыльнулся:
— Греха бояться — в лес не ходить!
Добравшись до места, крестьяне осмотрелись, поставили дровни так, чтобы в случае необходимости можно было быстро выбраться на просеку, достали топоры. Мышков, всматриваясь в серую хмарь бора, негромко проговорил:
— Тут где-то Татаркина порешили…
В повисшей тишине слова прозвучали неожиданно отчетливо, и мужикам стало не по себе. Задрав голову, Аверкий глянул на верхушки сосен, слабо освещенные осторожно пробравшимися вдоль оврага первыми лучами солнца. Нарочито весело, чтобы ободрить остальных, он проговорил:
— Погодка-то! Подстать!
Мужики стояли по колено в снегу и не решались двинуться. Даже Игнат Вихров погасив едкую улыбку, настороженно примолк. Аверкий обвел односельчан взглядом, стянул рукавицы, глубоко вздохнул, перекрестился широко и основательно. Затем, поплевав на ладони, с хмурой серьезностью кивнул:
— Ну, робяты, с Богом!
Деловито прикидывая в уме, на что сгодится та или иная лесина, крестьяне молчаливо разбрелись.
Игнат Вихров выбрал сосну потолще, сгодится сменить подгнившие столбы в амбаре. Выбрав, постоял возле, провел ладонью по бугристой коре, сунул рукавицы за кушак, отступил и, прищурившись, зычно ахнул, вонзая топор. Дерево отозвалось сухим каменистым звоном.
Со всех сторон послышались сначала робкие, как бы испытующие, а потом все более веселые и разухабистые удары топоров. С затаенным шелестом покачнулись, обсыпая снегом, строевые сосны и, вздымая белую пыль, рухнули, огласив бор треском ломающихся сучьев.
— Поберегись!
— Пошла родимая! Отскочь!
Расслышав грохот падающих деревьев, четверо объездчиков лесной стражи, посланные помощником управляющего кабинетским имением для предотвращения самовольных порубок, пришпорили лошадей, которые и без того напрягали все силы в беге по рыхлому и вязкому, как песок, снегу.
Ярцев, назначенный Шванком старшим, обернулся к остальным:
— Санный след!
Объездчики еще ниже склонились к гривам лошадей; обгоняя один другого, устремились к просеке.
Первым заметил приближающихся всадников Василий Птицын. Отбросив упавшую на глаза слипшуюся прядь волос, он замер с широко расставленными ногами, крикнул сорвавшимся голосом:
— Полесовщики!
И хотя крестьяне были поглощены работой, их головы разом повернулись. Все это время каждый ожидал и был внутренне готов в любой момент услышать тревожный возглас. Спины медленно распрямлялись, пальцы сильнее впивались в отполированные за долгие годы шершавыми руками топорища.
Стихло.
Постанывал растревоженный бор. Покачивались, роняя остатки снежных шапок, колыхающиеся деревья. Удушливо всхрапывали лошади лесной стражи.
Остановившись шагах в двадцати от порубщиков, объездчики неторопливо спешились. Понимая, что разговор предстоит трудный и долгий, Ярцев выжидал, медлительно привязывая лошадь к молоденькой сосне. Остальные молча смотрели на мужиков, незаметно для смелости касаясь локтями винтовок, висевших за спиной.
Наконец Ярцев поднял голову и, стоя вполоборота к крестьянам, сурово проронил:
— Рубите?
— Рубим! — с вызовом шагнул навстречу Игнат Вихров. — Нельзя, что ль?
Выдержав его взгляд, свирепея, но стараясь не показывать этого, Ярцев с язвительной рассудительностью произнес:
— Почему же? Рубите, коль порубочные билеты выкупили.
— А коли нет? — так же язвительно, но с угрозой произнес Игнат.
— Тогда худо вам, робяты, придется, — отдирая с усов намерзшие сосульки, негромко проронил Ярцев. И вдруг сорвался, рявкнул в голос: — Худо!
Этого оказалось достаточно, чтобы мужики, загудев, разом сгрудились вокруг Вихрова. Рыжий Аверкий, перекрывая гомон, надсадно выкрикнул:
— Не пужай! Как бы самому не пришлось в кусты прыгать!
Мужики нервно хохотнули.
Скинув с плеча бердану, Ярцев взял ее наперевес. Остальные объездчики тоже потянули винтовки из-за спин.
Насупившись, мужики поудобнее перехватили топоры. Их глаза сузились, отмеряя расстояние, отделяющее их от полесовщиков. Косточкин, старожилец, выступил вперед, заговорил примирительно, даже чуть заискивая:
— Мы ить не так, не с бухты-барахты. Мы ить по закону. Ить в манихвесте царском свобода всем дадена. Разве не слыхали, Сергей Флегонтыч, что царь-батюшка отказался от своих имениев? Стало быть, о нас заботу проявил, потому как нужды наши добрым сердцем учуял. Разрешено таперя, господа полесовщики, лес брать кому скоко надобно. Мы ить не ради забавы, не обогатиться желам, а чтобы, значица, по миру не пойти. Сами понимаете, никак невозможно крестьянину без лесу. А купить нам не на что.
Ярцев невежливо осадил:
— Ну ты и разговорился! Кидайте топоры в сани, грузите хлысты, сами на своих одрах и повезете в усадьбу. Шванк вам все про ваши свободы растолкует.
Объездчики негромко засмеялись, оценив шутку Ярцева.
Рыжий Аверкий, моргнув, не поверил было, а потом, озлясь, выбросил перед собой руку, а другой стукнул по сгибу локтя:
— А энтого не хошъ! «Грузите»!
Лицо объездчика исказила ярость. Резко вскинув приклад, он попытался дотянуться им до Бодунова, но тот уверился и, осклабившись, повторил жест:
— Накось!
— Ах ты!.. — задохнулся Ярцев гневно.
Видя, что он вскидывает винтовку, целясь в Бодунова, Игнат Вихров, прячась за спинами мужиков, метнулся к дровням и нашарил под соломой липкий от мороза ствол своей берданки.
Бодунов отступил.
— Сдрейфил? — презрительно сплюнул Ярцев.
— Ага… — странно клонясь, будто хотел упасть на колени, выдохнул Бодунов.
Объездчики так и решили: испужался мужик на колени сейчас хлопнется, но в последний момент Аверкий неожиданно распрямился, прыгнул на Ярцева и сбил его с ног. Ухватившись за оружие, оба покатились по сугробу, и Егор Косточкин бросился к ним, может, желая разнять, но кто-то из полесовщиков не выдержал и почти машинально нажал на спусковой крючок.
Звук выстрела хлестко разнесся в затихшем бору. Изумленно раскрыв глаза, Косточкин покачнулся, схватился руками за живот, потом медленно, ни на кого не глядя, поднес левую руку к глазам.
— Кровь, — выдохнул он, и лицо его искривилось.
Побелев, все так же с открытыми глазами, он рухнул на снег.
Мужики и объездчики завороженно уставились на темнеющий под Косточкиным снег.
— Кровь… — выдохнул он еще раз.
Все разом подняли, глаза на объездчика, чей выстрел все еще эхом катился над Инюшенским бором. Не выдержав общего молчания, весь в ужасе от содеянного, объездчик рванулся к лошади, вскочил в седло и ожег лошадь нагайкой.
— Пошла-а-а!..
Лошадь рванула, взметывая из-под копыт снег.
— Гнида! — заорал на весь бор Игнат Вихров и, не целясь, выстрелил из берданы в сторону удаляющегося объездчика.
Ярцев, отпихнул опешившего Бодунова, вскочил и бросился бежать, утопая в снегу. Другие объездчики рванули следом за ним. Но их никто не преследовал.
Бережно уложив Косточкина на дровни, мужики прикрыли его тулупом. Он даже не стонал, только дышал тяжело, хрипло. Аверкий, привязав свою лошадь к саням Косточкина, понурившись проговорил:
— По домам, что ли?
Не понимая, как нелепо звучат его слова, Васька Птицын оторопело развел руками:
— Это как же?.. А хлысты?..
— Пусть ими Шванк подавится.
Вихров сплюнул под ноги и бросился в сани.
— Пшла!
Безмолвной вереницей крестьянский пустой обоз потянулся назад в Сотниково.