Аверкий кивнул, побежал к саням. Вернулся повеселевший.
— Слышь, порт-артурец! — обратился он к Гошке Фатееву. — Как вас там японец выкуривал?
Фатеев пятерней взлохматил кудлатую голову, раздумчиво ответил:
— Тут надоть одним палить, чтоб полесовщик высунуться не мог, а другим, стал быть, на приступ… Ворота рубить надоть.
Чтобы не оказаться в числе тех, кому придется бежать по открытому пространству, Степка проворно вытянул из дровней укрытую рогожей винтовку, уложил ствол на удобный сучок, выстрелил. Защелкали ружья других мужиков.
Чья-то пуля вспучила кромку бревна рядом с головой объездчика, и он был вынужден пригнуться. Но не успели мужики приблизиться к воротам, как Ярцев высунулся совсем в другом месте и ответным выстрелом снял шапку с бегущего впереди всех Вихрова Уже из-за забора крикнул:
— Ну как, Игнат, цела башка?
Ворота кордона затрещали под ударами топоров и навалившихся человеческих тел. Перекрывая треск, шум, гвалт, раздался густой бас, не раз прежде приводивший мужиков в трепет поучительными рассказами об участи грешников на том свете. Мужики разом оглянулись. К кордону на полном скаку верхом мчался сотниковский священник.
— Остановитесь, рабы Божьи!!! — во всю мощь легких призывал отец Фока.
— Батюшка?! — озадаченно выпучился Василий Птицын, и топор в его руке опустился.
— Че энто он? — протяжно удивился Сидор Мышков.
— Попа принесла нелегкая! — с досадой сплюнул Вихров.
Спрыгнув с коня, священник побежал к воротам. Мужики, не очень дружелюбно поглядывая на него, нехотя расступились. Отец Фока обернулся к ним, простер руки:
— Дети мои! Что же вы делаете? Неужели Всевышний даровал вам жизнь, чтобы подняли вы длань свою на ближнего своя? Искушение сатанинское овладело вами! Лишило разума! Нет греха боле тяжкого, чем желать погибели ближнему своему!
Игнат Вихров насупился:
— Ты бы, батюшка, того… Шел бы отседова, Христа ради…
. Гневно сверкнув глазами, отец Фока прогудел:
— Уста твои, раб Божий Игнат, извергают непонятное мне! Во грехе упорствуешь!
Встретившись с ним взглядом, Игнат почувствовал, что начинает колебаться, и, с раздражением слыша в своем голосе отсутствие уверенности, буркнул:
— Не мешай, батюшка.
Подоспевший Аверкий громко сказал:
— Слышь, батюшка! Не дело затеял. Ить так по запарке и тебя могем уханькать!
— Нечаянно! — язвительно поддакнул кто-то из мужиков.
Красивое, а сейчас ставшее грозным лицо священника пылало праведным негодованием, но крестьяне же справились с оторопью. Рыжий Аверкий обогнул отца Фоку и с коротким смешком вогнал топор в хрястнувшие под ударом доски. Священник подскочил, вырвал топор и зашвырнул его далеко в сугроб.
— Уйди от греха, — прошелестел Аверкий, сжимая кулаки. Вихров шагнул к попу:
— Не стой костью в горле. Все одно Ярцева кончим. Священник побледнел, раскинул руки:
— Ненависть вам глаза застит! Не допущу!
— Экая помеха, — хмыкнул все тот же язвительный голос.
Отец Фока медленно отступил к воротам, прижался к ним спиной. С отчаянной решимостью воскликнул:
— Если вы хотите убить объездчика, убейте сначала меня! Если думаете сжечь кордон — я войду в него и там сгорю!
Вихров угрюмо пошутил:
— Че нам тебя убивать? Живи пока.
Никто не рассмеялся, только опять послышалось язвительное:
— Ему лавры мученика спать не дают.
— Едет кто-то! — вглядываясь в мелькающую за соснами кошевку, настороженно сообщил Аверкий.
Кошевка подъехала, из нее выпрыгнули Кунгуров, Жданов и Балахонов.
— Что ж вы, мужики, делаете? — укоризненно улыбнулся Андрей, подходя ближе.
Жданов заправил пустой рукав шинели под ремень, закрутил головой:
— Очумели, мать вашу!
— Не было же уговору полесовщиков громить! — возмущенно сказал Балахонов.
Вихров хмуро глянул на Жданова:
— Собачиться приехали?
— Нет, на вас дураков посмотреть, — отрезал тот.
Не давая разгореться конфликту, Кунгуров удивленно протянул:
— Сидор, и ты здесь?
Мышков склонил голову вбок. Андрей хлопнул по плечу Фатеева:
— И ты, Гошка, здесь? Поди, осадой командуешь?
— Ен у нас за фельдмаршала, — со смешком ответил Аверкий.
— То-то и вижу, — посерьезнел Андрей. — Воюете… Пораскинули бы лучше мозгами, стоит ли кровушкой хорошее дело поливать? Ярцев-то че вам сдался? Его дело холуйское. Сами хотите, чтоб по справедливости было, а варначите. Стыдно мне за вас, особливо за маньчжурцев.
Фатеев и другие мужики, вернувшиеся с войны, под его взглядом потупились, закряхтели.
— Неужто не навоевались? — продолжал Андрей. — Не на того кидаетесь. По углам шепчетесь, будто семьи ваши староста обжулил, пособия зажал, а разобраться с ним побаиваетесь. А вот Ярцева бить — за ради бога — только свистни!.. И кумпания подобралась варначеская, один Степка Зыков че стоит! Он, что ли, у вас заправлял?
— Скажешь тоже, — обиженно бросил Вихров.
— А где Степка-т? — не увидев Зыкова, удивился Аверкий.
Жданов едко заметил:
— Он не такой дурак, как вы! Пошумел — и ноги в руки. Поди, уже лес валит для умножения своего капиталу.
— Вот те фрухт! — задумчиво потрогал вислый нос Гошка Фатеев. — А орал, почитай, больше всех.
— По дороге он нам встретился, — пояснил Кунгуров.
Отец Фока, поняв, что кровопролитие отменяется, понуро прошел за спинами мужиков, сел на лошадь и, не оглядываясь, потрусил в село. Андрей посмотрел на согбенную спину священника, грустно улыбнулся:
— Попа чуть не пришибли…
Аверкий довольно осклабился:
— А че? Запросто могли! Мы такие! Нам ежели вожжа под хвост попадет, пиши пропало.
Жданов с прищуром обошел вокруг Бодунова. Аверкий подозрительно покосился на него:
— Че энто ты круголя тут даешь? Чего меня рассматривать?
С серьезным видом Жданов ответил:
— Дык ищу, где у тебя хвост помещается.
Мужики разразились хохотом.
Ярцев, который до этого осторожно выглядывал из-за заплота, высунулся по грудь. Заметив его, Андрей дождался, когда стих смех, сказал:
— Флегонтыч, никто тебя тюкать не будет, только ты в лес не суйся.
Ярцев обиженно огрызнулся:
— Служба у меня такая.
— А ты забудь про нее, — посоветовал Кунгуров. — И другим объездчикам накажи, чтобы на рожон не лезли. Свои головы, чай, дороже, чем государев лес.
— Оно понятно, — отозвался Ярцев. — Только ты бы лучше об этом Шванку сказал.
— Пока ты ему доложи, — сердито бросил Жданов. — А мы опосля растолкуем, ежели не уразумеет. В других-то волостях кабинетские усадьбы давно на дрова разобрали. Энто мы тут маненько замешкались.
Мужики побрели к саням, а Андрей задержался у кордона.
— Флегонтыч, ты мне вот что скажи… Степан чего на тебя озлился?
— Зыков, что ли? — устало навалился грудью на верхнее бревно Ярцев.
— Ну да. Никогда он с нашими мужиками не якшался. А тут на тебе?..
Объездчик задумчиво потеребил ус, не зная отвечать или нет. Потом решился:
— Шибко я его в смерти Татаркина подозреваю. Некому боле. Да и рожа у него была, когда мы встретились…
— Говорил кому-нибудь о своих подозрениях?
Ярцев вздохнул:
— Кому я скажу? Только становому.
Кунгуров покачал головой, помолчал. Уже направившись к кошевке, где его ждали Балахонов и Жданов, обернулся:
— А мешать нам, Флегонтыч, остерегись…
Глава третьяПЛАМЯ
Не снимая шинели, пристав сел на предложенный Симантовским ветхий стул, глянул в растерянные глаза учителя и произнес язвительно:
— Что, народовольческие инстинкты проснулись?
Симантовский нервно хрустнул пальцами:
— Не понимаю вас.
— Неужели? — с не меньшей язвительностью спросил пристав.
Симантовский спрятал за спицу дрожащие руки и повторил неожиданно резко:
— Не понимаю вас!
Збитнев удивился. Не словам, а тону, каким они были сказаны.
— Вы вот что, любезный Николай Николаевич… Я к вам не в гости зашел, а по службе. Провожу некое дознание. И соблаговолите по такому случаю обращаться ко мне соответственно занимаемой мною должности.
Злясь на самого себя, на свою вечную бесхарактерность, Симантовский попытался улыбнуться:
— Неужто меня в убийстве объездчика заподозрили?
Пристав презрительно подкрутил ус:
— Не смешите, любезный. Какой из вас душегуб? Вы излишне о себе мните.
Симантовский наконец сел на диван. Закинул ногу на ногу, отвалился на спинку. Судорожно искал ответ поязвительнее. Это не укрылось от глаз пристава:
— Хотите возразить?
Симантовский вспылил:
— Не смейте так со мной разговаривать! Я вам не мальчик для битья!
— Что я слышу, любезный? — пристав заинтересованно уставился на учителя. — Не волнуйтесь так, кондрашка может хватить. Эк вас затрясло! Пьете, должно быть, многовато.
— Прошу прекратить! — взвизгнул учитель, вскакивая.
— Садитесь, садитесь, — замахал руками пристав. — Так у нас разговор не пойдет.
— Что вас интересует? — затравленно выкрикнул Симантовский.
— Ну вот, это лучше, — резюмировал пристав. — Перейдем к делу. По всему стану мужики валят кабинетский лес. Хорошо ли это?.. — Он задумчиво подкрутил ус и сам ответил: — Безусловно, нет. На что направлены устремления мужиков? Только ли на обзаведение строительным материалом и дровами? — Он опять подкрутил ус: — Вы вот молчите, а я и на этот раз отвечу — нет! Своими деяниями мужики покушаются на собственность Его императорского величества.
— При чем тут я?
— Не перебивайте, — осадил учителя пристав. — И до вас доберемся… Итак, мужики рубят лее. Рубят целыми толпами, а лесная стража не может им воспрепятствовать. Лесная стража вынуждена прятаться от порубщиков…
Збитнев выдержал паузу и опять поднял глаза на Симантовского:
— А по всему Сотниково циркулируют слухи о том, что на беззаконие мужичков подбил не кто иной, как учитель местной школы…