13 именовавших себя «учениками Иоанна». В этой связи хочется сделать и такое замечание: по меньшей мере любопытно, что многие из восточных сообществ крайне замкнутого характера, от исмаилитов или учеников «Горного старца» до ливанских друзов, называли себя, как и некоторые из европейских рыцарских орденов, «хранителями Святой Земли». В дальнейшем мы постараемся подробней истолковать смысл этого выражения, а пока скажем лишь, что Сент-Ив нашел весьма точное — быть может, более точное, чем он сам думал — определение для воинства таинственной страны: «Тамплиеры Агартхи». А для тех, кого удивило только что употребленное нами выражение «внешняя оболочка», добавим, что рыцарское посвящение было по сути своей идентично посвящению кшатриев, что объясняет, между прочим, главенствующую роль любовной символики в рыцарском обиходе.14 Как бы там ни было, понятие о лице, являющемся одновременно священником и царем, нельзя считать особенно распространенным на Западе, хотя оно заложено в самом основании христианства в виде загадочных образов «царей-волхвов». Но даже в Средние века высшая власть в Европе (по крайней мере, внешне) была разделена между Папс твом и Империей.15 Такое разделение можно рассматривать как признак духовно не завершенной организации, поскольку в ней не был выявлен общий принцип, из которого проистекают и от которого зависят оба вида власти; подлинная высшая власть должна была осуществляться откуда-то извне. В противоположность этому, на Востоке подобное разделение власти встречается разве что в порядке исключения; вспомним о явной несопоставимости деятельности Будды и Чакраварти или «вселенского владыки»:16 ведь реальному Шакья-Муни пришлось в свое время сделать выбор между тем и другим.
Стоит добавить, что сам термин Чакраварти, в котором нет ничего специально буддийского, в индуистской традиции зачастую прилагается к Ману или к его представителям: Чакраварти — это, буквально, «вращающий колесо», т. е. тот, кто, пребывая в центре мироздания, управляет движением вещей, не принимая в нем непосредственного участия, или, согласно утверждению Аристотеля, является «неподвижным двигателем».17
Здесь нам хотелось бы обратить особенное внимание читателя вот на что: центр, о котором идет речь, — это недвижная точка, во всех традициях единодушно именуемая символическим «полюсом» бытия, ибо именно вокруг нее осуществляется круговращение мира, который, в свою очередь, чаще всего символизируется колесом: именно так обстоит дело и у кельтов, и у шумеров, и у индусов.18 Таков истинный смысл свастики, знака, распространенного от Дальнего Востока до Крайнего Запада;19 это прежде всего «знак полюса», о чем следовало бы знать современным ученым, которые напрасно пытались объяснить этот символ с помощью самых фантастических теорий. Большинство из этих ученых, одержимые своего рода навязчивой идеей, не желают видеть в нем ничего, кроме «солярного»20 знака, тогда как он принимает такое значение лишь изредка и случайно. Другие, более близкие к истине, рассматривают свастику как символ движения, но эта интерпретация, не будучи ложной, совершенно недостаточна, ибо здесь идет речь не просто о движении, но о круговращении вокруг некоего центра или незыблемой оси; именно эта неподвижная точка, повторяем, и является основным элементом, к которому самым непосредственным образом относится рассматриваемый символ.
Приведем еще одно мнение, куда более фантастическое, нежели все остальные, согласно которому свастика представляет собой схему древнего инструмента для добывания огня; однако знак этот, и впрямь иногда имеющий некоторое отношение к огню, поскольку является символом Агни, нельзя сводить к столь примитивному прообразу.
Из того, что мы только что сказали, можно уяснить, что «Царь Мира» должен обладать прежде всего полномочиями распорядительными и регулирующими (заметим попутно, что последнее из этих слов неспроста имеет общий корень со словами «гех» и «regere»), — полномочиями, как «равновесие» или «гармония»; на санскрите они с предельной точностью передаются термином «дхарма»,21 обозначающим отражение незыблемости высшего Принципа в мире проявленного. Из тех же рассуждений вытекает, почему основными атрибутами «Царя Мира» являются «Справедливость» и «Миролюбие», которые можно считать лишь внешними формами этого равновесия и этой гармонии в «человеческом мире» (манава-лока).22 'Этот пункт также имеет огромное значение, о котором мы должны напомнить тем, кто позволяет себе поддаться химерическим страхам, отзвук которых встречается и в последних строках книги Оссендовского.
Глава III. «Шехина» и «Метатрон»
Нет сомнений, что иные робкие умы, чье мышление целиком ограничено предвзятыми идеями, успели прийти в ужас от одного словосочетания «Царь Мира», которое они поспешили сопоставить с встречающимся в Евангелии выражением «Князь мира сего». Само собой разумеется, что подобное сопоставление является совершенно ошибочным и безосновательным; чтобы опровергнуть его, достаточно вспомнить, что как в еврейском, так и в арабском языке выражение «Царь Мира» нередко прилагается к самому Богу. Попытаемся в связи со всем этим изложить здесь некоторые теории еврейской Каббалы относительно «небесных посредников», — теории, которые имеют самое прямое отношение к основной теме настоящего исследования.
«Небесные посредники», о которых идет речь, это Шехина и Метатрон; скажем прежде всего, что в самом общем смысле Шехина — это «реальное присутствие» Божества в мире. Следует заметить, что в тех местах Писания, где упоминается Шехина, чаще всего говорится о созидании духовного центра: сооружении ковчега завета, построении храмов Соломона и царицы Зороавель. Такой центр, устрояемый в соответствии со строго определенными правилами, и в самом деле должен являться местом проявления божества, рассматриваемого прежде всего в своем светоносном обличье; любопытно заметить, что выражение «место пресветлое и пречистое», сохраненное в масонстве, вполне может быть отзвуком древней жреческой науки, касающейся воздвижения храмов, которая, разумеется, была знакома не только одним евреям. Вообще же Шехина представляется в многочисленных аспектах, главными из которых являются два — внутренний и внешний; оба они яснее всего определяются фразой, содержащейся в другой традиции — христианской: «Gloria in excelsis Deo, et in Terra Pax hominibus bonae voluntatis»[54]. Слова «Gloria» и «Рах»[55] относятся соответственно к внутреннему и внешнему аспекту вопроса, т. е. к Принципу и к проявленному миру; рассматривая эти слова с данной точки зрения, тут же понимаешь, почему они произнесены ангелами (Малаким), чтобы возвестить рождение «Бога с нами» или «в нас» (Эммануил). Относительно первого аспекта можно также припомнить теологические теории о «свете славы», в котором и посредством которого осуществляется «блаженное видение» (in excelsis); что же касается второго аспекта, т. е. Мира (Рах), то он, в эзотерическом смысле, повсюду воспринимается как один из основных атрибутов духовных центров, установленных в нашем мире (in Terra). С другой стороны, арабский термин Шакина, соответствующий еврейскому Шехина, переводится как «Великое миролюбие» и, таким образом, полностью совпадает с розенкрейцерским понятием «Рах рrofunda»[56]; эта параллель позволяет объяснить, что именно розенкрейцеры понимали под выражением «Храм Святого Духа», а также уразуметь точный смысл евангельских текстов, в которых говорится о Мире,23 тем более, что «тайная традиция, касающаяся Шехины, имеет некоторое отношение к свету Мессии». Г-н Вюйо, которому принадлежит данное указание,24 не без основания подчеркивает, что речь идет о традиции, уготованной для тех, кто следует путем, ведущим в Pardes, т. е., как мы увидим в дальнейшем, в высший духовный центр.
Приведем и еще одну выдержку из г-на Вюйо, в которой говорится о «тайне, связанной с празднованием юбилеев»25 и каким-то образом соотносящейся с идеей «Миролюбия»; здесь автор цитирует текст каббалистического трактата «Зогар»: (III, 52 в) «Поток, текущий из Эдема, носит имя Иобель» и Иеремии (XVII, 8): «… он будет как дерево, посаженное при водах и пускающее корни свои у потока», откуда следует, что «основная идея празднования юбилея заключается в возвращении всех вещей к их первозданному состоянию». Ясно, что это то самое «первозданное состояние», о котором свидетельствуют все традиции; мы более или менее подробно говорили о нем в нашем исследовании «Эзотеризм Данте», где проводится параллель между «Земным Раем» и «Небесным Иерусалимом». В сущности, суть этих соответствий неизменно сводится к описанию различных фаз циклического проявления и к идее Пардеса, центра нашего мира, который в традиционной символике всех народов сравнивается с сердцем, центром, человеческого существа и «вместилищем божества» (Брахма-пура в индийской традиции); в иудаизме он символизируется Ковчегом Завета, именуемым по-еврейски «Мишкан» («обиталище Бога»), причем слово это происходит от того же корня, что и Шехина.