обозначаемую именем Ману, и что, с другой стороны, одно из значений этого имени указывает на отражение божественного света.
«Царь Мира, — сказал Оссендовскому некий лама, — постигает мысли тех, кто оказывает влияние на судьбы человечества. <…> Он узнает все их помыслы. Если те угодны Богу, Царь Мира тайно поможет их осуществлению, если нет — помешает. Эту власть дает Агарти тайное знание — „Ом“, с этого начинаются наши молитвы». Далее следует фраза, которая способна поставить в тупик всех тех, кто имеет лишь смутные представления о священной моносиллабе «Ом»: «„Ом“ — это имя первого гуру — святого, жившего триста тридцать тысяч лет назад тому». Эта фаза и впрямь может показаться абсолютно бессмысленной, если не подумать вот о чем: эпоха, о которой идет речь, да к тому же обозначаемая столь смутным образом, явно предшествует эре теперешнего Ману нашей Кальпы {Вайвасвата — ее седьмой Ману), прозванного Свайямбхувой, т. е. порождением Свайямбху, «Того, кто существует сам по себе», или вечного Логоса; Логос же, или тот, кто его непосредственно воплощает, по праву может зваться первым Гуру или «Духовным наставником»; таким образам. Ом — это в действительности одно из наименований Логоса.46
С другой стороны, слово Ом служит непосредственным объяснением иерархического распределения чинов между Брахатмой и обоими его соправителями. В самом деле, согласно индусской традиции, три элемента этой священной моносиллабы символизируют соответственно «три мира», на которые мы только что намекнули, то есть три составные части Трибхуваны; это земля (Бху), Воздушное пространство (Бхувас) и Небо (Свар); иными словами, это мир телесного проявления, мир тонкой манифестации и непроявленный мир духовных начал.47 Это и есть рассматриваемые в восходящем порядке области, подчиненные Маханге, Махатме и Брахатме, что вполне соответствует интерпретации их титулов, приведенной выше; соподчинительные связи, существующие между этими различными областями, оправдывают, в частности, тот факт, что Брахатма именуется «Владыкой трех миров»:48 «Это всеобщий владыка, это всезнающий (непосредственно видящий все следствия в их причине) внутренний устроитель (покоящийся в центре мира и управляющий изнутри его движением, не принимая в нем участие), это источник (всякой законной власти), начало и конец всех существ (их циклического проявления, чей закон воплощается в нем)».49 Обращаясь к другой, не менее точной символике, скажем, что Маханга представляет собой основание инициатического треугольника, вершиной которого является Брахатма; что же касается Махатмы, то он выполняет роль посредника между двумя силами, роль космической жизненной силы, Anima Mundi герметистов, чья деятельность осуществляется в «промежуточном пространстве»; все это с предельной ясностью изображается соответствующими знаками того священного алфавита, который Сент-Ив именует «ваттаном», а Оссендовский — «ваттананом», или теми геометрическими формами (прямая линия, спираль и точка), к которым, в сущности, сводятся три мантры или составные элементы моносиллабы Ом.
Попробуем объяснить еще определенней: Брахатме принадлежит вся полнота как жреческой, так и царской власти во всей ее первозданной нерасчлененности; затем эти два вида власти обособляются одна от другой, и тогда Махатма предстоит перед нами воплощением жреческого могущества, а Маханга — царского достоинства. В земном мире этому разделению соответствуют касты брахманов и. кшатриев, однако, будучи «вне каст», Махатма и Маханга, как таковые, совмещают в себе и жреческий, и царский характер. Здесь, пожалуй, стоит уточнить один пункт, который, как нам кажется, никогда еще не был должным образом объяснен: выше мы уже упоминали евангельских «царей-волхвов», как бы объединяющих в себе эти два вида власти; добавим теперь, что эти загадочные персонажи являются на самом деле не чем иным, как тремя владыками Агартхи.50 Маханга подносит Христу золото и величает его «Царем»; Махатма одаривает его благовониями и приветствует как «Жреца», и, наконец, Брахатма подносит ему смирну (бальзам нетления, разновидность амриты51), именуя «Пророком» или «Духовным учителем». Знаки почтения, оказываемые таким образом младенцу-Христу во всех трех мирах тремя полномочными представителями первозданной традиции, являются в то же время, как нетрудно заметить, залогом полного соответствия христианства с этой традицией.
Оссендовский, естественно, не мог принимать в расчет такого рода рассуждений, но если бы он попытался чуть глубже осмыслить суть описываемых им вещей, от него, по меньшей мере, не ускользнула бы аналогия между высшим тернером Агартхи и соответствующей триадой ламаизма в том виде, в каком он сам ее описывает: это Далай-Лама, воплощающий в себе святость (или чистую духовность) Будды; Таши-Лама, реализующий его знания (не «магические», как это принято считать, а, скорее, «теургические»), и Богдо-Хан, представляющий его материальную воинскую силу; разделение функций этой триады находится, как мы видим, в точном соответствии со схемой «трех миров». Оссендовский вполне мог провести эту параллель, поскольку ему было указано, что «столица Агарти чем-то напоминает Лхассу, где Потала, дворец Далай-Ламы, стоит на горе, застроенной монастырями и храмами»; впрочем, подобная манера выражения ошибочна, ибо элементы сравнения в ней переставлены: в действительности Потала является отражением своего прообраза, столицы Агартхи, а не наоборот. Центр ламаизма может служить всего лишь напоминанием о подлинном «Центре Мира», однако все центры такого рода, независимо от их местоположения, не только обладают общими топографическими особенностями, имеющими несомненную символическую ценность, но и подчиняются законам, согласно которым действуют «духовные влияния», — этот вопрос находится в ведении той отрасли традиционной науки, которую можно назвать «священной географией». Можно упомянуть и еще одно, не Менее важное соответствие: описывая различные степени или круги инициатической иерархии, находящиеся в связи с некоторыми символическими числами, в частности, с теми, которые служат для измерения времени, Сент-Ив говорит, что «самый возвышенный и самый близкий к таинственному центру круг состоит из двенадцати членов, символизирующих собой высшее посвящение и соответствующих, между прочим, зодиакальному поясу». Именно этот круг воспроизводится так называемым «окружным светом» Далай-Ламы, состоящим из двенадцати великих Нашманов (или Ном-ханов), а отголоски этого понятия встречаются и в некоторых западных традициях, — достаточно вспомнить о «Рыцарях Круглого Стола». Добавим еще, что двенадцать членов внутреннего круга Агартхи, с точки зрения космического порядка, представляют собой не только двенадцать знаков зодиака, но и (хотелось бы сказать — «главным образом», хотя обе эти интерпретации не исключают одна другой) двенадцать Адитьев, т. е. форм Солнца, соотносящихся с этими зодиакальными знаками,52 и это вполне естественно, поскольку Ману Вайвасвата называется «сыном Солнца», «Царем Мира», и одной из его эмблем является солнце.53
Непосредственный вывод из всего вышеизложенного заключается в том, что существуют необычайно тесные связи между описаниями более или менее сокровенных, более или менее труднодостижимых духовных центров, сделанными в самых разных странах. Единственное правдоподобное объяснение этого факта таково: если эти описания и впрямь относятся к различным центрам, то те могут быть лишь отражением единого и высшего центра, подобно тому, как все обособленные традиционные формы являются, в общем, только видоизменениями великой первозданной Традиции.
Глава V. Символика Грааля
Мы только что вскользь упомянули о рыцарях Круглого Стола; будет, пожалуй, нелишним сказать здесь несколько слов о сущности «поисков Грааля», которыми, согласно легендам кельтского происхождения, занимались эти рыцари. Во всех традициях содержатся намеки на ту или иную вещь, которая в известное время была потеряна или сокрыта: это, например, индусская сома или авестийская хаома, «напиток бессмертия», находящийся в прямом соотношении с Граалем, поскольку тот, как известно, является священной чашей, содержащей в себе кровь Христову, т. е. тот же самый «напиток бессмертия». Символика утраты неоднозначна: у евреев, например, утерянным считается не какая-либо вещь, а произношение великого Имени Господня,54 но основная идея сохраняется повсюду и далее мы увидим, чему она в точности соответствует.
Святой Грааль — это, как известно, чаша, служившая во время Тайной Вечери, в которую Иосиф Аримафейский собирал затем кровь и воду, хлынувшую из раны в боку Христа, нанесенной копьем центуриона Лонгина.55 Согласно легенде, чаша эта была впоследствии перенесена в Британию самим Иосифом и Никодимом;56 в этом следует видеть намек на связь, которая установилась между кельтской традицией и христианством. Чаша играет весьма важную роль в большинстве древних традиций, в том числе и у кельтов; примечательно, что она зачастую соотносится с копьем, и тогда оба эти символа в некоторой степени дополняют друг друга; но рассмотрение этих соответствий отвлекло бы нас от основной темы.57
Быть может, наиболее отчетливо сущность символики Грааля раскрывается в легендах о его происхождении: говорят, что чаша эта была выточена ангелами из огромного изумруда, украшавшего чело Люцифера и утраченного им во время падения.