своей неделимо). Идея «устойчивости», которая на архитектурном уровне прилагается именно к столпу, равным образом соответствует этому же самому камню, рассматриваемому как капитель "осевого столпа", символизирующего "ось мира". А последняя, которую Платон описывает как "алмазную ось", с другой стороны, является также и "столбом света" (как символ Агни и как "солнечный луч"); с наибольшим основанием (можно было бы сказать, "в высшей степени") это последнее качество приложимо к ее «венцу», который олицетворяет самый источник, откуда она эманирует как световой луч.[496] В индуистской и буддийской символике все, имеющее «центральное» или «осевое» значение, вообще уподобляется алмазу (например, в таких выражениях как ваджрасана, "алмазный трон"); легко понять, что все эти ассоциации составляют часть традиции, которую можно назвать поистине универсальной.
Это еще не все: алмаз (бриллиант) считается "драгоценным камнем" по преимуществу; и этот "ценный камень, как таковой, также является символом Христа, который оказывается здесь отождествленным с другим своим символом, "краеугольным камнем". Или, если угодно, оба эти символа оказываются слиты в одном. Можно было бы сказать тогда, что этот камень — в той мере, в какой он олицетворяет «свершение» или "исполнение"[497] — в языке индуистской традиции есть чинтамани, что равнозначно алхимическому западному выражению "философский камень".[498] И очень показательно в этом отношении, что христианские герметисты часто говорят о Христе как об истинном "философском камне", каковым он является не в меньшей мере, нежели "камнем краеугольным".[499] Тем самым мы возвращаемся к тому, что уже говорили ранее по поводу двух смыслов, в которых может пониматься арабское выражение rukn el-arkin, о соответствии, которое существует между двумя символиками, архитектурной и алхимической.
И чтобы закончить замечанием действительно всеобщего значения это затянувшееся, хотя, безусловно, неполное исследование, потому что тема из практически неисчерпаемых, мы можем добавить, что и само это соответствие, по сути, есть лишь частный случай того, что сходным образом, хотя, может быть, и не так явно, существует между всеми науками и всеми традиционными искусствами. Потому что все они, в действительности, суть разнообразные выражения и приложения одних и тех же истин принципиального и универсального порядка.
44. "Lapsit exillis"[500]
Говоря о символике "краеугольного камня", мы имели случай упомянуть мимоходом lapsit exillis Вольфрама Эшенбаха; может быть, не безынтересно вернуться более конкретно к этому вопросу, в силу многообразных сближений, для которых он дает основание. В своей странной форме[501] это загадочное выражение может наполняться более чем одним значением: это, несомненно и прежде всего, своего рода фонетически искаженное lapis lapsus ex coelis, "камень, упавший с небес"; кроме того, этот камень, в силу самого своего происхождения, находится как бы "в изгнании" в своем земном пребывании,[502] откуда, впрочем, согласно различным традициям, касающимся этого же камня или его эквивалентов, он должен, в конечном счете, подняться на небеса.[503] Что же касается символики Грааля, то важно отметить, что хотя чаще всего он описывается в форме чаши и что именно такова его наиболее известная форма, иногда он также является и камнем, и это как раз имеет место в случае Вольфрама Эшенбаха. Впрочем, он может одновременно являться тем и другим, потому что чаша, как сообщается, была выточена из драгоценного камня, который, выпав при падении Люцифера из его лба, равным образом есть "упавший с небес".[504]
А вот что, с другой стороны, похоже, еще увеличивает сложность этой символики, но что реально может дать «ключ» к некоторым взаимосвязям: как мы уже объясняли ранее, если Грааль является сосудом (grasale), то он также есть и книга (gradale или graduale); и в некоторых вариантах легенды речь идет здесь не буквально о книге в собственном смысле слова, но о надписи, начертанной на чаше ангелом или самим Христом. Но надписи происхождения, по всей видимости, «надчеловеческого», в известных обстоятельствах появляются также и на lapsit exillis:[505] последний, стало быть, является "говорящим камнем", т. е., если угодно, "оракульной чашей", потому что, если камень может «говорить», издавая звуки, то он может делать то же самое (как щит черепахи в дальневосточной традиции) и посредством букв или изображений, появляющихся на его поверхности. Самое же примечательное с этой точки зрения есть то, что библейская традиция упоминает об "оракульной чаше", чаше Иосифа,[506] которая могла бы — по крайней мере, в этом отношении — рассматриваться как одна из форм самого Грааля. И, любопытная вещь, оказывается так, что именно другой Иосиф, Иосиф Аримафейский считается обладателем или хранителей Грааля, перенесшим его с Востока в Британию. Удивительно, что, похоже, этим «совпадениям» — достаточно знаменательным, однако, — никогда не уделялось внимания.[507]
Вновь возвращаясь отсюда к lapsit exillis, мы отметим, что некоторые сближали его с Lia Fail, или "камнем судьбы", действительно, последний также является "говорящим камнем", и, сверх того, он мог быть в некотором роде и "камнем, пришедшим с небес". Потому что, согласно ирландской легенде, Fuatha de Danann будто бы принесли его с собой из места своего первоначального пребывания, которому приписывается характер «небесный» или, по меньшей мере, «райский». Известно, что Lia Fail был священным камнем древних королей Ирландии, а затем стал таковым же для королей Англии, будучи, согласно всеобще распространенному мнению, принесен Эдуардом I в Вестминстерское аббатство. Но что может показаться, по меньшей мере, странным, так это то, что этот камень отождествляется с тем, который Иаков освятил в Вефиле.[508] Это не все: последний, согласно еврейской традиции, как представляется, был тем же самым, который сопровождал израильтян в пустыне и откуда изошла вода, которую они пили[509] и которая, согласно истолкованию ап. Павла, была ничем иным, как самим Христом.[510] Он будто бы стал потом камнем Shethiyah, или "закладным камнем", помещенным в Иерусалимском Храме под местонахождением Ковчега Завета[511] и таким образом, символически отмечающим "Центр мира", как подобным же образом отмечал его, в другой традиционной форме, Омфалос в Дельфах.[512] И поскольку все эти идентификации, очевидно, сходны, то можно уверенно сказать, что во всех этих случаях в действительности речь всегда идет об одном и том же камне.
Нужно, однако, отметить — применительно к «строительной» символике — что основополагающий камень, о котором только что шла речь, никоим образом не следует смешивать с "краеугольным камнем", потому что последний является увенчанием здания, тогда как другой кладется в центр его основания.[513] И, таким образом, будучи помещен в центр, он равным образом отличается от "закладного камня", понимаемого в обычном смысле этого выражения, поскольку последний занимает один из углов того же основания. Мы уже сказали, что в закладных камнях четырех углов основания есть как бы отражение и присутствие подлинного "краеугольного камня" или "камня вершины". В рассматриваемом случае также можно говорить об отражении, но речь идет о более прямой связи, нежели в предыдущем случае, потому что "камень вершины" и "основополагающий камень" располагаются на одной и той же вертикали, так, что последний оказывается как бы горизонтальной проекцией первого на план основания.[514] Можно было бы сказать, что этот "основополагающий камень", пребывая на одном и том же плане с ними, синтезирует в себе частные аспекты, олицетворяемые камнями четырех углов (этот частный или частичный характер находит выражение в косине линий, которыми они соединяются с вершиной здания). В действительности, "основополагающий камень" центра и "краеугольный камень" являются, соответственно, основанием и вершиной осевого столпа, будь последний воплощен видимым образом или существуй он только «идеально». В последнем случае этот "основополагающий камень" может быть камнем очага или камнем алтаря (что в принципе одно и то же), который, во всяком случае некоторым образом, соответствует самому «сердцу» здания.
Мы уже сказали по поводу "краеугольного камня", что он олицетворяет "камень, упавший с неба", и мы видели теперь, что lapsit exillis более точно является "камнем, упавшим с неба". Это, впрочем, может еще и быть увязано с "камнем, который отбросили строители", если, с точки зрения космической, рассматривать этих «строителей» как ангелов или дэвов;[515] но поскольку «спуск» вовсе необязательно является "падением",[516] то уместно проводить определенное различие между двумя выражениями. Во всяком случае, идея «падения» ни в коем случае не могла бы прилагаться к случаю, когда "краеугольный камень" занимает свое окончательное положение на вершине.