Дженнифер все это время сидела за барной стойкой, но не пошевелила и пальцем: по ее словам, на этой кухне и так уже было слишком много поваров. Она явно обрадовалась, что сегодня можно отдохнуть от готовки. Правда, сливочное масло, густые сливки и сыр одним своим видом вызывали у нее неподдельный ужас.
Ужин удался. Еда получилась вкусной, а атмосфера была непринужденнее, чем когда-либо с момента моего появления в доме семьи Коулман. Даже Анастасия съела свою порцию, не сказав ни одного обидного слова в мой адрес.
Отец взял с тарелки последний кусочек, откинулся назад и расслабленно вздохнул.
– Элламара, ты просто великолепна. Я думаю, эти вышли даже лучше, чем у твоей мамы.
По моим жилам разлилось приятное тепло: впервые в жизни папа сделал мне настоящий комплимент. Но я все равно отрицательно покачала головой:
– Нет, лучше маминых все равно не выйдет. Но когда абуэла[11] была жива, она научила меня готовить сопапийяс по своему особенному рецепту, и они действительно получаются у меня лучше, чем у мамы. Может быть, на Рождество мы могли бы… – Мой голос задрожал, и меня охватила жгучая печаль. Я утерла салфеткой подступившие слезы и неуклюже извинилась.
– Да что с ней не так? – прошипела Анастасия.
Джульетта попыталась спасти положение и спросила:
– А что такое сопапийяс?
Папа ухватился за спасательный круг, брошенный Джульеттой.
– В интерпретации ее мамы – это что-то вроде жареных тыквенных пончиков, политых кленовым сиропом. Очень вкусно. Мы ели их на завтрак вместе с горячим шоколадом каждое Рождество. Элла, по-моему, даже больше радовалась сопапийяс, чем подаркам.
– Наша традиция, – прошептала я, окунувшись в воспоминания. – В прошлом году она впервые нарушилась.
– Значит, в этом тебе придется съесть вдвое больше, чтобы наверстать упущенное, – улыбнулся папа.
Я вскинула голову и почувствовала себя по-дурацки от того, что к глазам опять подступили слезы.
– Правда? Мы можем приготовить их на Рождество? Вы не против?
– Конечно.
– Да, я определенно согласна перенять такую традицию, – добавила Джульетта. – Обычно в рождественское утро мы завтракаем шоколадом, который находим в носках с подарками.
Вечер, кажется, был спасен, но теперь равновесие казалось очень хрупким – возможно, из-за того, что Анастасия молчала и сосредоточенно рассматривала свои колени.
Мы все заметили ее раздраженный взгляд, но попытались не обращать внимание, в надежде, что она остынет.
Отец попытался продолжить разговор:
– Абуэла правда оставила тебе свой секретный рецепт?
Я ухмыльнулась:
– Вместо обычного коричневого сахара нужно использовать чанкаку[12]. Ее непросто найти, но результат того стоит. Я никогда не говорила маме, в чем секрет: бабушка взяла с меня клятвенное обещание. Мама всегда ужасно злилась из-за этого.
Папа засмеялся, и я улыбнулась ему в ответ. Все это было так странно! Мы сидели на кухне и вспоминали маму. Когда она умерла, я подумала, что больше не смогу о ней говорить – потому что не с кем. В моей жизни не осталось никого, кто ее знал. Кроме папы, который был женат на ней восемь лет. Но все это было так давно, что я с трудом верила в то, что он и есть человек из моих детских воспоминаний.
– Абуэла… – протянула Джульетта, отвлекая меня от размышлений. – Это значит «бабушка», верно? Мама твоей мамы?
Я кивнула.
– Она живет в Бостоне?
Я тяжело вздохнула:
– Она умерла, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Дедушка умер, когда мне было одиннадцать, а поскольку мама – единственный ребенок в семье, после смерти бабушки мы остались вдвоем. А других родственников у меня не было.
– Вообще-то был, – процедила Анастасия сквозь зубы. – У тебя был папа.
Отец в это время подносил к губам бокал, но промахнулся и облил вином скатерть. Анастасия этого даже не заметила: она пристально смотрела на меня, буквально дымясь от злости.
– Ты не сирота, Элла.
– Я этого и не говорила, – чуть слышно выговорила я.
Настроение было безнадежно испорчено. Теперь главный вопрос заключался в другом: насколько разрушительной будет надвигающаяся катастрофа? От Анастасии можно было ожидать чего угодно.
– Почему ты никогда не говорил нам о ней? – неожиданно спросила отца Анастасия. – Мы даже не подозревали о ее существовании, пока полиция не сообщила об аварии.
Не знала об этом. Я огляделась по сторонам, ожидая услышать подтверждение или опровержение ее слов. Отец отвел глаза, поэтому я перевела взгляд на Джульетту. По выражению ее лица стало сразу понятно: Анастасия говорила правду. Он никогда не говорил, что у него есть дочь. Я ничего для него не значила.
Я поняла, что реву, только когда мои всхлипывания привлекли всеобщее внимание.
– Я знала о тебе, – тихо сказала Дженнифер. – Он рассказывал о дочери, когда мы начали встречаться.
– А он не рассказывал, что женат, когда вы начали встречаться?
Я задала этот вопрос без задней мысли. Не хотела их обидеть или заставить почувствовать себя виноватыми. Мне просто нужно было знать.
Дженнифер, видимо, уловила отчаяние в моих словах. Прикрыв глаза, она кивнула:
– Да.
– Почему ты никогда не говорил нам о ней? – не унималась Анастасия. – Если ты так ее любил и берег все эти милые воспоминания, почему не упоминал о ней хотя бы время от времени и не хранил в доме ее фото?
Отец ничего не мог ответить, и Анастасия обрушилась на меня.
– А ты? Почему ты ни разу не позвонила и не прислала хотя бы школьный рисунок или что-то в этом Аухе?
– Ана! – взмолился отец.
Его мольбы никого не интересовали – ни Анастасию, ни меня. Я должна была ответить сама. Меня достало, что Анастасия продолжает расковыривать рану, которая и так невыносимо болит. Я села настолько прямо, насколько смогла, расправила плечи и посмотрела ей прямо в глаза.
– Я отправляла и рисунки, и открытки, и письма, говорила, что люблю его, и годами умоляла навестить меня. А он так ни разу не ответил и не позвонил. В первые пару лет мне еще изредка приходили открытки на день рождения или Рождество, но через некоторое время и они исчезли, и я перестала писать. Знаешь ли, у любой девочки рано или поздно проснется гордость, если ее все время отвергать.
Анастасия злобно посмотрела на меня, но так и не придумала, как бы еще уколоть. На этот раз молчание нарушил отец.
– Прости меня, девочка, – еле слышно прошептал он.
Я сделала вид, что не услышала, и обратилась к Дженнифер:
– Прошу меня извинить.
Дженнифер кивнула. По ее щекам струились слезы.
Последним, что я услышала, прежде чем сбежать к себе в комнату, был крик Джульетты:
– Ну что, теперь ты довольна, Ана? Ты все испоганила!
Кто-то побежал вверх по лестнице.
16
Я НАРУШИЛА ПРАВИЛО доктора Пэриш и заперлась в своей комнате. В ту ночь в мою дверь несколько раз стучали. Я не отвечала, и они наконец-то поняли намек и оставили меня в покое. Синдер, судя по всему, оказался тупее моих родственников. Он звонил, я не брала трубку, но он продолжал обрывать телефон. Звонил еще и еще. Потом он вошел в сеть, и мой ноутбук взорвался звуковыми уведомлениями от его ежесекундных сообщений. Телефон все также настойчиво продолжал звонить.
EllaTheRealHero: Прости, Синдер. Я не в настроении переписываться сегодня.
Cinder458: He надо переписываться. Давай просто поговорим. Перезвони мне, пожалуйста.
EllaTheRealHero: He могу. Не сегодня.
Cinder458: Это из-за нашего разговора?
Я уставилась в экран, положив руки на клавиатуру, и была готова написать ему ответ. Но понятия не имела, что именно сказать. Просто не могла в тот момент говорить с Синдером. Этот день добил меня окончательно. Я сделала огромный шаг, чтобы сегодня вечером стать частью папиной семьи. Отдала им частичку себя, а взамен они разбередили воспоминания, которые я хранила глубоко внутри все эти годы.
Это сработало, но ненадолго. На пару минут мой папа вернулся ко мне – тот, настоящий папа из прошлого. Но вопрос Анастасии снова забрал его у меня. Ее слова потревожили старую рану, и, пока я вновь переживала счастливые воспоминания, полоснули прямо по живому. Синдер бы подбодрил меня: он всегда так делал. Но даже он увильнул в сторону. Сегодня днем он тоже отверг меня – прямо как отец много лет назад.
Cinder458: Элла?
Cinder458: Прости.
Cinder458: Элла, поговори со мной, пожалуйста. Позволь мне все объяснить.
EllaTheRealHero: Тебе не нужно ничего объяснять. Это я должна извиниться. Прости, что Вивиан застала тебя врасплох. Мы с ней познакомились всего пару дней назад. Я еще не говорила ей о тебе. Она не понимала, что делает, когда попросила тебя прийти в пятницу. Если бы я знала, что она задумала, то остановила бы ее. Прости меня.
Cinder458: Тебе не за что извиняться. Это все я, ты тут ни при чем. Звучит странно, понимаю, но это так. Ты же знаешь, что очень дорога мне, правда? Даже не подозреваешь, как сильно я хотел принять приглашение твоей подруги. Просто…
Телефон зазвонил снова, но я не взяла трубку. Не хотела, чтобы он слышал, как я плачу.
Cinder458: Мы можем не делать это в чате?
EllaTheRealHero: Делать что?
Cinder458: Говорить обо всем этом.
EllaTheRealHero: Мы вообще не обязаны ни о чем говорить. Я понимаю. Все в порядке.
Он набрал мне еще раз. Я не ответила.
Cinder458: Нет, ты не понимаешь. Ты думаешь, я не хочу встретиться с тобой, а я просто не могу. Моя жизнь – действительно очень сложная штука. Не хочу, чтобы она принесла тебе страдания.
EllaTheRealHero: Ты говоришь это потому, что у тебя есть «типа» девушка, которую ты ненавидишь, но не можешь бросить?
Cinder458: В том числе, но не только поэтому.
EllaTheRealHero: Послушай, Синдер, меня это совсем не волнует. То есть мне, конечно, не все равно, и я бы хотела, чтобы ты с ней расстался, ведь она делает тебя несчастным, хотя ты этого не заслуживаешь. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Но я не против того, что у тебя есть девушка. Меня это совсем не обижает.