Возвратившись к вопросу о терактах, Борис Викторович указал на два объекта за границей: проживавшего в Италии председателя СНК А.И. Рыкова и полпреда в Англии Х.Г. Раковского. В России такими объектами он назвал Калинина, Сталина и Зиновьева.
На вопрос, что даст убийство Рыкова и Раковского, Борис Викторович ответил, что прежде всего этот акт легче выполнить заграницей, чем в России. За это в России расстреляют, а заграницей, наоборот, человек, совершивший его, станет героем, как Конради и Полунин. Процесс может быть использован как агитационный против коммунистов. Что касается Раковского, то при совершении этого акта в Англии большевики безусловно порвут с Англией, как со Швейцарией после процесса «Конради и Полунина»[186]. Тем самым сойдут на нет англо-советские переговоры.
В Париже, куда может приехать Раковский, он будет точно знать от одного из своих друзей, очень близкого с Раковским, с которым будет обязательно обедать, — дату и время обеда.
На другой день Федоров прочитал в газете «Последние новости» о том, что председатель Совнаркома Рыков возвратился в Москву и приступил к исполнению обязанностей. Это известие огорошило Савинкова и очень опечалило, как видно было по его настроению.
В тот же день он опять просил передать Сергею Эдуардовичу, чтобы он не задерживался и «приезжал к нему, ибо срочно нужен для одного дела». Андрей Павлович указал Савинкову, что Павловский никак не мог расшифровать «невесты» в первом письме от января. Борис Викторович пояснил, что это — из террористических объектов. В тот же день во время беседы он сказал, что, конечно, лучше всех этот акт мог бы произвести он сам как террорист в прошлом, но теперь этого делать нельзя: это будет для него «политической смертью». Все скажут, что у Савинкова никого больше нет, если он сам пошел на это. А доверить организовать такую работу можно только таким людям, как «Серж».
Савинков рассказал, что ведет переговоры с Троцким, но не знает, чем они закончатся. Переговоры шли при посредничестве близкого к Троцкому военного Беренса, работавшего в прошлом с Александром Ивановичем Гучковым в Военно-промышленном комитете. В переговорах касались вопроса смены правительства в Москве, предоставления гражданских свобод — свободы слова, печати, собраний, исповеданий, частной собственности и пр. Беренс от имени Троцкого ответил, что поставленные пункты пока преждевременны.
Савинков передал через Беренса Троцкому: «Савинков желает говорить об изменении правительства». Беренс взялся передать это Троцкому. Ответа пока не было. Беренс из Парижа уехал. Результаты переговоров Савинков обещал немедленно сообщить в Москву.
Вечером 30 апреля встретились в кафе. Было пять человек: Федоров, Рейли с женой и Савинков с Л. Деренталь. Играли в шахматы и биллиард. Шахматист Савинков хороший, на биллиарде играл плохо. Говорили об англо-советской конференции. Рейли считал, что большевики требуют кредитов, думая, что английское правительство может их дать, однако денег у английского правительства нет. Их могут дать только коммерсанты. Вскоре в Англии будут две борющиеся силы — консерваторы, к которым примкнут правые либералы, и рабочая группа, к которым примкнут левые либералы. Макдональд ведет переговоры с коммунистами России в угоду ирландцев-коммунистов, членов рабочей партии, но ничего из этих переговоров в конечном итоге не видно, кроме дипломатической связи.
2 мая Федоров виделся с Савинковым за обедом в кафе. Тот принес пакет от Дмитрия Владимировича — материалы по «Л.Д.» и деньги. Андрей Павлович вручил Савинкову 100 долларов от имени ЦК «НСЗРиС» как содержание председателя. Он был очень и очень благодарен и тронут вниманием. Дача ему ежемесячного содержания имела хорошие результаты.
Савинков рассказал, что в Париже есть масонская ложа и русская секция в ней, руководимая Н.В. Чайковским. Туда же входят «махровые» монархисты, как Б.А. Кистяковский. Но есть группа и либералов-демократов, которая пригласила Савинкова руководить ими. Борис Викторович спрашивал Федорова, есть ли смысл их разделить, выкинув оттуда монархистов. Андрей Павлович посоветовал произвести расслоение, взяв в свои руки тот элемент, который может понадобиться в будущем.
2 мая Савинков — именинник, в этот день ездили в Булонский лес вместе с Любовью Ефимовной Деренталь кататься. Вечером сидели опять в кафе «Трокадеро», куда пришел и Рейли. Играли в шахматы и на биллиарде. Темы бесед те же — Советская Россия, англосоветская конференция, переворот в России, Павловский и пр.
3 мая вечером Федоров вместе с Савинковым был у Ярославцевых. Вспоминали походы: Белорусский, Перемыкина, Балаховича, генерала Матвеева и др. Ярославцев попросил Савинкова устроить постоянное получение нескольких экземпляров газеты «Свобода», для отправки их в Россию.
Так тянулось время до 8 мая: на этот день Андрей Павлович назначил свой отъезд из Парижа. С утра он был у Савинкова. Подробно переговорили обо всем, особенно о том, что необходимо для его поездки. Прежде всего, конечно, средства, так как он их сам не смог достать. Борис Викторович предупредил, что в Москву с собой берет Александра Дикгоф-Деренталя и его жену, Любовь Ефимовну. Попросил организовать для всех безукоризненные документы, деньги на проезд трех человек из Парижа в Москву, средства на содержание семьи, приблизительно долларов 100 в месяц. Савинков сказал, что если Москва будет иметь в будущем большие деньги, то нужно будет заплатить долг — 50 тысяч франков, взятых на организацию террористического акта против Чичерина в Берлине, окончившегося неудачно.
Затем Борис Викторович вернулся опять к вопросу о газете, которой должна руководить Москва, но временно, чтобы не ударить по самолюбию Философова, Португалова, Шевченко и Арцыбашева, просить Москву давать информацию и руководить по вопросам внутренней политики России и по вопросам организации. Также он просил по приезде в Варшаву переговорить с Дмитрием Владимировичем по этому вопросу, получить от него адреса, по которым можно будет посылать из Москвы корреспонденцию. Об этом он сам написал Философову. Кроме того, просил переговорить с ним по следующим вопросам:
«а/ сообщить ему о решении Савинкова ехать в Москву, но, чтобы об этом не знал никто — ни Шевченко, ни Арцыбашев и т. д.
б/ Философов должен получить в Варшаве Савинкову разрешение на официальный въезд в Польшу на время.
в/ переговорить с Фил. о документе «Сержа» — итальянский паспорт, не истек ли срок, а если истек, нужно будет его восстанавливать, то просил меня достать для «Сержа» польский паспорт, что сохранит и время, и деньги и избавит от необходимости для возобновления паспорта посылать или ехать в Рим. /Срок паспорта — 30 июня 1924 г., выдан в Риме/».
Вручив письма в Москву в ЦК, Павловскому, Философову и Арцыбашеву, попросил вновь передать Сергею Эдуардовичу, чтобы тот не задерживался, не увлекался делом брата, а ехал за ним.
Борис Викторович боялся, что Иван Терентьевич может провалить организацию как человек расшифрованный в Польше. В связи с этим просил передать Сергею Эдуардовичу не подпускать его близко к центру организации.
Еще перед отъездом из Вильно в Париж Иван Терентьевич передал Андрею Павловичу письмо для русского эмигранта Ирманова. По приезде в Париж, Андрей Павлович передал его адресату. Через три дня тот вновь зашел. На прогулке высказал желание ехать в Россию. Рассказывал о своих путешествиях по Европе, что живет на «уроках», которые оплачиваются скудно, что его жена в России и пр.
Савинков по поводу предполагавшейся поездки Ирманова к Фомичеву, а оттуда в Москву высказался негативно: боялся, что заграничным гостям, незнакомых с условиями жизни и известным за границей большевикам проще всего провалить работу. Никакого содействия в поездке Ирманова Савинков не стал оказывать: он его мало знал. Жена Деренталя даже не знала его наружности. Был, по ее словам, у них Ирманов несколько раз, но в комнату не заходил, а говорил только с Александром Аркадьевичем, который тоже его не знал.
Савинков считал, что мелкоту из-за границы брать не стоит: все эти Клементьевы, Дорогунины, Ирмановы и другие могут привести к провалам.
Федоров попрощался с Савинковым и Деренталь, расцеловался с ними и отправился на вокзал.
Отношение всех к Федорову в Париже было самое дружеское, даже Любовь Ефимовна, державшаяся в первый приезд Андрея Павловича настороже, на этот раз была совершенно иная. Она рассказала, что в первый раз не верила ему вместе с Павловским, но Савинков их разуверил.
В день отъезда она передала Андрею Павловичу полученное письмо Александра Аркадьевича к Павловскому. Куда ездил Деренталь, спрашивать было неудобно, но по разговорам Федоров сделал вывод, что Деренталь был в Лондоне, а Савинков в Италии.
Андрей Павлович считал, что Савинков очень нуждался в финансовой помощи. Деренталь после болезни работал грузчиком на вокзале «Sant Zasare» и лишь в последнее время ему удалось выдержать экзамен на шофера, да и то ездил только ночью, днем боялся. Зарабатывал не более 30 франков. Любовь Ефимовна давала уроки французского языка, работа оплачивалась мало, работа была непостоянно. Савинков жил на деньги, получаемые от литературной работы в газете «За Свободу», и за счет помощи друзей, ему еще приходилось содержать жену, с которой не жил. Савинков завтракал дома, за комнату вместе с завтраками платил 350 франков в месяц. Философов и Шевченко также жили очень стесненно, особенно второй.
10 мая ночью Федоров прибыл в Варшаву. Утром на следующий день встретился с Дмитрием Владимировичем. Он очень обрадовался встрече. По всем вопросам сговорились. Обещал подготовить М.П. Арцыбашева и других к перемене руководителей газеты. Дела в издательстве, по его словам, неважные. Газета материально не обеспечена, дефицит в апреле — 300 долларов. Субсидия, получаемая от начальника политического отдела Министерства внутренних дел, составляла 150 долларов. На заседании коллегии газеты решили принять все меры для связи с Москвой, для публикации правильной информации и пр.