– Не стоит, – проговорила она. – Иначе слишком поздно будет куда-либо идти.
Макбрайд неохотно согласился. Встал с постели и подцепил прилипшее к штанине крошечное перышко.
– Кто тебя хотел порекомендовать?
– Эрик Бранч. – Эйдриен взяла с ночного столика щетку для волос и стала причесываться. – Минуточку, а вдруг они скажут: «Прекрасно, мистер Опдаал сейчас вас примет». Тогда как быть?
– Разворачивайся и уходи.
– Как…
– Просто не поднимайся с ними наверх.
– Почему? Может…
Льюис перебил ее и покачал головой.
– Пообещай.
В Институт они поехали трамваем. Макбрайд сжимал в руках коробку с «карнизом», а Эйдриен сидела неподвижно, ухватившись за металлический поручень. Почти на каждой остановке дверь с шипением открывалась, впуская в салон струю холодного, почти арктического воздуха и розовощеких пассажиров. В это время дня пассажиры представляли собой разношерстную гвардию из рабочих, пропахших никотином, пожилых горожан и хорошо одетых женщин с пластиковыми сумками для покупок. На одной из остановок на борт поднялся бурлящий воодушевлением поток ребятишек в школьной форме.
Оживление детей ярко контрастировало с настроением Макбрайда, который становился все мрачнее по мере приближения к цели. Беспокойство его росло. Льюис боялся, что едет «туда – не знаю куда», что по искомому адресу Института не окажется и вместо городского особняка с горгульями на водосточных трубах он увидит пустое место или остановку электрички. После того случая в Бетани-Бич, когда столь ясно представлявшегося ему дома не оказалось на месте, Макбрайд все еще сомневался в реальности собственного прошлого.
– Что с тобой? – обеспокоенно поинтересовалась Эйдриен, но Лью лишь покачал головой и отвел глаза.
Макбрайд уже было решил, что все сомнения относительно воспоминаний и их правдивости ушли в историю. Он думал, что докопался до истины. Он – Льюис Макбрайд – и точка. Только все не так просто: он никогда уже не будет до конца уверен в том, что помнит, – вот что отнял у него Опдаал.
Кондуктор объявил их остановку, и трамвай притормозил. Впереди появились широкая платформа и пластиковый навес со скамейками, на которых сидели ожидающие. Дети громко прощались друг с другом и вскакивали с мест. Ребятня собиралась в очередь в проходе между сиденьями, теснилась, направляясь в переднюю часть салона. Выглянув в окно, Макбрайд увидел ряд неприметных хмурых строений – что-то это ему напоминало, хотя он и не сказал бы, что именно.
– Приехали, – проговорил Лью. Поднялся с места и нажал резиновую кнопку, открывающую заднюю дверь. Вскоре Макбрайд с Эйдриен оказались на улице, и он стал задаваться вопросом, не совершают ли они непоправимую ошибку.
По обе стороны дороги стояли бесстрастные старые дома: разномастные особняки швейцарских промышленников, банкиров, адвокатов, а также эмигрантов, которые поселились здесь, спасая капитал от налогов. Перед каждым зданием мерзли два-три платана, упрямо дожидаясь прихода весны.
Эйдриен с Макбрайдом, склонив головы, шли навстречу ветру – дуло с озера, мелкие, жгучие, точно искорки, снежинки метались в воздухе.
Они прошли три квартала, и теперь оставалось просто завернуть за угол. С каждым шагом в груди у Макбрайда все замирало, а сердце бешено колотилось. Точно штангист перед последним, решающим рывком, он вообще не дышал – просто выжимал из себя все до последней капли, лишь бы довести начатое до конца. В голове происходила бесконечная дискуссия: либо Институт на месте, либо нет. И призом в этом диспуте было здравомыслие.
И – вот оно, здание. Такое же, каким его запомнил Макбрайд: трехэтажная гранитная постройка с цветастыми ящиками, пышной вечнозеленой растительностью и сочными можжевельниками; тяжелая дверь с кольцом в форме львиной головы; фрамуга из освинцованного стекла; маленькая латунная табличка с названием Института и видеокамера внешнего слежения над головой. Льюис держался на расстоянии – он даже не стал переходить улицу, лишь бы не попасть в поле зрения всеведущего объектива.
Его терзали сомнения и дурные предчувствия. Неожиданно идея отправить вперед Эйдриен показалась сумасбродной.
– Мне опять кажется, что наш план не так уж и хорош, – сказал Макбрайд. – Может, лучше передумаешь?
Эйдриен покачала головой и приосанилась: она, Скаут, всегда готова и собранна.
– Мне выпал жребий, отступать поздно. Хотя бы попробую зайти.
– Давай просто позвоним ему. Еще не все потеряно.
– Не надо искать легких решений. При желании он просто бросит телефонную трубку, и все. А так у меня будет возможность взглянуть ему в глаза.
– Если не вернешься через пятнадцать минут, – пообещал Макбрайд, – я захожу. И в руках у меня будет не карниз.
Эйдриен кивнула.
– Эрик Бранч, Эрик Бранч, Эрик Бранч, – повторила она и, развернувшись, направилась к двери.
Макбрайд засек время: 14.36.
Он заставил себя посмотреть на здание. Проводил Эйдриен взглядом: вот она звонит в дверь, ей открыли, в проеме мелькнула какая-то женщина, и его спутница исчезла внутри.
Макбрайд начал замерзать. На улице холодало, а время не просто замедлилось – оно застыло, будто минуты тоже способны замерзать на морозе. Льюис стоял, прислонившись спиной к платану на другой стороне дороги, чуть в стороне от здания Института. Не отпускало чувство, что все обращают на него внимание: с чего бы это человеку понадобилось стоять на улице, явно чего-то выжидая, да еще с такой громоздкой коробкой. И все же он не сходил в места и не сводил глаз с массивной входной двери, без устали повторяя: «Ну где ты, где ты, где ты…»
Внезапно Льюису расхотелось встречаться с Опдаалом. Отчего-то, когда Макбрайд смотрел на это здание, в нем начинали просыпаться первобытные инстинкты, словно он открыл глаза среди ночи и увидел извивающуюся на полу спальни змею. Страх зарождался в самых потайных уголках его сознания, там, где не существует логики и действуют только законы борьбы за выживание.
И тут он вспомнил все: вспомнил приснившийся ему днем кошмар и неожиданно понял, кем был человек без лица. В тот день Льюис поехал в Институт, чтобы переговорить с Опдаалом, и на него внезапно напали – какой-то человек с аэрозолем в руках. В памяти возникли облачко брызг, удар лицом об пол и нескончаемая поездка в машине «скорой помощи». Действие наркотика стало ослабевать, и колеса каталки захрустели по гравию – они прибыли на место.
Затем операционная, где Гуннар Опдаал – крупный норвежец в хирургическом халате и шапке – направил фонарик ему в глаза. У операционного стола располагался монитор, на котором Макбрайд видел крупным планом свое равнодушное парализованное лицо, а потом медсестра начала снимать с него кожу, точно кожуру, оттягивая ее все выше и выше, пока лицо не исчезло. Крик вырвался из горла и, дойдя до искусственной трахеи, превратился в тихое бульканье, а рядом сопела машина, вдыхая и выдыхая за него воздух. Льюис попытался закрыть глаза и не смог, и сквозь весь этот кошмар до него донесся голос Опдаала: «Ты очень храбрый».
Храбрый?
Макбрайд поежился и взглянул на часы. 14.48 – прошло двенадцать минут. «Что же она медлит? Ей уже давно пора быть здесь, если только у Опдаала нет ее фотографии. Конечно, нет, если только…» 14.49.
«Черт», – пробормотал он и бросился к зданию Института.
Макбрайд был уже на полпути к парадному входу, когда двери открылись. Замедлив шаг, Льюис расправил плечи и попытался принять непринужденный вид. Эйдриен стояла в дверях и разговаривала о чем-то с женщиной в зеленом костюме, то и дело улыбаясь. Незнакомка перевела настороженный взгляд за спину собеседницы и уставилась на Макбрайда. Гостья еще раз кивнула и, жестикулируя, что-то принялась объяснять: глаза горели, и время от времени на ее оживленном лице проскальзывала белозубая улыбка. Наконец Эйдриен развернулась и, плавно вскинув руку в прощальном жесте, спустилась по ступеням. Дверь закрылась.
– Что произошло? – спросила она.
– Пошли отсюда! – отрезал Макбрайд.
Ему не терпелось узнать – в Институте ли Опдаал. Теперь Льюис почти жаждал его смерти – но только не в присутствии Эйдриен. Макбрайд взял ее под руку и торопливо направился к трамвайной остановке, и лишь когда они оказались под навесом из оргстекла, решился спросить:
– Он там?
Эйдриен нахмурилась и проигнорировала вопрос.
– Как ты взвинчен.
– Он там?
– Успокойся. Что с тобой?
– Мне тяжело дались последние четверть часа, – саркастично заметил Лью.
Эйдриен состроила рожицу и ответила:
– Его там нет.
– Он вернется? – не теряя надежды, спросил Макбрайд.
– Не раньше вторника.
Услышав это, Льюис не смог скрыть разочарования, и Эйдриен лукаво проговорила:
– Зато я выяснила, где он. Он в клинике, в Шпице.
Макбрайд кивнул, и в это время подошел трамвай.
– Так что? – спросила Эйдриен.
– О чем ты? – не понял он.
– Сколько километров до Шпица?
Глава 40
До Шпица было всего семьдесят километров по горной трассе. Вокруг расстилался восхитительный пейзаж: вечнозеленые леса, укутанные снежными шапками, под свинцовым небом высилась ледяная громада Альп. Добирались до города во взятом напрокат «БМВ», и хотя казалось, что до Шпица недалеко, на дорогу ушло три часа. В город Эйдриен и Макбрайд прибыли уже после заката.
Однако даже в темноте становилось ясно, в какое необыкновенное место они попали: замок над озером, изящная пристань и вид на Юнгфрау. По склонам вились узкие улочки, и пришлось дважды остановиться, чтобы спросить дорогу: один раз у гостиницы, а потом у ресторана, специализирующегося на блюдах из диких свиней. Путники решили снять номер в отеле «Бельведер», который находился в жилом районе, соседствующем с пристанью для яхт. Эйдриен с Макбрайдом выбрали это заведение в позаимствованном из «Флориды» путеводителе, оставив соображения экономии в пользу близкого расположения отеля к клинике Прудхомма. Если верить нумерации домов, отель находился всего в квартале от клиники, на той же стороне улицы – и даже, как очень скоро выяснилось, гораздо ближе. Здания располагались рядом: одно представляло собой особняк в стиле французского «Beaux Arts» девятнадцатого столетия, с куполами и шпилями; другое – крепость из цементных монолитов, серое строгое здание, выдержанное в духе минимализма. Клиника.