Разве только…
Темные глаза Шарко снова обратились к фотографии двух братьев.
– Думаю, мой вопрос покажется вам странным, но ответьте: у вас не пропало примерно тогда же, когда и брат, удостоверение личности?
Хаким кивнул:
– Действительно пропало. Потерял его на работе или на улице. А как вы догадались?
Шарко не ответил. Люси была поражена не меньше, чем хозяин квартиры. А у комиссара теперь все сходилось, на все вопросы нашлись ответы, его уверенность росла. Он протянул руку арабу, попрощался с ним. Люси тоже.
– Скоро к вам придут наши коллеги из Руана, они зададут куда больше вопросов и все запишут. Не беспокойтесь – это нормально.
Прежде чем выйти вслед за Люси, он обернулся к Хакиму, который так и сидел на кушетке:
– Кстати… У вашего брата нашли под кожей в районе шеи крошечный кусочек пластика. Не знаете – какие-то хирургические операции он перенес?
– Нет-нет.
– А в больнице лежал когда-нибудь?
– Не думаю. Нет, ничего об этом не знаю.
– Спасибо. Обещаю, что вы все узнаете. И виновные за все заплатят, я лично прослежу за этим.
Шарко тихо закрыл за собой дверь.
39
Люси и Шарко сидели за столом на кухне в Л’Аи-ле-Роз. По дороге они накупили выпечки, и, пока комиссар, выбравший себе шоколадную булочку, аккуратно обмакивал ее в кофе, Люси принялась за круассан. Впервые за несколько дней по небу за окном плыли белоснежные облака.
Проглотив очередной кусок сдобы, Шарко заговорил:
– Ну что ж, все сходится. Тела, которые невозможно опознать, – это, безусловно, трупы иностранцев, приехавших за свой счет во Францию с единственной целью: во что бы то ни стало стать легионерами. Частый случай для Иностранного легиона.
– Угу, убийцы, постаравшиеся сделать идентификацию своих жертв невозможной, действовали вполне профессионально, да и трупы спрятали продуманно… И то, как Люк Шпильман описал своего посетителя, человека в армейских ботинках… Да, это дело рук военных.
– И не забывай, что, судя по анализу волос, трое из убитых незадолго до смерти перестали употреблять наркотики. Это ясно говорит о том, что парни покончили с прошлым и что с некоторых пор ими управляли железной рукой. С тех пор, как началась их проверка в вербовочном пункте. Документы при входе отбираются, и, пока длятся проверки, кандидатам в легионеры не дозволяются никакие отношения с внешним миром. Новобранцы.
Комиссар прикончил свою булочку. Он выглядел вполне здоровым и даже почти счастливым.
– А что за история с пропавшим удостоверением личности? – спросила Люси.
– Так ведь ясно! Все вполне логично. Мухаммед Абан был человеком неуравновешенным, с таким, как у него, количеством судимостей никто его в легион не принял бы. Вербовщики в Обани не обращают внимания на практически любые правонарушения, но их не устраивают те, кто совершил тяжкие преступления: убийства, грабежи, разбой, не устраивают люди с серьезными извращениями. Они не хотят проблем с Интерполом. Ну и Абан схитрил, подменил документы.
– Украв удостоверение брата?
– Да конечно же! Все, что нужно предъявить в приемном пункте Иностранного легиона, – это удостоверение личности, выданное государственным учреждением и действительное на данный момент. Не более того. Это удостоверение и остается на срок контракта единственной связью между прошлым и будущим легионера. Потому Мухаммед Абан, недолго думая, выдал себя за брата. Они похожи как две капли воды, вербовщикам даже в голову не пришло что-то заподозрить: перед ними стоял человек с идеальной биографией, без единой судимости.
Шарко сиял. Люси вдруг увидела его уверенным в себе, жизнерадостным, снова обретшим вкус к расследованию, рвущимся на поле боя. А он между тем, прихлебывая кофе, задумался снова.
– М-да, все почти логично…
– Почти? Почему «почти»?
– Именно – почти. Имею в виду пятерых убитых новобранцев. Ведь ничего хуже вступительных испытаний в легионе и особенно десяти последующих недель подготовки не придумаешь, это просто ад на земле. Тебя подвергают бог знает чему, физически и психологически, мучают до тех пор, пока не захочется застрелиться. Легко себе представить, что кое-кто начинает бунтовать, а у кого-то попросту едет крыша. Слегка обобщая, приходим к выводу, что имело место некое нарушение порядка. У инструктора выбора нет – только стрелять, ведь новобранцам выдают настоящее оружие. Видишь, все сходится, остается непонятным только одно: почему у них вынули мозг и глаза, прежде чем закопать.
Его предположения сыпались с такой скоростью, что Люси смогла ответить только после паузы:
– Потому что надо было скрыть следы чего-то более серьезного, чем обычное нарушение порядка? Потому что за всем, происходившим с новобранцами, стоял этот чертов фильм и эти девочки, запертые в комнате и внезапно кидающиеся на беззащитных животных, чтобы убить их?
– И девушки, с которыми так жестоко расправились в Африке. Египет, Франция, Канада… Да, хотя реальной связи и не видно, она, несомненно, существует. Кроме того, есть еще одна проблема: нога легионера не ступала в Египет больше пятидесяти лет. Помимо внешнего сходства в способе действий, помимо феномена коллективной истерии, который, как мы предполагаем, имел место во всех случаях, две серии преступлений как будто ничем не связаны. Что до фильма, то нам пока не удалось установить, каким боком он к этому всему причастен…
Люси провела по лицу рукой. Нервная усталость все больше и больше ее тяготила. А Шарко продолжал думать вслух:
– Они и впрямь очень сильны. Нотр-Дам-де-Граваншон… Там же ничего нет, никакого военного полигона. Конечно, надо справиться, но я убежден, что легионом там и не пахнет. Если бы мы нашли тела поблизости от Обани, где-то в этом регионе, но здесь… Не подкопаешься, защита у них что надо.
– Погодите, вы что, хотите сказать, что к легиону никак не подступишься?
– Обвинения серьезные, а ты знаешь порядок. Как бы убедительно ни выглядели наши доводы, от нас потребуют конкретных доказательств. Понадобятся свидетели, документы, следы, улики… А у нас нет ничего, кроме уверенности. Ни мое управление, ни судебная полиция не заведут уголовного дела, основываясь только на уверенности сыщиков. Крал Мухаммед Абан удостоверение личности брата или не крал, а прошлое этого парня работает против нас. Легион ответит, что никогда бы не принял человека с таким прошлым. Их главное правило: никакой крови позади.
Шарко замолчал. Люси старательно вытирала губы бумажной салфеткой.
– Ну а если бы кто-то все-таки решился возбудить дело против легиона, что произошло бы дальше? – наконец спросила она.
Комиссар безнадежно махнул рукой:
– Наше заключение отправили бы в министерство обороны. Допустим, что случилось невероятное и там дали добро, – тогда, для того чтобы получить возможность допросить парней, отобранных для дачи показаний в рамках расследования, нам пришлось бы подать письменное заявление о возбуждении дела и приложить к нему еще кучу бумаг. Все это заняло бы уйму времени, тем временем слухи о том, что мы собираемся допрашивать легионеров, долетели бы до руководства Иностранного легиона, и там приняли бы меры. Предполагая по-прежнему, что удалось возбудить дело, вспомним: существует понятие «государственная тайна». А не вспомним, так нам напомнят: не приходится сомневаться, что нам предстоит общаться с кем-то из начальников, полковником или генералом, имеющим право ссылаться на необходимость сохранить государственную тайну, если не хуже того – на то, что вся их деятельность строго засекречена. Мне уже случалось несколько лет назад сталкиваться с такими людьми: с тем же успехом можно ждать ответа от якоря со дна океана… Легион – это тело, легион – это дух. Даже если кто-то что-то видел и даже если эти люди все еще на территории Франции, никто ничего не скажет.
Люси медленно водила пальцем по ободку чашки.
– А если мы пренебрежем существующим порядком?
Взгляд Шарко заледенел.
– Об этом не может быть и речи.
– Ой, только не говорите, что сами об этом не думали!
Комиссар пожал плечами:
– Ты слишком молода, чтобы позволить себе сбиться с пути. Хочешь дружеский совет? Не навлекай на себя неприятностей. Твои дети тебе этого не простят.
– Ладно, давайте без проповедей. Мы начинаем собственное расследование. Мы едем туда и просим главного начальника принять нас: якобы нам надо с ним поговорить… например, об одном подозреваемом. Если ему будет угодно нас принять, мы осторожно переведем разговор на наше дело. И если он как-то в этом деле замешан, мы, скорее всего, сами это поймем по его реакции.
– Какой реакции? Ты что, полагаешь, он прокричит во весь голос правду?
– Нет, но, возможно, он начнет нервничать, куда-то звонить. Мы проследим за ним. Устроим засаду перед его домом с… ну не знаю с чем… с дальнодействующими микрофонами?
Шарко обидно усмехнулся:
– Ты чересчур увлекаешься сериалами. И любимый, похоже, «Миссия невыполнима». Его кабинет, дорогая, должен быть набит детекторами хай-фай, способными уловить любой источник электромагнитных волн в радиусе десятков метров. Кроме того, у него наверняка есть закодированный телефон спецсвязи. Эти типы большей частью чистые параноики, потому их и назначают на такие должности… Вернись в реальность, милочка!
– Ну так что? Сдадимся и позволим им сбежать?
Шарко не ответил, он пристально рассматривал собственные ладони. Люси скомкала салфетку.
– Нет уж, лично я не сдамся! Не хотите идти со мной – пойду одна. Сказав «а», говори «б», а сделал шаг – иди до конца.
Мгновение – и она скрылась в ванной. Шарко вздохнул. Эта девчонка вполне на такое способна, она совершенно отчаянная, хуже чем отчаянная. Как следует подумав, он встал, вышел в коридор и остановился перед запертой дверью ванной.
– Тебе нужна виза или что там еще, чтобы лететь в Канаду? – спросил он громко.
Душ продолжал шуметь.
– Что вы спросили?