- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - И вот в эту самую ночь я бросился на него.
Он был пьян. Он вернулся очень пьяным, тяжело пьяным. Громко сказано.
Его просто принесли двое. Незнакомые, они были трезвые. Положили его на пол в прихожей и, откашлявшись, ушли.
Отец даже не дышал. Он лежал как больное животное. Мы его обходили с матерью. Она не хотела поднимать. Боялась, что проснется.
Я сел на пол рядом. Он действительно не дышал. Так с ним уже бывало.
Иногда он напивался, как будто падал на колени. Как будто сдавался.
В такие моменты в нем было смирение.
Я сидел и смотрел на его спящее лицо. Может быть, от этого он и проснулся.
Открыв глаза, он заговорил. Это был бред. Он принимал меня за деда.
А потом, опираясь на стены, он встал. Встал и, пошатываясь, пошел на мать.
Его глаза были закрыты. У него было такое лицо... Я понял, что он обречен.
Он уже умер.
И теперь огромный мертвец идет на мать. Я оттолкнул его, надеясь свалить.
Но это было не так просто. Он размахнулся и ударил воздух. А потом без замаха попал мне в ухо. Он умел это. Прослушав звон в ушах, я бросился на кухню. Мать закрылась в дальней комнате.
Я услышал ее страшный крик.
В кухонном столе моя рука нашарила нож. Я метнулся обратно.
Отец стоял ничего не соображая. Но тут он увидел нож. Это придало ему сил. Я споткнулся о тапочки и упал. Рухнул телефон. Стиральная машина, в которой мать хранила крупу, ударилась в стену.
Упав, я свалил отца.
Мы начали бороться.
Его лицо с закрытыми глазами было близко-близко. Я задыхался от перегара. Все это было как во сне. И только когда он прижался ко мне щекой и оцарапал своей щетиной, я проснулся.
Во мне было килограммов девяносто к тому времени.
Оказавшись наверху, я навалился всем своим жиром, всем телом, которое он так презирал, всем своим смехом, который его выводил из себя, всеми своими обидами, всем прошлым своим, всей своей жизнью я хотел его раздавить на этом полу.
Я обнял отца и сдавил. В тот момент я бы, наверное, мог задушить слона.
Это были такие крепкие объятия, что я услышал его хрип. Но я продолжал сжимать. Я не хотел, чтобы он встал. Я искал глазами нож. Он был совсем недалеко. Близко- близко. Рядом с телефонной книжкой.
- - - Сынок, - - - хрипел он, - - - сын - - -
Это взвинтило меня, как рев трибун: "Убей! Убей его! Смерть! Смерть!"
Еще чуть-чуть.
Я взвился и очнулся от нашатыря. Мать сидела на табурете. Отец уползал в комнату.
А я лежал в прихожей. Ножа не было.
- - - Сынок - - - сын, - - - сказала мать. По ее лицу текли слезы. Я положил голову на пол. Силы меня покидали.
Отца вырвало на пол.
- - - Сынок - - - сын мой, - - - говорила мать, - - - что же это - - -
Я лежал и лежал, как предмет. Мне было все равно. Если бы отец сейчас встал и пошел бы убить меня, я бы не пошевелился.
А мать все твердила: - - - Сын мой - - - сын мой - - - В ту ночь я ушел из дому. Закрывая дверь, я слышал мирный храп отца. Мать его перетащила на кровать. Она его баюкала.
Это была не моя жизнь. Если бы я мог выйти из этой жизни просто закрыв за собой дверь...
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Я вылетел из дома. За мной хлопали двери. Я катился по городу.
Куда я бежал?
Я летел. Мне нужен был кто-то, кто бы меня остановил. Как обезумевший боров, я помчался к Надьке в интернат. Я проскочил через весь город, и ни один лист не шелохнулся.
Было тихо. Августовская ночь.
"Трудные" дети в интернате спали. Окна были темными. Я обежал вокруг ограды, нашел дыру, протиснулся, чуть не свалив забор, и вошел в сад.
Я начал орать Надьку. Сердце колотилось.
Никогда я так не бегал. Я метался под окнами и орал дурным голосом. Постепенно одно за другим окна зажигались. Я увидел сонные головы "трудных" детей.
Они испуганно смотрели в ночь. Один раскрыл окно. "Ты чё орешь? - сказал он. - Вали отсюда! Все спят давно!
Я спросил, где Надька.
"А ты кто ей?" - спросила сонная голова. Он не доверял мне. Еще бы! Жирный придурок, в полночь орущий диким голосом. Он, наверно, подумал, что я псих и сбежал из районной психушки. Я промолчал. Он ждал. Все ждали. "Я ей брат, - сказал я, - где она?" В ответ я услышал хохот. Они все чуть не попадали из окон от смеха. Я ждал. Когда они наржались, я снова спросил, где она. "Откуда мы знаем?" - крикнул второй. В его голосе была зависть.
Я опустил голову и осмотрелся. Через ту же дыру я вылез на улицу и побрел просто так, чтобы брести, чтобы хоть как-то двигаться.
Город спал. Из трубы кухни больничного городка шел дым. Уже включили печи. Мать должна была завтра утром сюда прийти. Горели окна в приемном покое роддома.
Горела лампочка над входом в хирургию.
Я вошел в больничный городок. Вошел в ворота. Это был мой дом.
В некоторых палатах горел свет. В терапии я заглянул в окно первого этажа. Два мужика в палате. Оба лежат, оба читают.
В другой палате старик и два парня играли в карты. Парни заржали, старик бросил карты. Он, видно, остался в дураках.
Я отошел от окон и пошел к другому выходу. Я хотел есть.
Срывая дикие яблочки, я остановился под яблоней, а потом решил, что ходить, и лег на траву. Я не чувствовал ни землю, ни голод, ни небо, хотя и видел звезды и лежал на земле. Мне нужно было, чтобы кто-то меня остановил. Я как будто летел куда-то. Я летел, лежа на земле.
Она не могла меня остановить. Вскочив на ноги, я сделал круг под яблоней. Потом снова лег. Усталость и одновременно жажда движения не давали остановиться. Я лег на живот, стараясь вдавиться в землю. Но только трава подо мною согнулась. Земля не брала меня.
Я отвлекся немного, начал думать о том, как вырасту. И что будет.
И вдруг вскочил, будто подо мною вылез крот.
И снова я летел. Я знал, кто меня остановит.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
И застал семейную картину.
Прямо брат с сестрой! Он сидел на двух ящиках, по пояс голый.
Надька стригла ему ногти!
А когда они повернулись на мои шаги, я обомлел.
Лицо Игоря превратилось в темно-красную опухоль.
- - - Ну чё встал, - - - прикрикнула Надька, - - - вползай - - - Я вполз в прямом смысле слова.
У него было сломано ребро. Оно торчало, как у мертвой рыбы. Я заметил, что он не может быстро поворачиваться.
Из-под подбородка слева наползала черная шишка. Ключица была раздроблена.
Я сел на ящики.
- - - Молчи, Фриц, - - - спокойно сказала Надька. - - - Принеси бинтов или полотенца, йоду и спирта - - - У матери
твоей есть - - - Совсем немного спирта - - -
Я помотал головой. Я не мог вернуться!
Игорь сидел вполоборота. Я видел его заплывший глаз. Волосы на голове склеились от крови.
Я не мог прийти в себя. А она спокойно стригла ему
ногти на ногах!
Ловко управлялась здоровой рукой, оттопыривая его пальцы, чтобы не поранить, своей второй маленькой ручкой. - - - Фриц, - - - позвал Игорь, - - - подойди сюда - - - справа - - -
Его голос был хриплым. Я подошел и наклонился.
Правый глаз был чуть лучше. В синем круге. Но не разбитый. Зато губы...
Они выглядели, как будто он наелся малины. Он говорил спокойно.
- - - Фриц - - - Ты слышишь меня? - - - Он чуть пошевелил правой рукой, лежащей на колене.
- - - Фриц - - - ничего не надо - - - Принеси - - - выпить - - - Пожалуйста - - - Что-нибудь - - - Очень больно - - -
Я мучительно соображал.
Ничего, придется вернуться.
Вся вылазка заняла не больше получаса. Я снова трясся, как свинья-спринтер.
Окно кухни горело. Я вошел в открытую дверь. Мне было наплевать. Схвачу спирт из материнского тайника и вырвусь.
Было тихо. Я вошел на кухню. Мать спала, положив голову на скрещенные руки. Слава богу, лицом к окну. Она ждала меня. Она знала, что я приду!
Я пробрался в комнату, где спал отец. Избегая вдыхать, я быстро лег на пол. Я чуть не сломал кровать, пытаясь протиснуться под нее! Вот было бы, если б отец рухнул на меня! Проклиная свой жир, я наконец дотянулся до коробки со спиртом.
Отец никогда не подозревал, что спит на нем! Все. Можно было уходить.
Обняв эту коробку из-под ботинок "Цебо", я пулей вылетел в подъезд.
С силой выдохнув отцовский перегар из ноздрей, я опять потрусил к подвалу.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Я бежал, останавливался и, открыв коробку, принюхивался. Пахло новой обувью. Все было в порядке. Спирт не вытекал.
Игорь сказал, как надо разбавить. Надька дала ему воды, чтобы запить. Выпив, он снова закрыл свой правый глаз. Боль не унималась. Надька развела еще стакан. Ему больно было даже пошевелить рукой. Надька сама вливала спирт ему в рот!
Потом стало чуть легче. Я услышал его тяжелое дыхание. Он выпил еще полстакана и сказал, что хочет лечь. Мы с Надькой осторожно, потихоньку перетащили его на топчан.
Он сразу уснул.
- - - Надо врача, - - - сказала Надька, - - - так он умрет - - - Мы посидели немного. Я дико хотел спать. Надька тоже. Она устроилась на раскладушке. Поворочалась и уснула. Черт, она от усталости даже похрапывала!
Я походил-походил и понял, что не смогу уснуть. Падая от усталости, не смогу даже закрыть глаза.
Придвинув табурет к топчану, я сел и стал смотреть на Игоря.
Он стонал во сне. Сбросил с себя одеяло. У него был жар. Губы распухли, как цветок, сгорающий под палящим солнцем. Волосы стояли дыбом, твердые от крови.
Его губы раскрылись. Он едва дышал. Правая рука вздрагивала.
Вся его грудь была в царапинах, будто его тащили по асфальту. На полживота был синяк, размером с тарелку.
Его тело. Его тело, когда-то полное крови и цветов, красоты и дерзости.