- - - Ты не видел Роберта, - - - не спросила, а просто сказала Ладошка.
Я покачал головой.
- - - Конечно - - - глупо - - - Роберт - - - Витька - - - Санька из третьей роты - - - Коля Нос - - - И другие - - -
Она произносила имена. Они падали в хрустальную воду. Вспугивая мальков, они ложились на дно. Одно за другим. - - - Знаешь, Фриц - - - Ты ведь прежний Фриц? - - - Что скажешь? - - - Какая разница - - - Витька, или Санька, или Роберт - - - А? - - - У кого член длиньше - - - А? - - - Нет разницы - - - Нет - - -
Она помолчала.
- - - Раньше - - - я так любила слушать - - - эти сказки - - - ночью - - - чтоб уснуть - - - мать бормотала - - - про жизнь - - - да - - - про жизнь давно - - - без слез - - - хотя там детей жрали - - - без страха слушала - - - жестокая - - - говорили - - - души нет - - - говорили - - - а теперь - - - есть она у меня? - - - А? - - - Фриц - - - есть душа? - - - Появилась? - - - Ну и чё - - - лучше не стало - - - без души плохо - - - говорила мать - - - а с душой - - - ну ее эту душу - - -
Она будто устала. Я молчал. Сбоку были видны ее широко открытые глаза.
Все такие же кристальные глаза.
Она распрямилась, дотянулась до одной щепки и, взяв ее, поднесла к глазам.
- - - Иди, - - - прошептала она, - - - иди на берег - - - душа - - - иди - - -
И выбросила далеко-далеко щепку. Размахнулась и вложила в бросок столько силы, что щепка упала недалеко от вершины сопки.
Упав, она исчезла в ковре цветов, как пылинка.
- - - Ну чё - - - чё сидишь? - - - Иди - - - уходи - - -
Она обращалась ко мне, как будто к кому-то другому.
Я поднялся и, постояв немного, пошел наверх.
Это был еще не конец.
Я увидел ее в последний раз в другом месте.
Я был пьян. Мы с армянином и Сафой напились молодой бражки.
Это случилось уже перед отъездом в командировку.
Мы пили в соседней роте. Я пошел отлить и там в толчке увидел девушку.
Она забилась в угол, как больная птица. Она скользила на кафеле. В одних кальсонах. С пятнами крови между ног.
- - - Не надо - - - Не надо, - - - шептала она. - - - Хватит - - - я не могу больше - - -
Это была Ладошка. Она меня не узнала.
Я вспомнил глаза ее...
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
В госпитале меня уже ждал старшина и двое узбеков.
Мне принесли мою выстиранную форму. Бушлат и сапоги были такими, в каких я сюда прибыл. Грязными.
Черт, я здесь потерял еще, наверное, пару-тройку кило. Форма висела.
Старшина покачал головой.
- - - Ну вперед - - -
Я надел шапку. Узбеки смотрели по сторонам и принюхивались. Им бы явно не повредило полежать в этих стенах и набрать пару-тройку моих кило.
Мы приехали в роту, и я уснул на чьей-то кровати.
А утром, на разводе, ротный объявил, что двум рядовым командир полка добавил ее семь суток ареста. Это были Сафа и Армянин.
Тот вообще с губы не вылезал.
Они подняли мятеж там.
Это грустная история.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Недели две я не видел Сафу.
За это время он с Армянином набирали сутки, как очки. Автоматически.
Я думал, что это все-таки лучше, чем ходить на работу, но я ошибся.
Это были совсем другие условия.
Меня отправляли со сгущенкой, с сигаретами к губе. Сафу первое время выводили на прогулки. Одного. Трое автоматчиков-азербайджанцев.
Таких почестей здесь никому не оказывали.
Я перебросил одну банку и услышал Сафин крик:
- - - Не надо! - - - Не надо жратвы! - - - Кормить этих! - - -
Я понял все и передал. Семь слов стоили ему еще семь суток.
Нужно было искать другие каналы.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Вот в одну из ночей меня и разбудили. Земляк Карена и двое рязанцев.
Они были должны Сафе.
Они вывели меня в сушилку. Мы говорили до трех. Очень тихо говорили.
Один из рязанцев стоял на атасе.
Я должен был сесть на губу. Меня посадили бы суток на семь, максимум. Хотя это был уже второй раз.
Я должен был найти тайник, определить точное время смены караула и тех, из караульной роты, кто мог бы передавать посылки. Это называлось "пинать колобки".
Теперь я должен был заслужить семь суток.
Это было легко. Достаточно не отдать честь какому-нибудь мудаку с маникюром.
Но у меня, как говорил дед, все через задницу.
Через день был большой развод. Командир полка, сука в валенках, сука в шубе до пят, прохаживался.
Он не мерз.
Он нас учил громким голосом любить родину.
- - - Стране нужны герои! - - - А она рожает мудаков! - - - Это было только введение. Прошел час. Немного начало оттаивать.
Наши пальцы в сапогах свернулись в фиги.
Изо рта командира полка шел пар. Он пах кофе, колбасой.
От этой горы в шубе пахло домом, семьей. Утрами с кофе, с хлебом, с колбасой. Теплой женой в комбинации. Водкой с пельменями по субботам.
Я вообразил его в тапочках! Он сидел перед телевизором и дремал.
От нас воняло табаком, потом, дерьмом в кальсонах, которое уже не отстирывалось, спермой, разбавленным какао, чаем с бромом, нашими письмами на серой бумаге в клетку.
От нас шел аромат портянок, на которых отпечатывались наши мокрые ноги.
От нас несло дымом случайных костров на стройках, горелой ватой воняло от наших бушлатов, чаем крепким, сваренным на костре, в недостроенном доме...
Нашими тайниками в теплотрассах, где мы могли отлежаться.
Нашими руками, черными, в мазуте, отмороженными руками, красными, как гусиные лапы...
Вот какая была парфюмерия.
Я смотрел, как эти сто с лишним кило дерьма ходят, поскрипывая портупеей.
- - - Как одену портупею - - - Так тупею - - - и тупею, - - - раздался шепот во второй шеренге.
Я почувствовал, что сейчас самое время.
Ха-ха!
И я уже оказался шагнувшим из строя.
- - - Товарищ полковник, - - - услышал я свой голос, - - - разрешите обратиться - - -
Он моргал, будто я ему предлагал насрать мне в руки.
Я предложил ему кое-что покруче.
Я пригласил его на танец! Вполне серьезно!
- - - Разрешите - - - разрешите пригласить вас на танец - - - Товарищ полковник! - - -
Он мне дал трое суток. Я заикнулся. Он прибавил еще трое. Было уже шесть. Достаточно.
Я слышал, как ржут в шеренге. Армянин и один из рязанцев спокойно мне кивнули.
- - - Одеть его! - - - В самые теплые штаны! - - - Самый толстый лом! - - - Самый тяжелый карандаш ему в руки! - - - С ним потанцуешь! - - -
Он орал мне уже в спину. Старшина, усмехаясь, вел меня в каптерку.
Меня провожал хохот. Это были невидимые аплодисменты.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Черт, я не знал, что все так будет.
Это, в сущности, действительно грустная история. Но тогда мне было весело и по хую.
Грело солнце. Меня привели к забору. Открылась дверь. Здесь ничего не изменилось. Только снег стал лужами. И воняло из деревянной уборной. Мой май пахнул плодородием!
Меня нежно подстригли наголо. Велели прочитать правила поведения.
Там тоже ничего не изменилось.
Наконец, втолкнули в камеру и провернули ключ.
Я был один. Первое, что услышал, после уходящих шагов, была тишина.
Нары были пристегнуты к стене и закрыты на ключ.
Я снял бушлат, постелил его на пол и сел. Я тут же приклеился к стене, покрытой слоем никогда не высыхающего черного кузбаслака.
Совсем об этом забыл.
Стоило три утра подряд заметить черные следы на твоем ВСО, и автоматически добавлялось еще трое суток.
А не приваливайся к стене!
Один тип ухитрился спать стоя. Нас было двенадцать в пятиместке.
Он завязал шапку под подбородком, воткнулся головой в стену и спал!
Он даже засунул руки в карманы!
Его привели пьяным. Утром еле отклеился.
Я сидел и ждал.
Ноги начали гнить. Это была "забайкалка".
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Я не знал тогда, что произошло с Сафой.
Только потом, когда меня из-за профилактики сифилиса перевели в общую камеру, кое-что прояснилось.
Мою камеру засыпали сухой хлоркой и пустили воду.
Я никогда не перестану удивляться, как люди входят в свои роли и с наслаждением их исполняют. Раз и навсегда.
В тюрьмах, лагерях, армии и семье это заметно ярче всего. Жесткие условия, скопление однополых существ, плохая еда, скудные эмоции, безделье - все это провоцирует создание иерархии и ролей.
Здесь было то же самое.
Здесь был свой пахан. По имени его никто не звал. Только Пикало.
Здоровое, откормленное существо с массой задатков быть убитым.
Черт возьми, как некоторые просто напрашиваются, просто хотят быть убитыми! И потом еще удивляются, если, конечно, успевают!
Этот парень взял на себя распределение посылок. Чай, сигареты, молоко, травка... Все эти лоскуты, заплатки энергии, которая поддерживала мало-мальски надежду выйти. В сущности, это было забытье.
Многие спали на ходу. Падали в строю. В крайних условиях супержары и холода это не самое подходящее состояние.
Но оно для некоторых было единственной возможностью сбежать.
Смыться, уйти, съебаться в сон! В снег... В землю... В мерзлоту!
Травка стоила дорого. Пять блоков сигарет или 15 часов массажа. - - - Можешь отработать, - - - усмехаясь, говорил он.
Через Пикало проходили некоторые вещи. Порножурналы, транзисторы, панасоники, джинсы со шведских кораблей во время навигации.
Он находил морячков для якуток, которые хотели быстрого финансового роста.
Все это Пикало прибрал к рукам. Он брал проценты.