– Понятно. Теперь уж следите за ней повнимательней. Что-нибудь придумаем.
Он спускался с крыльца, со вздохом прилаживая на голове шляпу. Теперь он влип по уши и ввязан в дело не только со сбежавшим мертвецом, но и с провокациями – а это было посерьезней даже, чем Судный день. Но не оставишь ведь женщин в беде.
Осип Дмитриевич услужливо предложил Грениху отвезти в гостиницу, тот не стал отказываться. Усевшись в коляску, Грених поглядел на Майку, дожидавшуюся его внутри. Потеплело на душе при виде этого забавного чертенка в буденовке, муки вдовы и безжизненная Ася как-то сами отошли в сторону, вспомнилось то, как девчонка огорошила всех своими речами.
– Тоже мне раскомандовалась! – усмехнулся профессор.
– Пионер не должен молчать, обязан действовать, быть полезным, – парировала Майка, состряпав на лице лихой прищур, что наверняка значило: в обиду себя не даст и готова к любой словесной баталии.
– Быть может, ты и судебной медицине обучиться готова? Анатомированию, например.
Она наморщила нос.
– Нет уж, в кишках трупов пусть кто-нибудь другой копается. А я, – она чуть наклонилась к Грениху, многозначительно подмигнула и постучала пальцем по своему виску, – головой работать буду. Математиком там каким-нибудь или физиком, астрономом. Что девчонкам обычно не доверяют.
– Математиком, – Грених усмехнулся.
– А ты давно в кишках роешься? Не завидую я тебе. Та еще работенка. И вообще, ты доктор или гипнотизер, я так и не разберу?
– Я не гипнотизер… Гипноз – это часть психотерапии. А учился и на судебного медика, но потом занимался нервными болезнями.
– То есть гипнозом? – Майка с интересом заглянула ему в лицо. Ее страшно интересовало это слово и все, что было с ним связано. – Это из-за того пациента, которого ты гипнотизировал? Ну из твоего рассказа.
– Он мой брат.
– Стало быть, мне он дядя? Интересный экземпляр. Хотела бы с ним познакомиться.
– Это вряд ли. Он теперь за океаном.
– И что, из-за него ты решил оставить рыться в кишках и лечить психов?
– Почти. Но позже мне пришлось вернуться к судебной медицине. Как оказалось, это у меня получается лучше.
Грених бросил на девочку короткий, тревожный взгляд. Изо дня в день она все больше поражала своей смышленостью и развитостью ума. И сейчас он поймал себя на том, что невольно ожидал от нее упрека за плохо проделанную работу. Ведь Кошелева он объявил мертвым. Он – профессор, научный сотрудник Кабинета судебной экспертизы, обучавший толпу стажеров, объявил человека мертвым и позволил его похоронить.
– Коли ты умной себя считаешь, – продолжил он с усмешкой в лице, – может, скажешь, откуда взялись ожоги в виде всей пятерни на теле Аси?
Майка наморщила лоб.
– То яд… трупный, – предположила она, тоже с усмешкой косясь. – Ходячий мертвяк разлагается. Ладони у него зеленые и все в трупной слизи.
– Фантазерка! А не было слизи-то на теле, только ожоги, кожа чистая.
Майка еще больше нахмурилась, почесала переносицу.
– Тогда это сделал кто-то, кто стащил твои медицинские перчатки, натер их соком сон-травы – я видела ее у них в горшках на веранде.
Лицо Грениха вытянулось, сердце подпрыгнуло – а почему бы и нет. Он тут же вспомнил, как отругал Асю, сказав, что такое растение держать в доме нельзя. Нехорошие мысли повернулись в сторону Офелии, но он тут же отбросил и их, вспомнив, как женщины, обнявшись, сидели на лавочке, с какой нежностью вдова, рассказывая о муже, гладила волосы племянницы. Нет, эта ледяная королева, мечтавшая стать артисткой и увлекавшаяся флористикой, не была способна на такую нелепую выходку. Ожоги сон-травой!
– Зачем? – выдавил он риторическое.
– Как зачем? Это метка такая. Как у пиратов или у разбойничьей шайки. Знать, хочет, чтобы его не забыли, или он делал вызов девице. А ты что же, папка, и вправду веришь в мертвяка? Ну дает! Нет ни русалок, ни диавола, ни Бабы-яги. Зло на земле творят люди. Человека в этой истории надо бы искать. Кто, по-твоему, это делает?
– Кошелев? – тихо и беспомощно спросил Грених.
– Ну-у, – протянула девочка, – тебе, как судебному медику и гипнотизеру, это должно быть яснее видно. Я не видела никогда, чтобы из гроба люди живьем вставали. И еще… пока ты спал, я утром в город ходила. Отец Михаил на дрожках мимо меня промчался, сам правил лошадкой. Как угорелый несся. Я следом побежала. А он в конце улицы дрожки бросил и исчез в двери под вывеской: «Редакция газеты «Правда Зелемска». Не там ли работает тот тип в шинели? Я села напротив, на бревнышко, сижу, жду, когда батюшка обратно выйдет. Внутрь идти опасно, еще чего сапогом пнут. А на улице удрать успеть можно. Он вышел, без скуфьи. Сел в своем подряснике прямо на ступеньку перед входом, голову руками обхватил вот так… – она уронила локти на колени и с театральной горечью обхватила голову в буденовке. – И чёй-то ему такое там привиделось и прислышалось, а?
Грених слушал Майку, сведя брови. Потом с силой сжал веки пальцами. Не потому, что был на Майку сердит за то, что она за отцом Михаилом следила, с Майкой все сегодня определилось само собой после столкновения с начальником милиции. Она заслужила свободу, отвоевав ее в честном бою у жизни, у своих безрассудных опекунов, у деревенских мальчишек, привязавших ее к хвосту лошади, у священника, запершего ее в церкви для будущего обряда изгнания бесов. Грених не собирался быть очередным ее угнетателем. Родителем, наставником, но не бездушным тираном.
Профессор вздыхал по другому вопросу: дело с мертвым или живым литератором принимало все более странные обороты.
– Осип Дмитриевич, – чуть наклонился профессор. – Окажи услугу. Где у вас редакция газеты «Правда Зелемска» располагается?
Глава 9. Жертва два. Исповедь Зимина
Тесная перспектива улицы, на которой располагалась типография «Правды Зелемска», уходила к тонущим вдалеке куполам храма. Небо над ней было исчеркано голыми ветками высоких, густо росших вдоль обочин, ясеней. По правую и левую сторону высилось квадратное однообразие двухэтажных домов, украшенных совершенно одинаковым архитектурным рельефом и штукатуркой, бывшей некогда не то желтой, не то терракотовой, но нынче неотличимой от серого – обычные «товарищеские конторы», только провинциальные и оттого чрезвычайно скромные. Вывесок – на пальцах пересчитать: «Галантерея», «Зелемское страховое агентство», «Правда Зелемска», а под нею «Канцбум», и яркая «Починка шляпок» справа.
Грених тотчас заприметил на противоположной стороне от здания редакции поваленную ветром крупную ветку – наверное, на ней и уселась Майка поутру поджидать батюшку.
Ступив на крыльцо, он оглядел рядок пыльных, оклеенных газетой окон, постучал в дверь и стал стряхивать с костяшек пальцев налипшую голубую краску, ссыпающуюся от любого прикосновения. Открыл ему молодой человек в фартуке, с закатанными рукавами, опрятный, аккуратно стриженный и улыбчивый. Поклонился, поздоровался, осведомился, какими судьбами сюда занесло незнакомца.
– К Дмитрию Глебовичу, – сухо выдавил Грених.
Молодой человек вежливо пригласил его в контору. Оказался он наборщиком – метранпажем. Кроме него еще было трое работников газеты в тесном, но обставленном с совершеннейшим порядком помещении. В кирпичных стенах стоял строкоотливной наборный аппарат, у шрифт-кассы восседал еще более юный, почти школьник, помощник наборщика. Дальше располагался корректурный станок, из-под которого как раз выполз пробный оттиск страницы будущего номера. За широким столом со всевозможным инструментарием восседал переплетчик, нынче скучающий без дела и занятый тем, что ковырял ногти. Чуть дальше – беговальня и резак.
Типография сия промышляла не только тем, что печатала передовые статьи, объявления, загадки и анекдоты, она также занималась изготовлением амбарных книг, тетрадей, афиш и директив для исполкома. А порой печатала дипломные работы и сборники поэтических опытов местных поэтов. На широком столе Грених заметил большие, с ладонь, металлические формы букв, аккуратно сложенные в строчку «Правда Зелемска». У самого входа располагались металлические стеллажи с большим ассортиментом образцов типографского дела.
Наборщик было предположил, что немолодой, почтенный посетитель в английском тренчкоте и шляпе, да еще и в сопровождении мальчика, – или потенциальный заказчик, или проверяющий. Может, книжку какую собирался для сына заказать, может, тетрадок было надобно или альбом.
Не дав Грениху поведать, с чем тот явился к Зимину, он тотчас выложил ему всю подноготную житья-бытья типографии. И то, что Борис Анатольевич, заведующий ею, между прочим, не абы кто, а бывший судебный следователь Череповецкого уезда, отбыл с месяц как в столицу по неотложным делам, и что на Зимина нынче вся работа легла, и что Дмитрий Глебович – душа газеты. Он, как оказалось, тонкий искусствовед, на греческом стихи слагает в подражание Гомеру и очень ценит советского автора, собирает собственную библиотеку, в которой и фантастике, и мистике, и производственному роману есть место.
Метранпаж провел Грениха в соседнюю залу и познакомил с библиотекой.
– Это была идея Дмитрия Глебовича устроить в здании газеты публичную библиотеку. К сожалению, вход в нее осуществляется через контору, но Борис Анатольевич обещался прорубить вторую дверь, поставить крыльцо. Мы даже успели набросать эскиз вывески. Поглядите, сколько здесь новых изданий. Многое на общественных началах отпечатано в строго ограниченном количестве, но есть оригинальные книги и журналы из Москвы и Ленинграда.
Грених обвел широким взглядом деревянные полки, густо уставленные всевозможными подшивками в картонных обложках, томиками и брошюрками.
– Глядите, тут у нас есть и детские книжки. Ваш сын наверняка захочет прочесть захватывающую повесть Дмитриевича «Электрическая собака» издательства «Буревестник», – и он живо вынул брошюрку, на которой страшная черная голова псины с оскалившейся пастью нависала над перепуганным мальчиком. Грених невольно поморщился. – Или вот еще, – метранпаж быстро спрятал книжку на полку и вынул другую. – «Кузька Доброхим»! Для юных пионеров, которые увлекаются наукой.