ую жизненную позицию, которая всегда была ему присуща. Свидания с молодой женщиной, на которой он позже женился, казалось, подтолкнули его вперед, и мы были рады ее появлению. Мы гордились Дэном. Предложение поселиться в отдельном доме казалось естественным способом выразить нашу любовь. Наш сын снова стабильно работал в течение нескольких месяцев. Мы доверяли ему.
Дэн был первым человеком, который переехал в этот дом с тех пор, как мы отремонтировали и модернизировали кухню. Вскоре к нему переехала его девушка, и мы были рады за них. Примерно год спустя, когда сын отверг нас, то, что начиналось как акт нашей любви и доверия, быстро превратилось в напряженное деловое общение.
Раньше, когда Дэн приносил деньги за коммунальные услуги, это означало, что мы вместе поужинаем. После разрыва он стал оставлять их в нашем почтовом ящике, а затем отправлял мне сообщение, что они там. Я попросила его передать деньги мне лично, надеясь, что мы сможем поговорить, но он отказался.
В один из дней, когда Дэн должен был принести деньги, я стояла в очереди в продуктовом магазине и в нескольких шагах от себя заметила его. Он расплачивался на кассе. Мгновение спустя, толкая свою тележку с продуктами, он прошел прямо мимо меня, не сказав ни слова.
Униженная и злая, я поехала домой, рухнула на пол своей спальни и разрыдалась. Потом я услышала звук его машины. Вытирая глаза, я выбежала на улицу, но Дэн уже отъезжал. В почтовом ящике лежали деньги.
Я отправила сообщение: «В следующий раз, когда ты будешь проходить мимо своей матери в продуктовом магазине, остановись и поговори с ней».
Он написал в ответ: «Я тебя не видел».
Я не поверила сыну, но не стала развивать разговор дальше. Как можно пройти мимо своей матери, женщины, которую видел каждый день более 20 лет, и не увидеть ее? Притом что я в тот период постоянно замечала похожих на Дэна людей. Такое часто бывает со скорбящими по умершему близкому человеку. Широкие плечи, песочного цвета волосы, знакомая поза…
Со временем мое отношение к той встрече в продуктовом магазине изменилось. Я смягчилась. По правде говоря, я тоже не выскочила из очереди и не побежала здороваться с Дэном. Мое сердце подскочило к горлу, и, когда он приблизился, я неуверенно отвела взгляд. Даже если мой сын действительно видел меня, возможно, он чувствовал себя так же неловко, как и я.
Несколько дней спустя Дэн отправил сообщение с уведомлением о переезде. Нам было грустно, но мы почувствовали облегчение. Мы спросили сына, не встретится ли он с нами, чтобы передать ключи. Когда он согласился, мы были в приподнятом настроении. Если не считать встречи в магазине, мы не видели его 11 недель.
Когда наконец наступило утро встречи, я была полна надежд. Но воссоединение, которое, как я представляла, должно было закончиться объятиями, не состоялось. Вместо этого мой муж припарковал машину около дома, в котором жил Дэн, и вместе с еще одним из наших сыновей мы вышли. Чувствуя себя неловко, мы подошли к крыльцу, у которого стоял Дэн.
«Я потерял ключ», – сказал он, не снимая темных очков. Я заметила, что его лицо выглядело помятым, как будто он не спал. Солнечный свет играл на небритом подбородке, но я была поражена тем, насколько он был красив. Я хотела обнять его, но его жесткая поза оттолкнула меня.
С этого момента мои надежды испарились. Оставленный Дэном дом был в беспорядке. В стенах были дыры. Потрепанный комод, незаправленная кровать, старый телевизор и потертые диваны. Двор тоже был не ухожен. Повсюду росли сорняки. Персиковые, лимонные и фиговые деревья выглядели сморщенными и сухими. Дэн сказал нам, что он также потерял ключи от грузовика, который мы дали ему в пользование. Он стоял с поднятым капотом, наполовину покрытый серой грунтовкой, как будто брошенный в середине покраски.
Картина обветшания напомнила мне о телефонном разговоре с Дэном несколькими месяцами ранее. Он назвал это историческое место, в котором мы с гордостью приобрели дом, «трущобами».
Возможно, мне следовало не обращать внимания на положение вещей, но мой гнев уже вспыхнул. Все, что я могла видеть, – это предстоящая работа. Мы не могли позволить дому долго пустовать, так как бизнес моего мужа пошел на спад. Нам нужны были арендаторы, чтобы выплатить ипотеку, но приведение дома в порядок потребовало бы времени.
Я планировала обнять Дэна и сказать, как сильно мы по нему скучали. Вместо этого я заявила: «Убирать беспорядок за тобой должны мы?»
Дэн парировал: «Я вам ничего не обещал».
Его слова задели меня. Через несколько секунд он уже протискивался к выходу мимо нас. В отчаянии я окликнула его, мой голос надломился в сухом воздухе того сентябрьского дня. «Я хочу, чтобы ты знал, – сказала я, делая шаг вперед, когда он уже открыл дверь своей машины. – Я буду плакать каждый день до конца своей жизни». А потом мой сын ушел и надежды на полное слез воссоединение рухнули.
Эти разочарования были первыми в череде обманутых надежд, которые, как я теперь знаю, распространены повсеместно. Чередование надежды и боли часто является основным содержанием продолжающейся травмы, которую испытывают матери после отчуждения взрослого ребенка. Незаконченные дела могут сделать взаимодействие неизбежным. А иногда наши дети могут связаться с нами, когда мы меньше всего этого ожидаем, и вселить в нас надежду или открыть раны, которые, как мы думали, наконец-то заживают. Простое течение времени, праздники, семейные события и даже трагедии могут вызвать новые дилеммы и непрекращающуюся боль.
Вики, разведенная мать троих детей, позволила своей старшей дочери Даниэль, которая недавно развелась, жить в цокольном этаже их дома, чтобы сэкономить деньги во время учебы в аспирантуре. Раньше у них были хорошие отношения. Затем Даниэль начала избегать мать, которая описывает отчуждение как эмоциональные американские горки.
«Я предположила, что ее уныние было связано со стрессом, – объясняет Вики. – Или, возможно, ей было неприятно зависеть от матери».
Разногласия между ними обострились после того, как Даниэль получила степень магистра, поступила на работу в университет и уехала. «Она оставила после себя беспорядок, – говорит Вики. – Дочь не сказала мне о протечке в ванной, из-за которой там появилась плесень. Капитальный ремонт отнял у меня много сбережений». Женщина установила в цокольном этаже мини-кухню и сделала отдельный вход. У нее появился арендатор. «Вот тогда Даниэль вышла из себя, – говорит Вики. – Она разозлилась, что я не установила кухню, пока она там жила, и заявила, что последние шесть лет я изо всех сил старалась ее выжить».
Ошеломленная Вики объяснила дочери, что теперь ей особенно нужны деньги, поэтому пришлось поселить арендатора. Она потеряла работу и тем не менее продолжала финансово поддерживать Даниэль.
Вскоре после скандала с дочерью другие дети Вики запланировали вечеринку в честь ее шестьдесят первого дня рождения. Даниэль вызвалась принести торт, но так и не появилась. Вместо этого она отправила своей матери сообщение, в котором написала, что больше не хочет ее видеть. «Я ждала дочь, сидя в украшенной гостиной. Там были ее братья и сестры, несколько соседей и даже жена моего пастора. И тут я получила сообщение», – вспоминает Вики.
Отверженная мать попыталась перезвонить дочери, но Даниэль не отвечала. Ее брат и сестра тоже звонили, но та игнорировала их звонки. В течение следующих нескольких недель они пытались встретиться с сестрой лично, но она отказывалась открывать дверь. Даниэль также заблокировала свою семью в социальных сетях. «Мы подумывали о том, чтобы прийти к ней на работу, – говорит Вики. – Но не хотели ставить ее в неловкое положение. Кроме того, она ясно выразилась. У нас не было другого выбора, кроме как принять ее решение».
Несколько месяцев спустя Вики получила еще одно сообщение от Даниэль. Когда она прочитала слова «Я люблю тебя, мама», ее сердце подпрыгнуло от радости. Женщина немедленно написала в ответ: «Я тоже тебя люблю». Дочь не ответила, мать написала снова. «В течение двух дней я постоянно держала свой телефон в руках, – говорит Вики. – Наконец Даниэль отправила еще одно сообщение: „Просто думала о тебе и надеюсь, что с тобой все в порядке“». Женщина вспоминает, как тогда разозлилась: «Разве можно было оставить меня в подвешенном состоянии на два дня, а потом надеяться, что со мной все в порядке?» Однако Вики проглотила раздражение и написала одно-единственное слово: «Спасибо».
Неделю спустя женщина получила еще одно сообщение, на этот раз с просьбой предоставить записи о вакцинации. «Дочь дала мне адрес, куда я могла их отправить, и, конечно, я это сделала, – говорит Вики. – Неделю спустя я проезжала мимо ее дома и увидела, что он пуст. Она уехала».
После этого обмена сообщениями сформировалась определенная закономерность. «Даниэль пишет мне „Я люблю тебя“, вовлекает меня в небольшую беседу, а через несколько дней просит о чем-нибудь, – рассказывает Вики. – Иногда это деньги, иногда что-то еще. Однажды она спросила, могу ли я достать из сейфа антикварные украшения, которые оставила ей моя мать, и передать ей через подругу».
Каждый раз, когда дочь связывалась с ней, надежда Вики росла. «В течение многих лет я находилась в стадии отрицания, – признается она. – Трудно смириться с тем, что ты воспитал такого эгоистичного человека, но в конце концов ты уже не можешь отрицать правду».
Вики называет прежнюю себя легковерной: «Даниэль дурачила меня. Она продолжает связываться со мной прямо перед своим днем рождения, говорит о том, что становится старше и надеется, что однажды мы сможем помириться. Раньше я думала: что же это такое? Ведь это не я разорвала наши отношения. Но четыре раза я посылала ей на день рождения деньги и подарки». Однако со временем женщина изменилась и перестала быть такой доверчивой.
С момента расставания прошло уже 9 лет, и Вики скоро отпразднует свой семидесятилетний юбилей. «Я потеряла надежду на примирение, – говорит она. – Я сказала своим младшим детям, что подарок, который хотела бы получить, – это новый смартфон с совершенно новым номером». Женщина видит, что время движется все быстрее. «Сколько лет мне осталось? – спрашивает она. – Если бы я могла дать другим матерям только один совет, я бы сказала: живите своей собственной жизнью. Если дочь или сын вернутся, так тому и быть. Если нет, то вы хотя бы не потратите свою жизнь на ожидание».