— Я не знаю, чего хочу уже, — шепчу, — все сломалось. Мне не на что опереться… все сломалось, Нилла. Я не понимаю…
Она отрывает меня от себя, смотрит в глаза.
— Нет, ты знаешь. Идти вперед — это твоя цель. Не сворачивая, не сомневаясь.
— Стоит ли это того? — спрашиваю хрипло. — Моя цель? Она оправдывает все это? Я запрещаю себе чувствовать, я делаю только то, что должна. Почему же так больно? Почему все оборачивается против меня?
— Потому что ты такая.
В глазах Ниллы такое упрямство и такая доброта, что мне кажется, я разговариваю не с ней, а с бестелесным духом, запертым в ее теле.
— Потому что ты не можешь быть другой и в этом ты настоящая. Одна на миллион, а может быть, и на несколько миллионов. Ты не можешь не быть собой, ты не можешь жить без науки, без стремления улучшить этот мир. И ты не должна пасть духом, даже если останешься совсем одна. Никакие трудности не должны тебя сломать, Лимма. В этом, может, и есть твое предназначение.
Мы обе сейчас понимаем, как нелепо и пафосно все это звучит. Но я испытываю к Нилле такую теплую благодарность и так растрогана, что смеюсь, сквозь слезы. И она начинает смеяться со мной, опять притягивает к себе. Через пару минут я успокаиваюсь.
— Если расскажешь кому-нибудь, как я рыдала у тебя на груди, убью, — пытаюсь пошутить.
Она изобразила, что застегивает рот на замочек и выбрасывает невидимый ключик.
До самого дома она мне что-то рассказывала, явно не претендуя на то, чтобы ее внимательно слушали. Но я слушала — ее россказни отвлекали меня от тревожных мыслей.
— Ты говорила, что видела Питта, — произнесла я.
Нилла некоторое время молчала, глядя то на меня, то на дорогу.
— Уверена, что хочешь говорить о нем?
— Да, нет проблем.
— У него невеста объявилась.
— Я знаю.
Кажется, Нилла выдохнула.
— Его родичи жутко бесились из-за той истории, — осторожно начала она, — и решили ускорить свадьбу. Короче, весь универ трындит об этом. Еще бы, такой ловелас и ярмо на шею до скончания веков… — подумав, что сболтнула лишнего, она добавила: — Прости.
— Ничего. Все было и так понятно с самого начала.
Питт покорно следовал составленному для него плану, хотя и ерепенился время от времени. Я не могла осуждать его за то, что он боялся выйти из-под контроля родителей. У него не было собственных целей в этой жизни, и он согласился с тем, что эти цели придумали за него.
Когда мы остановились у моего дома, я напряглась.
Дом был по-прежнему таким, каким я его помнила. Что могло измениться за пару недель? Но… все было уже другим. Розы, посаженные Дейной, выглядели заброшенными, а само строение старым, одиноким и пустым. Мне показалось, что за стеклом кухонного окна качнулась занавеска — это ба приподняла ее, чтобы посмотреть, кто приехал, и тут же опустила. Я представила, как она тянется к сигаретам, затем сжимает в кулак руку, бурчит под нос что-то типа: «Помоги, Господи» и идет к двери, чтобы встретить меня.
Это видение так явно пронеслось в голове, что на крыльце я помедлила.
Однако меня никто не встречал.
Я застала Дейну на кухне, когда она возилась у плиты, перекинув через плечо полотенце. В своем обычном домашнем темно-красном платье, открывающем лишь руки и мыски тапочек.
— Ты приехала к обеду, — сказала она, когда я вошла.
К обеду?!
К черту обед!
Я замерла в дверях, наблюдая, как ба ставит на стол тарелку, а затем приоткрывает духовку, чтобы проверить, готов ли яблочный пирог, аромат которого разносился по дому.
— Садись, — Дейна не смотрит на меня, — в холодильнике ледяной чай, если хочешь.
Рюкзак выпадает у меня из рук, но я все-таки делаю, как она говорит — сажусь за стол.
— …отлично, даже не подгорел, — удовлетворенно лепечет ба, вынимая противень.
Наконец, я увидела ее лицо — глаза лихорадочно блестят, щеки бледные и впалые, губы изъедены крупными морщинами. Впервые я вижу ее такой — беспомощной одинокой старой женщиной.
— Ба…
Снова хочется плакать.
— Ты разве не голодна? — спрашивает она буднично.
Я отрицательно качаю головой.
— Когда похороны, ба?
Ее губы дрожат.
— О чем ты, Лимма? — брови сходятся над переносицей, а затем лицо проясняется: — Я, кажется, забыла выключить воду в ванной, — говорит она и улыбается. — Гарверд это не понравится, уж я ее знаю…
Я стискиваю зубы, слушая удаляющиеся шаги моей бабки, смотрю ей вслед и вижу — смерть, идущую по пятам. Ощущение такое же, как в тот день, когда я стояла перед палатой умирающего мальчика. Вот только разница одна: мальчик хотел жить, а Дейна Морис — уже нет.
Глава 23
Можно подумать, похороны — это светское мероприятие.
Сборище малознакомых людей, которые скорбят так картинно, что я едва держу себя в руках.
Мне приходится быть сильной. Я выплакала все слезы еще в Вейсмунде, сидя в ванной доктора Такера. Сейчас мое лицо не выражает ни одной эмоции.
Элентроп, оказывается, не так уж далеко, раз все эти напыщенные люди смогли приехать. И ради чего? Отдать дань памяти? Нет. Они хотели всколыхнуть все то неприятное, что было связано с именем моей матери. Здесь полно завистников, наблюдавших и ее взлет, и падение. Они пришли увидеть финал ее жизни. Очевидно, для них все было справедливо: Гарверд в земле, а они живы и относительно здоровы. Я спиной чувствовала, как они глядят на меня. Их шепот раздается повсюду.
Дейна не плачет. Она принимает соболезнования, мерно ходит по гостиной, заложив за спину руки, поправляет фотографии, изредка кивает кому-то. Я слышу, как некто тихо называет ее сумасшедшей старухой, а меня озлобленной пигалицей. В нашем саду кто-то курит и даже смеется.
Как же мне хочется выставить всех этих людей вон. Но я не нахожу в себе сил. Нилла подбадривает меня легкой улыбкой, мол, держись.
Я вижу профессора Мак-Аарота. Вот единственный человек, который искренне любил мою мать. Я горячо принимаю его объятия и слова утешения. И снова чередую с нескончаемым потоком чужих соболезнований и причитаний.
Профессор уже разговаривает с Дейной, а я чувствую назойливый взгляд — Баргер. Он выглядит так, будто случайно сюда заглянул по дороге из лаборатории, и ярко выделяется в своих джинсах и синей рубашке. Но мне приятно его видеть. Он долго подбирает слова, прежде чем заговорить.
— Хотите чаю? — спокойно спросила я, обрывая его на полуслове.
Игнорируя присутствующих, мы пошли на кухню, я крепко закрыла дверь — посторонние звуки приглушились.
Пока Баргер располагался за столом, я принялась разливать чай. Наверно, со стороны я выглядела вполне спокойно, но признаюсь, внутри у меня все клокотало.
— Я рад видеть тебя, — Баргер всегда скуп на эмоции, но сейчас что-то сподвигло его открыться. — Повод, к сожалению, хреновый.
— Я тоже вам рада. Спасибо, что приехали.
— Ты ненадолго?
Я некоторое время смотрела в его темные глаза, затем молча поставила на стол чашки. Неужели Баргер не знал, чем закончилась история с этой несносной практикой у Такера?
— Что-то не так? — настороженно спросил он.
— Я уволилась.
— Что?
— Уволилась, — повторила и почему-то нервно рассмеялась. — Ничего страшного, от меня не убудет, а ваш брат вообще счастлив. Вам сколько сахара?
— Господи, Лимма, — Баргер смотрел на меня так, как я вчера смотрела на Дейну — будто на чокнутую, — вы с ним не поладили?
Очень даже поладили.
— Это неважно. Я устроюсь в другое место.
— В Элентроп?
— Почему же сразу в Элентроп, — положила ему два кусочка, как и себе, — я еще не решила. Но ближайшее время проведу здесь.
— Здесь? — Баргер нервно потирал переносицу, — не лучшая идея, Лимма. Это не годится.
— Почему?
— Ты знаешь почему.
— Из-за Питта, — усмехнулась и поднесла к губам чашку. — Это в прошлом. Мне сказали, он уже со всем определился — женится. Я тоже все для себя решила.
Баргер нахмурился.
— Ты кое-чего не знаешь, Лимма. Питт ни черта не определился — это факт. Он все это время пытался выяснить, куда ты делась. Он приходил ко мне, запрашивал информацию у Хейвуда, был у твоей матери…
— У мамы?
— Он доставал твою подругу. Она тебе не говорила?
Я отрицательно покачала головой.
— Да, Питт женится, — продолжил Баргер, — но это не значит, что он о тебе забыл.
Мне почему-то стало стыдно. Я отвела взгляд, глянула в окно.
— Я поговорю с Питтом, и все прояснится.
— Его родители этого не допустят. Они очень влиятельные люди и имеют поддержку не только здесь, у них есть связи в ММА, и знаешь, что это может значить для тебя?
— Господи…
— Ты не устроишься не только в Элентропе, но и на самой захудалой планете в самом засранном медпункте. Они превратят твою жизнь в ад.
— Но ведь я им ничего не сделала. Я просто вернулась домой. Здесь моя семья.
— Твоей матери больше нет.
— А Дейна?
— Брось, Лимма, ей почти восемьдесят, она скоро умрет…
У меня из рук падает чашка. Она летит вниз, будто в замедленной съемке, а затем «бах!» и разлетается осколками на кафельном полу.
— Что вы сказали?
— Лимма, это правда жизни. Ты должна подумать о себе. Ты видишь, что творится с твоей бабкой?
Наверное, в тот момент, когда Баргер говорил все это, он не представлял, на грани какой катастрофы находится. Меня вдруг осенила догадка, такая грязная и мерзкая, что меня замутило.
— Вы же пришли сюда не из-за меня, верно? — проговорила. — Вас прислали. Чтобы вы убедили меня уехать.
— Лимма…
Я видела его лицо, и испуг так явно отразился на нем, что я не выдержала.
— Катитесь к черту! Убирайтесь! — закричала. — Вон из моего дома!
Я сорвалась и не владела собой.
Если бы он не ушел добровольно, я бы, наверно, набросилась на него с кулаками.
Я провожала его бранью, а когда дверь за ним захлопнулась, я обернулась — немая сцена, напряженные и растерянные лица присутствующих, полная тишина, за исключением звонка надрывающегося телефона.