— Лимма, — Дейна подходит ко мне, и все слышат ее вопрос: — Ты выключила воду? Я, кажется, забыла выключить воду в ванной. Гарверд этого не любит.
— Да, ба, — шепчу, — я выключила, не беспокойся.
Проглатывая слезы, я быстро прохожу через гостиную, на лестницу, затем в свою комнату. Гребаный телефон звонит, не умолкая. Я хлопаю дверью, сажусь на кровать, опять встаю, начинаю бродить взад-вперед, надсадно дыша. Мне нужно успокоиться. Слезы ничем не помогут. Я должна быть сильной.
Телефон все еще звонит, я смахиваю трубку и цежу раздраженно и зло:
— Что вам надо?
Что-то щелкает на другом конце, а затем я слышу голос:
— Я не вовремя, Лессон?
Господи Боже, все катится в пропасть — в пропасть отчаяния, из которой мне не выбраться.
— Нет-нет! — гневно: — Сейчас самое удачное время, доктор Такер. Сегодня день похорон, в моей гостиной полно лицемерных подонков, и я выгнала к чертовой матери одного из них. Да, вы вовремя, черт вас дери!
— Сядь, Лессон. Там есть на что сесть?
Этот ответ вмиг сгоняет с меня спесь, потому что он странен. В этом весь Такер.
— Что?
— Сядь, я тебе говорю.
Я снова борюсь с желанием заплакать — громко и прямо в трубку, но вместо этого подхожу к кровати и сажусь.
— А теперь послушай меня, Лессон, — в этом голосе нет ни капли жалости, и это то, что нужно: — Тебе все это важно? Все, что происходит вокруг тебя? Подумай, Лессон, зачем ты вернулась в Каптику?
— Я помню зачем.
— Тогда все остальное не имеет значения.
Я молчу, и он молчит. Мне кажется, в этом молчании есть все, что мне необходимо.
— Зачем вы звоните?
— Номером ошибся, — язвит доктор, — мне трубку положить?
Провоцирует.
— Нет.
— Велман тебе привет передает…
Какого черта? Я улыбаюсь.
— И ему тоже передайте.
— И Шейла, и, не поверишь, даже Лойс. Гаред, стыдно говорить, даже слезу пустил, когда узнал о твоем увольнении…
— А вы? — вдруг спрашиваю я. — Скучали по мне? Хотя бы немного?
— Тебя нет всего три дня. Но твоего кофе мне уже не хватает. По утрам он доставлял мне удовольствие.
— Хотите, открою страшную тайну, доктор Такер?
— Разумеется, я хочу.
— Вместо черного я иногда приносила вам эспрессо, а вы не замечали.
— Ты лжешь, — притворно возмущается он.
— Чистая правда. А еще я один раз открутила колпачок у вашей ручки, и чернила забавно вытекли вам в карман.
— Черт возьми, Лессон, я потрясен.
— Вы здорово меня доставали.
— Это твое оправдание?
Я представляю Кея сидящим за столом. Он непременно курит, положив ноги на столешницу, и глядит в потолок. Сейчас в Вейсмунде глубокая ночь.
— Вы на работе, — констатирую я. — И вы курите…
— Что? — удивляется он так искренне, что я закусываю губу.
— Мне всегда нравилось смотреть, как вы курите… как подносите к губам сигарету… не знаю почему.
Он долго молчит, затем выдыхает мое имя, будто только на это у него и хватило сил.
— Ничего не говорите, — перебиваю его. — Вам лучше больше не звонить мне, доктор Такер. Никогда. Сотрите мой номер.
— Я помню его наизусть.
Я резко откидываюсь назад, на подушки.
— Вы же сами говорили…
— Я помню, что говорил, — перебивает мужчина. — Опережая все твои вопросы, Лессон, — я больше не позвоню.
— Супер, — дурацкое слово, зачем я только произнесла его? Идиотизм.
— Можешь сказать мне напоследок все, что обо мне думаешь.
«Я, кажется, вас люблю».
— Мне нечего сказать, доктор.
— Хорошо, Лессон… тогда — прощай?
— Да.
Мы снова молчим, но никто из нас так и не вешает трубку. Такер вдруг смеется.
— Лессон, тогда я скажу кое-что. Когда выкинешь из головы всю эту дребедень с наукой, возможно, у нас…
Я резко сажусь, прижимаю трубку к уху и чеканю:
— Прощайте, доктор Такер!
В этот момент я понимаю, что мне не нужно его одобрение и уважение, к которым я так стремилась раньше. Мне даже не нужна его вера в мои силы. Прежде всего, я должна уважать саму себя и твердо понимать — ничего уже не сможет меня остановить. Посему это действительно был наш последний разговор.
Я спустилась в гостиную, отыскала Мак-Аарота. Он был довольно влиятелен и профессионален, чтобы не зависеть от Сайверсов, поэтому именно его я попросила подыскать мне место. Неважно, что это будет, лишь бы у меня была возможность заниматься исследовательской деятельностью.
Глава 24
Уже несколько недель я не выходила из дома, за исключением редких походов в супермаркет.
Вечерами я смотрела старые мелодрамы — сказки со счастливым концом.
Утром ухаживала за садом, поливала бабушкины розы.
Дни тянулись медленно, столь медленно, что я отчаялась верить, что это можно изменить.
Со дня похорон я ждала звонка от Питта. Мне казалось, он должен был позвонить, но это вряд ли входило в его планы. Приближался день его свадьбы. А свадьба — это хлопотно, ему уж точно не до меня — девушки из его прошлого.
Комната мамы стала для меня своеобразным утешением. В ее шкафу, в коробке из-под туфель она хранила вырезки из журналов и газет, старые записи с ее интервью и разную памятную мелочь. Я перебирала все это с трепетом. Иногда я включала ее автоответчик. Когда она еще могла говорить, записала следующее: «Вы позвонили Гарверд Лессон, к сожалению, я не могу подойти к телефону…» Я прокручивала эту запись снова и снова.
Я сидела на полу, скрестив ноги, и пила горячий шоколад. На улице было ветрено — собирался дождь. В доме стояла удручающая тишина, и только время от времени раздавалось: «Вы позвонили Гарверд Лессон, к сожалению…» Я нажимала на повтор почти не глядя, едва только мне хотелось снова услышать мамин голос.
«Список входящих голосовых сообщений».
Я оторвалась от чашки, взглянула на телефон. Ошиблась кнопкой. На экране мигал значок: «Получено одно голосовое сообщение».
Моя рука сама собой потянулась, раздался щелчок, а затем металлический голос произнес: «Соединение с Вейсмундом установлено». Запись оборвалась…
Я снова нажала на кнопку, и телефон выдал то же самое: «Соединение с Вейсмундом установлено». Записано за несколько дней до маминой смерти.
Любопытство заставило меня пролистать список входящих и исходящих звонков. Гарверд не любила говорить через синтезатор. Список исходящих звонков был пуст, а во входящих мигала цифра «три». Кто мог ей звонить? Три раза с интервалом в день?
Я шелохнулась от странной мысли, будто от удара.
«…Мы несколько раз пересекались. Признаюсь, я фанател от твоей матери. Она была одним из лучших хирургов…» — это прозвучало в голове так ясно, что меня передернуло.
Такер — брат Баргера и тоже зависим от Сайверсов.
Черт бы побрал эту семейку!
Я не могу отделаться от мысли, что Такер мог разговаривать с моей матерью. О чем? Обо мне? Что она сказала ему?
Я спустилась на кухню, набрала номер через станцию. Если я позвоню Такеру, это будет выглядеть, как паранойя. В Вейсмунде ночь… я разбужу его среди ночи, чтобы спросить, не звонил ли он моей матери? Это нелепо. Вполне возможно, у нее были знакомые на Тардисе, разве я могу утверждать, что — нет?
Я хожу по кухне не меньше часа, ровно до тех пор, пока в стекло не начинают бить крупные капли дождя. Запах грозы проникает в дом, и мне даже кажется, что грозовая туча образовывается прямиком над моей головой.
Я судорожно наливаю воды, выпиваю залпом и снова набираю номер доктора Такера.
Гудки длятся так долго, что я готова бросить трубку, но затем раздается женский голос:
— Да?
У меня замирает сердце и сохнет во рту. Первым порывом было оборвать звонок.
— Я могу услышать доктора Такера? — беру себя в руки.
— Кея? — насмешливо спрашивает незнакомка. — Он что, доктор?
— Да, — господи, как неловко, — мне нужно с ним поговорить. Это важно.
— Он в душе, — развязно сообщает женщина, — а ты кто такая вообще? Сейчас далеко за полночь…
— Мне просто… это важно.
Я слышу, как она вздыхает. Затем скрипит постель, незнакомка поднимается с кровати — с кровати Такера! — и, кажется, идет куда-то. После чего эта женщина весело кричит: «Кей, тебя тут требуют к телефону… какая-то из твоих подружек». Через секунду сквозь шум воды доносится его ответ: «Иди в постель, детка, и скажи, что я умер».
— Прости, он занят, — лениво сообщает незнакомка.
— Скажи, что звонит Лимма Лессон из Каптики.
— Послушай…
— Скажи это, черт побери!
Наверно, я перегибаю палку, но это срабатывает. Незнакомка снова кричит:
— Кей, поговори с ней сам, может, она залетела от тебя, раз ей так нужно. Это какая-то Лимма Лессон из Каптики.
Шум воды вдруг стихает. Я знаю, что сейчас услышу голос Такера. Он там с другой женщиной и давно не думает обо мне. А у меня не хватает смелости признать, что это меня жутко злит. И я ревную!
— Да, — такое твердое многообещающее «да». Его голос предельно строг.
— Я обещала вас не беспокоить, доктор Такер. Прошу, не бросайте трубку. Мне нужно кое-что узнать. Просто ответьте на один вопрос.
Его молчание я воспринимаю за согласие.
— Скажите, вы звонили моей матери за несколько дней до ее смерти?
Пару секунд ожидания, затем мужчина отвечает:
— Нет.
— Простите, мне не следовало вас беспокоить.
Я сбрасываю звонок и некоторое время сижу за кухонным столом и жду, что Такер перезвонит, но он не делает этого. Что ж, он умеет держать слово. В отличие от меня.
Раскаяние приходит в следующее мгновение — и зачем я позвонила? Он сейчас с женщиной. Он назвал ее «деткой». Несколько минут назад, вероятно, они занимались сексом.
Я отшвыриваю трубку, поднимаюсь и сталкиваюсь с Дейной, которая стоит, прижавшись плечом к дверному косяку.
— В последние дни здесь было много звонков, — вдруг говорит она, подтверждая тот факт, что слышала мой разговор с Такером, — еще приходил твой приятель, Питт, помнишь?