У меня странно чесалась кожа. Я закатала рукава: мои руки стремительно покрывались густой белой шерстью. Я сняла куртку, но почему-то больше не чувствовала холода. Мои ногти отрастали и становились темными и твердыми. Они цеплялись за ткань и рвали ее в клочья.
Снежок кивнул головой.
«Не торопись, – как будто говорил он. – Нам больше не нужно никуда торопиться».
Он пригнулся, чтобы мне было удобнее забраться к нему на спину, я прижалась к его мокрой шерсти, и он медленно вошел в воду. Она была черной, обжигающе холодной и очень приятной на вкус. Луна заливала все вокруг, огромные звезды усыпали небо, а моя белая шерсть смешивалась с его белой шерстью и морской пеной.
Я обернулась назад – на обочине беспомощно мигали аварийные огоньки фургончика. Извините, ребята, я вряд ли верну его в срок.
Впереди были только черные воды океана и обломки серебристых льдин. И конечно, другие белые медведи, которых мы встретим. Снежок нырнул и поплыл, а я крепко держалась за его спину. Никогда в жизни я не чувствовала себя так спокойно и уверенно, клянусь. Это было ясно без слов.
Птичка
В тот день, когда мы купили двадцать соток земли в чистом поле, наша старшая дочь явилась домой с маленькой ржавой клеткой в руках. В клетке, спрятав голову под крыло, сидела тощая, облезлая, нахохленная птица.
– Вот! Полюбуйтесь! – объявила наша Старшая и грохнула клеткой по столу, так что птица подскочила на жердочке и недобро глянула на нас мутным черным глазом. – Помогла старушке перейти через дорогу!
– Вот этой старушке? – вкрадчиво спросил муж и кивнул на птицу.
– Разумеется, не этой! Я шла из школы, а на переходе стояла старушка и говорит: «Дочка, помоги мне перейти дорогу, что-то я совсем плохо видеть стала и хожу еле-еле». Я взяла ее под руку, и мы полчаса тащились на другую сторону, пока все машины нам дудели как ненормальные! А когда наконец-то добрались до тротуара, она сказала: «Спасибо тебе, милая. Ты мне помогла, и я тебе помогу». Сунула мне в руки эту дурацкую птицу и так от меня дернула, что я ее догнать не смогла. Зачем было врать, что она ничего не видит и еле ходит? Помогай после этого старушкам!
Дочка сердито бросила в угол кроссовки.
– И что же нам теперь с ней делать? – растерянно проговорил муж.
– А я знаю? – возмутилась Старшая. – Если хотите, выпустите в окно!
– Нельзя птичку в окно выгонять! – вступилась наша младшая дочка. – Смотрите, какая она голодная и усталая! Ей надо зернышек купить. И новую клетку!
Несколько минут мы молча смотрели друг на друга, а потом муж нерешительно кивнул, и мы с нашей Младшей побежали в магазин. Вернулись с пакетом универсального корма, коробочкой витаминов для птиц и новой сверкающей клеткой, в которой позвякивали разноцветные игрушки и пускало солнечных зайцев круглое зеркальце.
Мы открыли дверь старой клетки, наша Младшая бесстрашно подставила палец, и птица осторожно выбралась наружу. Она внимательно огляделась по сторонам и полетела. Осмотрела комнаты, коридор, уселась на кран в ванной и несколько раз стукнула по нему клювом.
– Птичка хочет купаться! – радостно завопила наша Младшая.
Мы открыли кран, и птица действительно нырнула прямо в струю. Вода лилась с нее грязная и мутная, а перья вылезали клочьями. Птица выбралась из раковины тощая и лысая, отряхнулась и забралась в свою новую клетку. Некоторое время мы слышали только хруст зерен. А потом наша гостья чинно кивнула, как будто говоря нам «спасибо», повернулась к стене и сунула голову под крыло.
– Вот это да! – прошептала наша Младшая.
– Вот уродина! – выдохнула Старшая.
– Ну, с прибавлением! – сказал муж и накрыл клетку пледом, чтобы свет не мешал птице спать.
В следующие дни птица только ела, купалась под краном и спала, сунув голову под крыло. Она не шумела, не клевалась и вела себя так смирно, что мы даже перестали закрывать дверцу клетки, предоставив «прибавлению» самостоятельно передвигаться по квартире. Уже через неделю птица заметно поправилась, еще через две – покрылась мягким серо-синим пушком. Мы пытались выяснить породу этого существа, но не нашли ни в Интернете, ни в энциклопедии «Жизнь животных» ни одного похожего экземпляра. Наша Старшая опубликовала фотографию на сайте орнитологов, но они объявили картинку фальсификацией, созданной при помощи компьютерных технологий. А в начале весны она снесла яйцо.
– Смотрите, яичко! – захлопала в ладони наша Младшая.
– Позвольте, разве для размножения ей не нужен… эээ… самец? – задумчиво спросил муж.
– Я вас умоляю! – закатила глаза наша Старшая и закрылась в своей комнате.
Размером яйцо было с мелкую виноградину – хрупкое, почти прозрачное, покрытое тонкими голубоватыми прожилками. Несколько дней птица не покидала клетку. А когда она наконец-то слезла с яйца, чтобы искупаться в раковине, муж смущенно проговорил:
– Друзья мои, вам не кажется, что яйцо подросло?
– Пап, ты в школе учился?! – возмутилась наша Старшая. – Птичье яйцо не может вырасти! Оно и так содержит все питательные вещества, необходимые для птенца!
– И все-таки посмотрите: раньше оно было примерно как маленькая кислая виноградина, которые нравятся нашей маме. А теперь оно почти как крупный красный виноград, который люблю я…
Мы изумленно застыли возле клетки, и только наша Младшая радостно пропела:
– Ура! Наш птенчик уже подрос!
Еще через несколько дней яйцо было больше похоже на сливу, потом на крупный апельсин, потом на дыньку-колхозницу, а перед майскими праздниками муж решительно сказал:
– Нужно достать его из клетки, иначе птенец не сможет выбраться наружу, когда вылупится…
Птица степенно кивнула головой, как будто была совершенно согласна с таким предложением. Она вылетела и села ко мне на плечо, а я аккуратно достала яйцо и положила его в корзинку, в которую наша Младшая заботливо постелила мягкое полотенце.
Через неделю мы переложили яйцо в корзинку побольше, потом переместили его в мягкое кресло, а потом вдвоем с мужем со всей осторожностью переложили на пол. К лету оно переросло надувной фитбол. По вечерам наша Младшая нежно гладила яйцо маленькими ручками и тихонько разговаривала с птенчиком, наша Старшая рисовала на нем марсианские пейзажи, а муж прикладывал ухо, прислушиваясь к происходящему внутри.
– Там что-то жужжит, как будто работает крошечный кондиционер! – говорил он.
– Там льется водичка! – шептала наша Младшая.
– Да нет же! Там играет музыка! – возражала наша Старшая.
В первый день лета яйцо плавно покачнулось, а по молочно-белой поверхности с голубыми прожилками поползли тонкие трещинки. Мы с изумлением смотрели, как трещинки становятся глубже, а скорлупа, которая уже стала плотной и крепкой, с хрустом лопается и начинает падать на пол. Минут через пятнадцать перед нами посреди молочно-белых обломков стоял двухэтажный кукольный домик. Он был сложен из светло-серого камня, по стенам вились душистые зеленые побеги. В его крошечных окошках горел свет, и изнутри доносилась негромкая ритмичная музыка.
– Это же играет моя любимая группа! – выдохнула наша Старшая.
Муж опустился на колени и заглянул в приоткрытые двери гаража.
– Вы только посмотрите, какая машина стоит внутри! А на крыше солнечные батареи!
– Мамочка, папочка, там живет крошечная живая кошка! – закричала наша Младшая.
– Там под крышей комнатка с треугольным потолком и пишущей машинкой на столе, – прошептала я.
А музыка тем временем как будто стала чуть громче, а домик – чуть больше. Муж взял с полки рулетку и измерил сначала домик, а потом – дверной проем. Мы посмотрели друг на друга. Нам хватило нескольких секунд, чтобы принять решение.
– Быстрее! – скомандовал он. – Беги к соседям и попроси у них до завтра прицеп!
Птица села на крышу домика и степенно кивнула головой – она опять была совершенно согласна.
Все вместе мы аккуратно вынесли домик из квартиры. Он уже не помещался в лифт, и мы спустились с четвертого этажа пешком, погрузили ношу в прицеп. Через два часа мы были за городом – там, где в чистом поле начинали появляться строения и фундаменты. Наш домик уже с трудом помещался в прицепе, и мы кряхтели, когда тащили его в середину участка.
На небе одна за другой загорались звезды, домик с легким похрустыванием подрастал, а птица сидела на плече у нашей Младшей и степенно кивала головой.
Помощник
За считаные дни он превратил мою жизнь в кошмар. Он изводил меня шумом – стучал по трубам, звонко топал в пустом коридоре и тоскливо вздыхал по ночам. В кухне перегорели все лампочки, пульт от телевизора потерялся, а флакон моих любимых духов упал в ванной на пол и разбился вдребезги. Компьютер жил своей собственной жизнью – с легким шорохом включался вечером и ласково шелестел до утра. Я перестала его заряжать, но это не помогало: аккумулятору больше не было никакого дела до электричества.
А во вторник, когда я вернулась с работы, он по-хозяйски сидел в моей кухне на подоконнике и болтал ногами – маленький такой мужичок, ростом с обыкновенную детскую куклу. Видели уродливых резиновых пупсов со сморщенными личиками и вытаращенными глазами? Физиономия у мужичка была такая же сморщенная, глазки прятались под густыми бровями, на голове – помятая зеленая шляпа, на ногах – крошечные лапоточки.
Когда я застыла в дверях, он потер свои сморщенные ручки и вежливо сказал:
– Ну, здравствуй, хозяюшка!
Говорил он звучно и нараспев – так разговаривают умудренные жизнью старики в спектаклях по пьесам Островского. Я смотрела на мужичка, а мужичок – на меня. Глазки у него были маленькие и хитрые.
– Ты кто? – спросила я.
Мой гость тяжело вздохнул, как будто моя глупость глубоко его ранила, и погладил хрестоматийную бороду – густую, окладистую, с проседью. Вопрос действительно был бестолковый. Без этого вопроса вполне можно было бы обойтись – ясно же, что домовой. Таким его на всех картинках рисуют. Но одно дело – знать, как выглядит домовой на картинке, и совсем другое – видеть его рядом с мультиваркой на подоконнике собственной кухни.