Он сказал, что его зовут Николай, что он убежденный холостяк, никогда не был женат и живет на Севере вдвоем с внучкой, которая заканчивает учебу. (С внучкой? Боже ж мой, сколько же ему лет?) А тот факт, что у меня есть двое детей и муж, которые остались дома, привел его в такой восторг, как будто это была его личная заслуга.
Наклонившись ко мне гораздо ближе, чем стоило бы, он шепотом сообщил, что отдыхает здесь уже месяц и успел изучить все закоулки этого Богом забытого места. За кофе и завтраком я узнала, что работа у Николая сезонная, что он кошмарно занят с сентября по февраль, весной ему удается закончить отчеты и привести дела в порядок, а летом он отправляется в долгий отпуск и даже не берет с собой телефон. (Тут он выразительно похлопал себя по карманам, чтобы я могла убедиться, что телефона в них нет.) В конце августа уже начинают поступать первые заявки на следующий год, а это значит, что пора возвращаться домой.
За обедом он признался: по работе ему приходится так много общаться с людьми, что на отдыхе он предпочитает полное уединение. И до тех пор, пока я не появилась на пляже, несколько дней подряд даже не раскрывал рта. (Что же это за работа такая? Организатор праздников? Адвокат? Журналист?) По крайней мере, это объясняло его излишнюю разговорчивость.
На ужин он явился с нежно-молочным букетом на редкость вонючих южных цветов и, сунув их мне в руки, заказал бутылку дорогого французского шампанского. После чего кивнул в сторону огненного заката и объявил, что нам с ним было бы глупо упустить такую прекрасную возможность для счастья. В сущности, он был прав. Так что, допив вино и предусмотрительно забыв букет на столе, я отказалась от брони отеля, собрала вещи и переехала к нему – в крошечное бунгало прямо на берегу.
По ночам океан грохотал так, что мешал спать, но нам это было только на руку.
Однажды он погрузил меня в кривобокий ободранный джип и повез на сафари в пустыню. Было жарко и страшно, а песок набивался в рот и скрежетал на зубах, но Николай хохотал, перекрывая шум ветра и сильнее нажимая на газ.
Потом мы долго плыли на шаткой лодчонке к какому-то неведомому рифу, где разноцветные рыбы были размером с надувной шар из гипермаркета, а дельфины выпрыгивали из воды на расстоянии вытянутой руки. Он взял напрокат отвратительно мокрые гидрокостюмы и две поцарапанные маски и столкнул меня в воду, чтобы я могла увидеть весь этот праздник вблизи.
Он сторонился шумных компаний, но водил меня смотреть на звезды и, казалось, знал название каждого созвездия на черном южном небосклоне. (Положа руку на сердце, он мог придумать любые названия – я-то их не знала.)
Каждое утро он как дурак стоял на одной ноге посреди пустынного пляжа, чтобы гармонизировать потоки энергии. И никогда не отказывался от пары стаканчиков вина за обедом – чтобы закрепить гармонию.
Он жаловался на холодный ветер, когда я сходила с ума от жары, а по вечерам кутался в теплую толстовку и наматывал на шею вязаный шарф. Похоже, на Севере, где он живет вместе с внучкой, его основательно проморозило.
Он настороженно реагировал на детей, а магазины игрушек, похоже, вызывали у него панические атаки. По крайней мере, услышав, что я собираюсь выбрать подарки для дочек, он заметно побледнел и заявил, что ему необходимо вздремнуть пару часов после обеда.
Он купил мне в местной лавке запыленный сундучок с разноцветными камнями (при этом торговался до полусмерти) и, ни капли не смущаясь, врал, что заговорил их на счастье.
Он кормил меня шоколадом и поил коньяком, говорил, что правильное питание – это зло, придуманное мизантропами, и однажды голыми руками поймал змею. Что удивительно, она не укусила, а свернулась колечком у него в руках и мирно заснула. Разве что не мурлыкала.
Когда он прижимал меня к себе, казалось, что мир стал литым и единым, пыльные камни действительно заговорены на счастье, а все мои детские мечты сбылись. До одной. От первой до последней. Я снова была девчонкой с криво завязанными хвостиками и выпавшим зубом. Я танцевала в самодельной пачке, сшитой из марли, мои любимые куклы были рассажены по размеру – в ожидании каши из конструктора и мозаики, а царапина на коленке смазана зеленкой. На столе стояли двенадцать именинных пирогов и маленькое блюдечко с шоколадной картошкой, и я знала, что со мной никогда не случится ничего плохого.
В то утро, когда мне нужно было улетать, он объявил, что терпеть не может долгих прощаний. И улегся в кровать носом к стенке.
Я вызвала такси (у него-то не было телефона, вы же помните?), взяла чемодан и тихонько убралась восвояси. Он пожелал мне счастливого пути и, кажется, обещал писать.
В следующий раз я увидела его зимой, среди ночи.
– Мам, – шепотом сказала наша Младшая и потрясла меня за плечо. – Пожалуйста, выгляни в окно.
– Мам, – выдохнула наша Старшая, – скажи, что я не сошла с ума. Обещаю, я больше никогда не буду пить пиво.
Я тихонько встала с кровати, чтобы не разбудить мужа, и подошла к окну.
Николай снова отрастил бороду, был одет в идиотскую шубу красного цвета и болтался у меня за окном в расписной телеге, запряженной настоящими живыми оленями. (Хотя кого я обманываю? Где вы на самом-то деле видели настоящих оленей, которые услужливо замрут, перебирая ногами, на уровне седьмого этажа?) Он радостно махал руками – точно так же, как в самый первый день моего отдыха, когда я увидела его на пляже. За его спиной в иссиня-черном небе переливались всеми цветами радуги сумасшедшие звезды, похожие на камни из сундука, которые он якобы заговорил на счастье. А полная луна слепила глаза оленям, да и мне тоже.
Лицо у Николая было торжественное и немного усталое. В санях громоздилась гора коробок и мешочков с яркими лентами: неудивительно, что при виде игрушечных магазинов он испытывает панические атаки. Он тихонько постучал в стекло, и наша Старшая моментально открыла окно – я даже пикнуть не успела. В комнату ворвался ветер, и снег, и едва уловимый запах зверья. (Олени-то действительно были живые!)
Он всучил ей сначала две коробки, упакованные в голубую бумагу с серебристыми звездами. И показал рукой в белоснежной варежке на нашу Младшую. Потом две коробки, упакованные в розовую бумагу с золотыми сердцами, и показал на Старшую. И когда та, деловито сбросив подарки на пол, уже собиралась закрыть окно, сунул ей конверт. Обычный белый конверт. И показал на меня. И в те секунды, когда наши глаза встретились, мир снова стал литым и единым.
После этого он усмехнулся, махнул рукой, оглушительно свистнул и рванул прочь, оставляя в морозном воздухе белые следы наподобие тех, что появляются в небе после того, как пролетит самолет.
Наша Младшая запрыгала на месте от восторга. Наша Старшая смотрела на меня, разинув рот. А я взяла свой конверт, закрылась в ванной и заглянула внутрь. Там был билет на самолет – на первое июня. И обратный – на конец августа. Я знала, что полечу.
Настоящий
Мы как раз заканчивали ужин, когда потолок вдруг задрожал. Посыпалась штукатурка, по стене побежали во все стороны тонкие трещины. Наверху что-то загремело, и, разбив стекло и разломав решетку, из нашего камина вылетел человек, а следом за ним – здоровенный мешок, перевязанный веревкой. Некоторое время человек лежал неподвижно, потом неловко сел, покашлял, нащупал на полу очки, на которых не оказалось ни единой царапинки, и нацепил их на нос. Он отряхнул от пыли видавший виды красный тулуп с белым воротником, огляделся по сторонам, а заметив нас, смущенно улыбнулся.
– Что это за мужик в моем доме? – возмущенно спросил муж, отложив в сторону булочку с изюмом.
– Мааа-ам, это тот, кто я думаю? – вкрадчиво поинтересовалась наша Старшая. – Он принес мне планшет?
– С этим дядей можно поиграть? – весело подпрыгнула Младшая.
– Как вы сюда попали? – ахнула я.
– Через камин, – пожал плечами наш гость. – Я всегда попадаю в дом через дымоход…
– Наш-то камин электрический! – в один голос крикнули мы.
Человек в красном тулупе растерянно посмотрел на стену, которую еще минуту назад украшал затейливый декоративный камин с электрической подсветкой. Теперь в ней была всего лишь огромная серая дыра.
– Ну надо же… Не понимаю… Вы уверены? И правда, дымохода нет. – Он смотрел на нас с таким искренним удивлением, как будто это мы разломали его стену прямо во время ужина. – Извините, я, пожалуй, пойду.
Слегка пошатываясь, он поднял с пола свой мешок и направился к выходу, из чего можно сделать вывод, что покидает дом он обычно не через камин.
– Минуточку! – Мой муж решительно поднялся из-за стола. – А кто будет приводить в порядок стену? Между прочим, мы всего месяц назад закончили ремонт. А раз вы ее разломали, вам ее и чинить!
– Как чинить?
– Очень просто, дружище, – сказал муж и похлопал нашего гостя по плечу. – Сначала заделать дыру пеноблоками, потом оштукатурить, зашпаклевать, выровнять и покрасить. Купить и установить новый камин.
Когда мой муж говорит «дружище» и хлопает незнакомого человека по плечу, ничего хорошего ждать не приходится. Дед Мороз моргнул.
– Паа-ап, – вкрадчиво поинтересовалась наша Старшая, – ты ведь понимаешь, кто это?
– Это человек, который только что разломал нашу стену, девочка!
– Паа-ап, у него борода, красная шуба и мешок с подарками! Он пришел к нам через камин! А до Нового года неделя!
– Это настоящий Дед Мороз, – выдохнула наша Младшая.
– Вот и отлично! Если он настоящий, пусть наколдует мне бригаду строителей. – Тут наш гость растерянно развел руками. – А если не может, то пусть делает все сам. Значит, так: спать пока будешь на диване в гостиной, материалы завтра утром привезу. Дверь закрыта на кодовый замок, окна на сигнализации, у нас седьмой этаж. Сбежать не получится, понял?
Дед Мороз молча кивнул.
На следующий день он начал заделывать дыру в стене. Получалось, прямо скажем, неважно: пеноблоки ломались и ложились криво, сухая штукатурка рассыпалась по полу, кисти и мастерки терялись на ровном месте. На третий день мой муж не выдержал, достал из шкафа старые джинсы и взялся помогать. Вдвоем они разобрали все то, что успел сделать Дед Мороз, и начали заново. Вечером, когда мы с девочками вернулись домой с прогулки, они как раз положили первый – идеально ровный – слой штукатурки, почистили на газете воблу и разлили по бокалам ледяное пиво. Причем свой стакан Дед Мороз тут же погрел в микроволновке.