Я шла по ночному городу, полная луна катилась за мной по пятам, и впервые в жизни я не слышала, как от быстрой ходьбы гулко стучит мое сердце. Это было немного непривычно и поначалу сбивало с толку, но довольно быстро выяснилось, что в жизни без сердца есть свои плюсы.
Например, у меня больше не закладывало уши в самолете. Я перестала краснеть – от чего бы то ни было. Моя кровь больше не повиновалась сердцу – теперь ею управляли только фазы луны, приливы и отливы. Мое сердце больше не замирало от ужаса или от любви. Я могла танцевать до упаду, петь на ходу и не испытывать при этом ни малейших неудобств. И пока все мучились от головной боли из-за весенних перепадов температур, я только пожимала плечами: у меня больше не было давления, а значит, подниматься или опускаться было совершенно нечему. В новостях говорили только о смертельном вирусе, который стремительно распространялся по планете. Кажется, я была единственной, чье сердце не уходило в пятки от этих новостей. Говорили, что во всем виноват идиот, который съел летучую мышь или, может быть, больную змею. Разве мне было дело до какого-то неудачника, который слопал летучую мышь посреди вонючего рынка? Я-то знала, что иногда люди едят вещи и похуже.
Все шло прекрасно, пока однажды во время танцев я не подвернула ногу и мне не понадобился рецепт на обезболивающее. Травматолог дотронулся до моей припухшей щиколотки и заметно вздрогнул.
– Послушайте, ваши ноги всегда такие холодные?
Я могла бы ответить, что нет, не всегда. Они становятся холоднее по мере того, как луна превращается в тонкий серп, и заметно разогреваются ближе к полнолунию. Но в тот день луна была как раз похожа на серп, въедливый доктор сунул мне под мышку градусник, изучил результат, не поверил своим глазам, взялся мерить давление, покрылся холодным потом, отправил меня на рентген…
Вот тут-то и началось все самое интересное. Они собирались десятками, чтобы только на меня посмотреть. Они созывали конференции, задавали вопросы на всех языках мира, закатывали глаза и шумно вздыхали. Они подключали меня к аппаратам, больше похожим на космические корабли, кормили меня разноцветными пилюлями и в конце концов состряпали договор с семизначным числом, на двенадцати страницах. Семизначное число полагалось мне, если я соглашусь в течение года безропотно подключаться к космическим кораблям и глотать пилюли. Разумеется, я согласилась.
Похоже, они собирались возить меня по разным странам и показывать за деньги, но смертельный вирус все быстрее распространялся по планете. Границы были закрыты, а жители стран попрятались по домам. Поэтому они погрузили меня в машину с мигалкой и привезли в невысокое здание за городом. По дороге водитель четыре раза потерялся, потому что здания не было ни на одной карте.
– Переждете здесь, – сказали они мне, – мы не можем рисковать. Поместим вас в стерильном боксе. Кроме вас здесь всего один пациент, но он давно уже выздоровел, так что это не опасно.
– От чего выздоровел? От смертельного вируса?
Они немного помялись и кивнули.
– Похоже, что у нас здесь нулевой пациент. Тот, что заболел первым.
– Тот, что сожрал на рынке летучую мышь?!
– Возможно, мы пока не уверены.
Они поселили меня в комнате с мягкими стенами, окнами от пола до потолка и собственным кусочком сада, огороженным стеклянными перегородками, куда я могла ненадолго выходить в стерильном костюме, перчатках и маске. Однажды за стеклянной перегородкой я увидела его. Он шел, легко пританцовывая в такт музыке, которая, похоже, играла у него в наушниках. Это идеальное тело я узнала даже в стерильном костюме. Я забарабанила по стеклу, мои руки были в перчатках, и звук от этого получился глухим.
Он повернулся ко мне, покачал головой и снял маску. Улыбнулся, подмигнул, заговорил. Слов было не слышно, но я прочитала по губам:
– Привет, моя радость.
Кажется, он даже ни капли не удивился.
Только солнечный свет
Мы отправляемся в путь налегке. Однажды на рассвете мы просто говорим «Пора», со значением пожимаем друг другу руки, спускаемся вниз по широким мраморным ступеням и садимся в машину. Если ехать далеко, а погода хорошая, в середине дня мы останавливаемся на пикник. Достаем из багажника корзинку с бутербродами и яблоками, откупориваем для него бутылочку вина и разворачиваем на траве двухметровую карту. Мы помечаем крестиком пункт назначения и внимательно рассматриваем окрестности. Он смеется и роняет на карту крошки и зернышки от яблок. Прежде чем отправиться дальше, я аккуратно стряхиваю остатки еды: мы же не хотим, чтобы в следующий раз наша карта слиплась!
Мы ставим в багажник пустую корзинку и продолжаем наш путь.
– Ты хорошо запомнила дорогу? – волнуется он, когда на линии горизонта появляются крошечные домики с разноцветными крышами.
– Разумеется!
Он мог бы и не спрашивать. Я изучила каждый поворот и каждую извилистую улочку в городке, который приближается с каждой секундой.
Мы приезжаем прямо к центральной площади и входим в бар. Солнце уже клонится к закату, воздух становится прохладнее, и со всех сторон сюда стекаются люди.
– Ледяной коктейль с мятой и лимоном – это верное средство для того, чтобы жара отступила, – говорит он бармену, и тот согласно кивает.
Вокруг нас хохочут и задают вопросы, а запотевший бокал холодит ладони, и от этого по всему телу пробегает дрожь. Мы говорим о погоде, пожимаем руки и понемногу рассказываем о себе. Обычно мы не афишируем детали нашей биографии, но в таком городке практически невозможно сопротивляться доброжелательному любопытству жителей. Понизив голос, мы сообщаем, что он президент маленькой, но очень гордой страны, который путешествует инкогнито, налегке. Мы признаемся, что я – его личный астролог и предсказатель, который прокладывает путь, читая знаки на земле и на небе.
Шум вокруг затихает, люди сначала замолкают, смотрят на нас с сомнением и отодвигаются подальше. Но потом каждый из них хочет задать мне свой очень важный вопрос, и они кричат мне прямо в уши. Я достаю из сумки маленький компьютер и моментально получаю пароль от сети WI-FI и розетку для подзарядки. Я строю звездную карту для каждого, они слушают меня, разинув рты, а он требует еще один коктейль и хохочет, перекрывая шум:
– Не верьте этой женщине! Знали бы вы, что говорят о ней у меня на родине! И не говорите потом, что я вас не предупреждал!
На следующее утро мы завтракаем с владельцем местного магазина, которого замучили крысы.
– Послушайте, мы живем не в Средние века, – кричит торговец и размахивает руками. – Но эти твари просто бессмертны! Они возвращаются снова и снова! Они сжирают мой шоколад, портят лучшие ткани и устраивают гнезда в супницах из английского фарфора!
– Не волнуйтесь, – говорю я и достаю из сумки мешочек с крошечными темными зернышками. – Я знаю, как это исправить. По одному зернышку в каждый угол каждого помещения в вашем магазине. Не пропустите ни чердак, ни подвал, ни крошечную каморку у лестницы.
– О да! – мечтательно вздыхает мой спутник и кладет в рот ломтик нежнейшего шоколада, чудом отвоеванного у крыс. – Она знает, как исправить все, что угодно.
И он делает знак официанту, чтобы попросить еще кофе, фруктов и нежнейших круассанов с малиной.
Мы обедаем с главой городского совета, который беспокоится о том, что его не переизберут. А это было бы так некстати, ведь он еще не закончил приводить в порядок свое родовое поместье и замок с башенками.
– Это можно решить, – говорю я и достаю из сумки флакон с ярко-сиреневой жидкостью. – По одной капле в бокал для каждого, с кем вы садитесь за стол. Вы ведь сможете это сделать?
– По одной капле для каждого? И они проголосуют за меня? – уточняет глава и взвешивает флакон на ладони, как будто прикидывая, хватит ли жидкости на всех, чьи голоса он хотел бы привлечь. – Я смогу.
– Это будет несложно, – улыбаюсь я.
– Когда она рядом, все становится на удивление несложно, – говорит мой президент и кладет ладонь мне на плечо.
А потом еле заметно взмахивает рукой, чтобы ему принесли еще икры и шампанского.
Мы ужинаем с лохматым художником – местной знаменитостью, который несколько лет назад прославил свой городок на весь мир. Его залитые солнечным светом пейзажи узнавал любой школьник, а туристы валили валом, чтобы полюбоваться на пляжи и парки, где, казалось, не было места ни печали, ни скуке.
– За последний год ни одной картины, – жалуется художник, накручивая на палец прядь давно не мытых волос. – Как будто из меня ушла вся радость жизни! Как будто больше нет ни единого луча солнца! Полная тьма, и никакого просвета.
– Поезжайте отдыхать, – говорю я, заглянув в монитор компьютера. – Лучше всего на север, и побудьте там пару месяцев. А когда вернетесь, сделайте так, – тут я достаю из сумки баночку с полупрозрачными светлыми гранулами. – По одной грануле в каждую краску, которой вы пользуетесь. Не волнуйтесь, средство бесцветное и краски не испортит.
– И солнце вернется? – чуть не плача, спрашивает он.
– Когда она рядом, солнце всегда возвращается, – говорит мой спутник, и его голос еле заметно дрожит. Он даже не хочет больше устриц и ледяного розового вина. Он слишком взволнован происходящим.
Мы с утра до вечера колесим по городку и окрестностям. Мы получаем в подарок фикус в горшке, небольшой домик с симпатичным яблоневым садом, две пары вязаных шерстяных носков, старинное ожерелье и дюжину горластых пестрых кур. Мой компьютер жужжит от напряжения, а запас чудодейственных средств постепенно подходит к концу. Мой спутник все чаще щурит глаза, как будто пытается разглядеть вдали что-то новое и неизведанное. И однажды на рассвете мы просто говорим «Пора», со значением пожимаем друг другу руки и садимся в машину. Мы уезжаем налегке и останавливаемся только для того, чтобы пометить на карте следующий город.
Мы паркуемся на главной площади и заходим в бар. Заказываем ледяные коктейли с лимоном и мятой, знакомимся, пожимаем руки и нехотя рассказываем о себе. Он – знаменитый путешественник, который разыскивает редчайших зверей для лучших зоопарков мира. Я – дрессировщ