Мы перебирали фотографии, а мой щенок неподвижно сидел рядом с нами, без малейшего возмущения позволяя изучать форму лап, ушей и заглядывать себе в рот. Однажды я даже отправила письмо известному кинологу и приложила к нему фотографию Снежка. Ответ пришел моментально. Известный кинолог был возмущен тем, что взрослые люди позволяют себе так по-дурацки шутить и тратить время уважаемого человека. Больше в переписку он не вступал, но я не слишком и настаивала. Мне было совершенно все равно, какой породы мой Снежок. Достаточно было и того, что он встречал меня у порога, утыкаясь мокрым холодным носом в ладонь, и часами слушал мои рассказы обо всем на свете. Он лежал рядом со мной, его разноцветные глаза слегка светились. И клянусь вам, никто еще не принимал мою болтовню так близко к сердцу.
Зима закончилась, и он весело шлепал по лужам и нюхал первые зеленые листья, а вот летом мой Снежок загрустил. Ему не хотелось выходить на улицу, он просился домой и все чаще просто так забирался в ванну – не для того, чтобы вымыть лапы после прогулки, а чтобы немного освежиться. Я набирала холодной воды и даже насыпала в нее кубики льда – щенок забирался в нее с головой и постепенно приходил в себя. Я включала кондиционер на самую низкую температуру и ходила по квартире в шерстяных носках и вязаном свитере. Он смотрел на меня и благодарно кивал головой – казалось, он понимал, что доставляет мне массу неудобств, и чувствовал себя неловко. К счастью, август выдался холодный и дождливый, в сентябре уже начались заморозки, а в октябре выпал снег.
За все время он ни разу не гавкнул, тем не менее всем вокруг – и расшумевшимся друзьям, и подгулявшим компаниям на улице, и вечно недовольному соседу в лифте – было ясно, что шутки с моим щенком плохи. Он внимательно смотрел потенциальному обидчику в глаза, а потом нежно прижимался ко мне головой.
– Серьезный зверь, – однажды сказал мне мигом протрезвевший дядька в парке, рискнувший подойти к нам со Снежком слишком близко. – Повезло тебе.
Все было ясно без лая – лучшего защитника у меня еще не было. Он почти не реагировал на других собак – едва поворачивал голову в сторону горластых шавок, которые заливались лаем при его приближении. Впрочем, хозяева моментально хватали их под мышки и разбегались. Снежок ступал неторопливо и плавно, с ленивой грацией, но в нем чувствовалась какая-то дикая первобытная сила. Как будто каждую секунду он был готов к прыжку – и это чувствовали даже горластые шавки и их хозяева.
Он узнавал меня по шагам на лестничной клетке, встречал у входной двери и по-прежнему беззвучно утыкался мокрым носом в ладонь. Только теперь для этого ему нужно было не подпрыгивать, а опускать голову вниз.
Он рос гораздо быстрее, чем другие собаки. К началу осени он был уже размером со взрослую овчарку, а к концу зимы превратился в здоровенного матерого зверя, который с трудом умещался в пассажирском лифте. А если поднимался на задние лапы, то становился выше меня.
Снежок по-прежнему спал рядом со мной. Вот только кровать жалобно трещала и качалась, когда он на нее запрыгивал, и ее пришлось заменить на высокий матрас. Мы стали пользоваться грузовым лифтом, а на улицу выбирались поздно вечером или рано утром, чтобы не пугать впечатлительных прохожих. Мой щенок степенно вышагивал по парку, а я шла за ним. И никогда, никогда в жизни я не чувствовала себя так спокойно и уверенно в темноте среди заснеженных деревьев.
Снежок грустил в одиночестве, и я стала реже встречаться с друзьями. А желающих заглянуть ко мне становилось все меньше – подруги опасливо косились на моего щенка, говорили, что в квартире пахнет, как в зоопарке, и жаловались, что не могут неделями отчистить светлую шерсть с одежды.
– Ну, хватит, – сказал однажды папа. – Посмотри на себя в зеркало! Ты же бледная, как мышь, и глаза у тебя красные. Собирайся, поедем в выходные на дачу.
– Без Снежка не поеду! – предупредила я.
– Кто бы сомневался, – вздохнул папа. – Возьмем с собой твоего Снежка. Если в машину поместится…
Снежок с трудом, но все-таки поместился на заднем сиденье машины, и мы отправились в путь.
– Садись с ним рядом, – скомандовал папа, опасливо глянув на зверя. – Так он будет меньше волноваться.
Я только усмехнулась про себя. Волноваться? Казалось, Снежок не волновался никогда. И если я уселась с ним рядом и зарылась головой в его густую шерсть, то это только для моего собственного спокойствия. В дороге он удивленно смотрел по сторонам, провожая взглядом дома и машины.
– Следи, чтобы он не лаял и не бегал к соседям, – скомандовала мама. – Такая здоровенная собака, это же с ума можно сойти.
Конечно же, Снежок не лаял. И бежать к соседям не было никакой необходимости – они сами сбежались к нам, едва мы выбрались из машины. Он обвел равнодушным взглядом голосящую толпу и блаженно улегся в сугроб. Когда он прикрыл лапой нос и закрыл глаза, то практически слился со снегом.
– Что же это? – воскликнула соседская девочка, перекрикивая всех остальных. – Это что же, настоящий белый медведь?!
И тут же стало тихо. Они замолчали резко, как по волшебству, и уставились на меня круглыми, как пуговицы, глазами.
А что же я? Я вспомнила, как он проглатывал целиком сырых рыбин и радостно забирался в холодную ванну, похрустывая кубиками льда. Как он тосковал летом и как счастливо валялся в снегу зимой. Как он издалека чувствовал мое приближение и никогда не лаял. Разумеется, он никогда не лаял. Мой Снежок был белым медведем.
В следующую секунду рядом с нами стало пусто.
– Ты же понимаешь, что с ним нужно что-то решать? – еле слышно сказал папа.
Конечно, я понимала. Я же не дура. Хотя кого я пытаюсь обмануть? Я целый год выращивала белого медведя вместо щенка. Я дура. Но у меня есть Интернет. Взрослые особи весят 600 килограммов и достигают двух метров в длину. Очень скоро он станет взрослым, и что тогда?
Мы вернулись домой, и Снежок внимательно смотрел на меня своими разноцветными глазами.
«Если бы я умел говорить, то все объяснил бы тебе гораздо раньше, – казалось, говорил его взгляд. – Я же не виноват, что родился медведем».
– Я тоже не виновата, что медведи не могут жить в городских квартирах, – говорила я ему, зарываясь головой в густую шерсть.
С каждым днем он становился все больше, и мне нужно было что-то решать.
– Тебе нужно отдать его в зоопарк! – говорила мама.
– Немедленно! Ты же понимаешь, что это хищник?! – вторил папа.
– Да, прекращай этот цирк с медведями, – издевались подруги.
Отдать Снежка в зоопарк? Чтобы всю жизнь он провел в клетке посреди толпы? По ночам я рыдала так, что его шерсть становилась мокрой, а он беспокойно вздыхал во сне, прикрывая лапой нос. Я знала, что это инстинкт. Он чуял опасность и прятался. Казалось, впервые за весь год он волновался, а мои волосы от переживаний стали стремительно седеть. Я пыталась их красить, но каждый день появлялись новые, снежно-белые пряди.
Несколько дней прошли как в бреду. А потом я написала заявление на отпуск, взяла напрокат автодом и купила самый большой переносной холодильник.
– Всего две с половиной тысячи километров до Северного Ледовитого океана, Снежок. Кто бы мог подумать, что к берегу можно подъехать прямо на машине? Я отвезу тебя домой.
Он согласно кивнул головой. Разумеется, медведям не место в городских квартирах.
Наш бак был полон бензина, а переносной холодильник – битком набит рыбой и бутылками с замороженной водой. За окном мелькали заснеженные дома, дороги и люди с собаками – с нормальными собаками понятной породы. Всего две с половиной тысячи километров, Снежок. Мы успеем за несколько дней, и до конца отпуска я вернусь назад.
По ночам мы останавливались на обочине и на маленькой плитке готовили для меня ужин, а потом отправлялись на прогулку. Снежок не отходил от меня ни на шаг. Я видела, что ему хочется всласть изваляться в снегу, но он степенно вышагивал рядом, прижимаясь к моей ноге. По ночам я не могла сомкнуть глаз и рассказывала ему о километрах прозрачной воды, о льдинах и солнце, о других белых медведях, которых он встретит. Он слушал, положив голову мне на колени, а с первыми лучами солнца мы снова пускались в путь.
Мы приехали к побережью вечером. Было темно, огромные звезды усыпали небосклон, а черные волны бились о берег. Я открыла дверь, и мой щенок вышел наружу. Он огляделся по сторонам и шумно вдохнул холодный соленый воздух. Ветер рвал с меня шарф, а мягкую шерсть Снежка превращал в спутанные клочья.
– Мы приехали, Снежок, пойдем.
Я положила руку ему на спину, и мы медленно двинулись к берегу. Ледяные брызги били мне в лицо и сразу же замерзали.
– Это твой дом, Снежок, беги.
Я поцеловала его в мокрый нос и тихонько подтолкнула к воде. Он недоверчиво попробовал лапой воду, а потом шагнул вперед, напряженный как струна. Долгие проводы – лишние слезы, ведь правда? Я повернулась к нему спиной и со всех ног бросилась к машине. Моя одежда уже промокла насквозь, но можно включить обогрев на максимум, и тогда она быстро высохнет.
Я обернулась у двери вагончика – Снежок стоял у кромки воды и не отрываясь смотрел на меня. А потом он изогнул спину, приподнял лапы и прыгнул. Я всегда знала, что он это умеет: первобытная дикая сила подняла его над землей, и он преодолел несколько десятков метров в три прыжка. Он лег у моих ног на снег и завыл.
– Нет, Снежок, ты должен пойти один, для меня здесь слишком холодно, – сказала я и погладила его влажную шерсть.
Не знаю, услышал он меня или нет. Слишком громко шумел океан и свистел ветер. Но он поднялся и посмотрел мне прямо в глаза. Один глаз у него был черный, а другой – янтарно-коричневый. И, как в нашу первую встречу, в его разноцветных глазах скакали веселые огоньки, и я знала, что с ними не страшен никакой мороз. Я представила, как вернусь домой и войду в пустую квартиру. Как верну обратно фургончик, пойду на работу и больше никто не будет издалека чувствовать мое приближение. Я еще раз посмотрела на фургончик, на черные волны с белой пеной и на моего Снежка.