Дверь за Кончиковым закрылась. Диана повернулась ко мне и сказала:
— Давай во всем обвиним его и посадим? Умоляю. Такое он говно…
— Что говно, согласен, — ответил я, — но у него алиби на каждое преступление. Это надо проверить, конечно же, но я не думаю, что он бы наврал.
— Все равно давай посадим. Ты видел его руки? Пальцы? Видел, какие длиннющие и тонкие, как лапы у какого-нибудь насекомого? Он из Гонконга до Пекина в два счета дотянется. Его только брось на скамью подсудимых, он там себя сразу покажет. Ни один присяжный против не проголосует!
Мне стало смешно. Диана так искренне негодовала. Видимо, это ее первый опыт встречи с эгоцентричным перверзным нарциссом. Мой, если честно, тоже. В такой стадии я людей раньше не встречал. Мне захотелось срочно пообщаться с кем-то мягким, уютным и добрым. Но под рукой была только Диана. Ее, видимо, одолевали те же чувства, поэтому она полезла мириться.
— Витя, мне очень жаль, что всплыла история твоей семьи, — сказала она.
Что обычно в таких случаях отвечают?
— Спасибо, — пробормотал я.
— На какое время брать билеты? Ехать семь часов. Лучше, думаю, в ночь, да?
— Мне нужна первая половина завтрашнего дня. Так что давай вечерним поездом, чтобы утром мы были там и могли работать.
— Вот этот рейс подойдет… Отправила Саше. Она все выкупит. Обратно тем же днем?
— Да. Спасибо, — ответил я.
Диана захлопнула ноутбук и сказала:
— Ты мог бы предупредить.
Сначала я не понял, о чем она, а потом сообразил, что снова о подкасте.
— И что бы ты сделала? Не указывала бы мое имя? Судя по отклику, дело на слуху. Мое имя быстро бы раскопали и сделали бы то же самое, только еще и со злостью за попытку скрыть профайлера-самоучку. Или, как выразился Кончиков, «профилера».
Диана стала собирать со стола папки с материалами дела.
— Видимо, ты хочешь сказать, что мне не следовало публиковать подкаст сейчас. Наверное, для тебя бы это было лучше. Но не для меня.
— А что лучше для дела? — спросил я.
— Мой подкаст никоим образом не вредит делу. То, что я говорю там, мы транслируем всем вокруг. И насколько я могу судить, ты думаешь, что убийца среди авиационных работников. Тут очень узкий круг. Слухи распространяются быстро.
— Возможно, — ответил я и вдруг улыбнулся.
Диана поймала мою улыбку и ответила тем же. А потом до нее дошло. Она вспыхнула, вскочила из-за стола и сказала:
— Поверить не могу! Я не могу в это поверить! Ты меня использовал!
Я ничего не ответил, продолжая улыбаться.
— Ты и сам хотел, чтобы я выпустила подкаст!
— Ну, наши желания ведь совпали, верно? Ты хотела выпустить подкаст, и я тоже.
— Но ты был категорически против! Заставил меня чувствовать себя виноватой!
— Сомневаюсь, что тебе это доставило много неудобств, — ответил я. — Ну, правда, ты настолько самодостаточная и сама себе на уме, тебя бы не проняло ни одно мое слово!
На самом деле я блефовал. Я сначала был в бешенстве от того, что она все же решила публиковать подкаст и рассказывать неопределенному кругу лиц о нашем расследовании. Это могло спугнуть убийцу.
Но, как оказалось, подкаст помог.
Неизвестно, когда бы мы узнали о ситуации с Жанной и успели бы вмешаться, не подними пресса эту историю. Так что спасибо, уважаемые журналисты, что перетрясли мое исподнее у всех на глазах. Мне не привыкать — когда судили Кристину[4] и собирались приговорить к смертной казни, мои фотографии не сходили с новостных лент. Мои ужаснейшие фотографии, на которые мне было плевать тогда. Но не плевать сейчас, когда гугл выдает именно их по запросу моей фамилии. Так что тряску трусами я как-нибудь переживу, а вот узнать про Жанну мы могли и слишком поздно. Несмотря на то что мы уже давным-давно — по моим меркам — не женаты, Жанна остается для меня родным человеком, и я хотел бы ей помочь.
Возможно, убийца, тишайше затаившийся в глубокой норе, захочет вылезти наружу и дать о себе знать? Позволит себя немного откопать? Покажет пару чешуек на хвосте? Я объясню, почему я так думаю.
Штат, в котором некий доктор Уильямс выдал рецептурный препарат некоему мистеру Смиту, посещает Павел Отлучный и находит там пузырек, в котором прячет купленный на черном рынке цианид. Могло быть так? Могло. Пусть даже рынок не черный, а самый обычный «Садовод» американского типа с бесконечными прилавками отравы. Вместе с этим пузырьком едет и стеклянная капсула с цианидом в жидкой форме, купленным, скажем, там же, у того же продавца. Этих концов никогда не найти, и правильно судья в приговоре написала: где подсудимый разжился цианидом в двух формах, нам неизвестно, установить невозможно, да и черт с ним. Закрывать рынок сбыта — не наша цель.
Что бы между Павлом и девушками ни происходило, подробностей мы никогда не узнаем, поэтому напишем, что девушки ему отказали. Все три. Если в ситуации участвует мужчина-альфа, то выстрелов у него много, а попаданий не очень — не все девушки соглашаются на заманчивые предложения, особенно если у них есть личная жизнь. И не каждый промах сильно задевает мужское сердечко. Скорее всего, девушки высмеяли Павла, да так сильно, что с каждой из них он даже в одном отеле поселиться не захотел. Чтобы не донимали на завтраке своими насмешливыми взглядами или чтобы не провоцировать себя, тут уж не важно. Все это не требует каких-то дополнительных уточнений, все ровнехонько укладывается в полочки.
И как только следствию намекают, что есть тут у нас один ловелас, да посмотрите, он — константа экипажа, был на всех трех рейсах… его машину обыскивают и «находят» трусики жертв.
Павла усиленно допрашивают, вытаскивают из него все живое, но ни единого подтверждающего слова. Он говорит ровно то, что видят все: успешный пилот с удовольствием работает и по ходу дела разгребает навалившееся. Кто из нас этого не делает на работе? Все делают. Вот и он такой же, как все. А по остальным вопросам, где есть хоть намек на причастность к преступлениям, Павел молчит как рыба.
А почему?
Кажется, я знаю почему. И послезавтра я ему это скажу.
Только сначала помогу Жанне, чтобы сердце перестало так болеть.
Ее перевели в Боткинскую больницу в неврологическое отделение. У нее диагностировали предынсультное состояние, однако в ПКБ № 1 дело свое знают и приступ купировали. Сейчас найденный Полей врач Жанну осмотрит и выкатит план лечения. Так что с медицинской частью все было в порядке в том смысле, что все под контролем.
Полина сказала, что у нас есть шанс увидеться с Жанной в больнице и попытаться с помощью врачей как-то решить вопрос с установлением опекунства.
Дело гиблое. Официально со смертью опекуна государство берет на себя его функции, специальный орган для этого есть — опеки и попечительства. Там сидят обученные милосердные люди, которые должны проявлять заботу о тех, кому не досталось родственников. У Жанны не осталось никого, кроме нас с Полей, но ни она, ни я родственниками не являемся. А государственная машина не отпустит такую пациентку, как Жанна, потому что у той есть наследство: жилплощадь родителей, их счета в банках, доходы самой Жанны, которые Поля продолжает исправно отчислять. В суде нам не выиграть, миром, скорее всего, не договориться. Эта затея обречена на провал, и Жанне предстоит, скорее всего, продолжать жить в государственной психиатрической больнице под надзором.
— Я купила билеты и буду в Москве послезавтра, — сказала Полина. — Но ты обещай мне что-нибудь придумать до моего приезда. Обещай, Витя.
— Обещаю.
До выезда в колонию оставалось еще три с половиной часа, и я решил, что настало время поговорить с Соней. В реальности подвешенный вопрос тяготил, несмотря на всю мою браваду.
Сейчас, когда расследование закрутилось и я на самом деле стал что-то понимать, прекратить все и выйти можно, конечно, но очень обидно. Во-первых, в договоре действительно не указано время оказания услуг, а есть только срок получения результата. Этот пункт помог мне отвертеться от контроля над рабочим днем, но сыграл плохую шутку с расторжением, поскольку я считаю, что сделал большую часть работы, и уже представляю, как довести ее до конца. Однако сколько времени фактически прошло? Если взять весь срок договора, поделить на него гонорар, то к выплате выходит две копейки. А если взвесить факты, то, по-хорошему, 3/4 я заработал однозначно. А получу пропорционально сроку. Надо было в договоре выделить этапы, оценить их в деньгах… Ну ладно, чего уж кулаками махать после драки.
Но важно на самом деле не это, а вот что: я хочу доделать эту работу.
И именно поэтому поеду к Соне, чтобы расставить точки над «ё» и, если она все еще сомневается, убедить ее в том, что я опасно близок к истине.
Соня ответила на звонок и предложила приехать в торговый центр «Метрополис» на Ленинградском шоссе. Я сказал, что буду через полчаса, а сам подумал: неплохо вы, мадам, рабочее время проводите. Шопимся?
Мы встретились в магазине детской и подростковой одежды. Тут было столько небесно-голубого и нежно-розового, что аж сахар в крови подскочил. Соня важно шагала между рядами с юбками для девочек и толкала впереди себя корзину на колесиках, набитую одеждой.
— Ого, вы весь гардероб решили заменить ребенку… ребенкам? — спросил я, глядя в тележку. Там были и пацанячьи брюки, и девчоночьи платья. Причем на разный возраст — и для совсем крошек, и для дошколят.
— Ага, почти угадали, — ответила Соня и взяла в руки клетчатую юбку, на мой вкус — коротковатую. В таких девчонки из группы «Тату» на рубеже нулевых мир покоряли. — Ну что за длина? Вот для кого это?
— Что мы понимаем в моде!
— Не говорите.
Соня повесила юбку обратно на вешалку. В руках у нее был список, часть из которого была вычеркнута.
— «Брюки дев.», — прочитала она. — А вот цвет не указан. Сейчас как куплю оранжевые, и что они делать будут?.. Вы видите брюки дев?