Я кивнул.
— Налейте еще колы, — попросил я бармена. — И не диетической, а обыкновенной.
— Хорошо.
— Я не пью…
— Пьешь, — сказал я. — Ты все выпьешь. Надо подкормить мозг глюкозой.
Я взял со стойки в стаканчике горсть упаковок с сахаром. Дал три пакетика Диане, остальное засунул в карман. Бармен налил в бокалы колу. Я подал Диане и тоже выпил. Попросил еще. Диана мелкими глотками цедила первый бокал.
— Пей быстрее, — сказал я, — тебе еще один. Поверь мне, так надо.
Диана, не сводя с меня подозрительного взгляда, выпила второй бокал. Мы спустились вниз. Свет в салоне был погашен, детвора с няньками и мамой спали. Тимофеев сидел на своем месте и, кажется, безмятежно дремал. Соня была взволнована, держала в руках сумку. Андрей выглядел так, словно под его креслом свернулась клубком змея.
Я снова замер. Ну конечно, с Отлучным говорил не Алексей Кончиков, тоном, презирающим людей, потому что Кончиков ненавидел только женщин, с мужчинами он разговаривал нормально. Это был Андрей. Он умеет имитировать любые голоса и интонации: от диктора, объявляющего станции в метро, до дебила.
«Вот чего ты, Андрюша, боялся на досмотре — не того, что не выпустят за границу, а что в старой сумке-почтальонке обнаружат пузырек нафтизина, заправленного ядом.
Теннисный мячик!.. Какая ирония! Ты заходил в мой дом, трогал мои вещи, переставлял их местами, получал информацию и использовал ее. Ты сделал все, что от тебя требовалось. Ты заставил меня сомневаться в себе, держал в страхе, пусть я даже на сознательном уровне этого не зарегистрировал. Но подспудно находился в тревоге и сбивался с верного следа.
До тех пор, пока мне об этом не сказала Полина.
Мы расселись по своим местам, пристегнулись.
— Что случилось? — спросил я у Сони.
— Я спала, — тихо сказала Соня, — потом мне срочно потребовалось в туалет. Когда возвращалась, увидела Тимофеева в первом ряду, он смотрел на меня так, словно я украла его котенка. Мне стало страшно. А что, если он нас всех убьет?
Соня округлила глаза. Как и прежде, один из них, пластмассовый, притормаживал. Она закусила нижнюю губу.
— Не бойтесь, — медленно сказал я. — Он никому не причинит вреда.
Видимо, это какой-то порочный круг. Снова я наступил на те же грабли. Снова. Так и буду делать это, пока взлетающая с земли рукоять не раскроит мне череп.
Собственно, все карты были у меня на руках с самого начала. Кира Отлучная сказала, что депрессия Паши ни от чего не зависела, не была сопряжена с датами совершенных преступлений. Приступы депрессии у него случались между вторым и третьим убийствами. Я думал, что речь идет о постпреступном поведении Отлучного, а на самом деле в тот момент Паша попал под влияние. И скорее всего, в качестве наказания за что-то связанное с Людмилой. Иначе зачем выводить ее из-под удара и отвлекать от нее внимание? Будь она безразлична убийце, он бы подставил ее так же, как подставил Отлучного. Нет, Людмила важна и нужна.
Имея троих детей, Павел был на надежном крючке. И Кира помогала мужу поддерживать легенду, прикрывала по всем фронтам, ибо знала, что на кону.
А ведь все правильно я тогда думал: три эпизода убийств отличаются лишь одним — второе по счету в явном виде показало «индивидуальное» действие. В убийстве Винеры Леоновой можно обвинить Отлучного, но доказать сложно. Тогда его намертво привязывают к убийству Ольги Спиридоновой. Вот в чем выражалось «индивидуальное» действие. «Воздушный» эпизод не был частью modus operandi, и ожидать повторения убийства на борту бессмысленно. Он получился таким, потому что к обычным преступным миссионерским мотивам добавилась потребность: связать Отлучного с трупом стюардессы.
И это повторилось вновь: Матвей Киреев. Его труп покончил с версией о сексизме и любовных мотивах. Убийце было нужно, чтобы мы задались вопросом: что общего между жертвами теперь?
Мы с самого начала шли по правильному пути, знали личность, которую ищем. Человек-гений, паранойяльный миссионер, помешанный на контроле. Только он добивается своего не в силу вынужденно наработанного опыта управления другими людьми в детстве, а потому, что управляет ими сейчас. В нашем профиле был «руководитель», но от него отказались, поскольку не было на горизонте похожего мужчины. Убийца, которого мы пытались увидеть в отражении его деяний, все это время был рядом и оставался незамеченным. Используя свое излюбленное средство — манипуляции, убийца не давал сделать самого главного — взять профиль и приложить его к лицам тех, кто рядом.
— Соня, кажется, я знаю, почему убийца выбрал Винеру Леонову в качестве первой жертвы, — сказал я.
Соня достала из сумочки крем для рук в маленькой упаковке, немного выдавила на ладони и растерла.
— Прошу прощения, сохнет кожа, — сказала она. — Продолжайте, Виктор.
— Она избрала своей первой жертвой девушку, причинившую боль ее любимому брату. Чудесному Костику, который справлялся со всеми невзгодами и проблемами. Который чувствовал ответственность за младшую сестру и любил ее, несмотря на все, что она вытворяла. А это были очень опасные и страшные вещи, потому что иначе, в комфортных условиях, такая личность не развивается. Жестокое обращение с животными — бедной кошке Варварке не просто так не удавалось выбраться из огня, поджоги, возможно, даже взрывы. Проблем там было выше крыши, и он все вывозил. А Винера его предала, родила ребенка от другого мужчины и ничего не сказала. Конечно, Костина сестра Мария заковыряла на нее обиду, а кто бы поступил иначе? Ее любимого брата, защитника и опору, так страшно предали!.. И когда в ней сформировалась тяга к миссии, в качестве сакральной жертвы ей подошла как раз Винера, которая к тому же имела неоплаченный счет за Костины страдания.
Соня замерла. Судя по всему, в ее голове не складывалась картинка. Только что убийцей мы считали человека, сидящего в нескольких метрах от нас, а теперь это «она».
— Что значит «она»? — прошептала Соня. — Сестра Константина? Она ведь погибла.
— Нет, — ответил я, — она не погибла. Думаю, дело было так. Мария, выпутавшись из кошмарного детства, устраивается бортпроводницей, потому что любимый брат Костик говорит, что лучшей профессии в мире нет. Как красиво выглядят коллеги Костика, пилоты, какие это прекрасные, статные мужчины в очках-авиаторах! А в бизнесе летают предприниматели, сплошь успешные люди. Есть перед кем красоваться! В небе складываются потрясающие карьеры и самым лучшим образом устраиваются личные жизни. Есть куда стремиться — вокруг бесконечные просторы и возможности! И учиться долго не нужно: со всеми курсами и проверками до восьми месяцев, и профессия в кармане. Брат идею поддержал, Мария выучилась и начала летать. И спрос на нее действительно был. Но только ничего серьезного из свиданий не получалось, потому что мужики чувствовали какую-то червоточинку в этой женщине. Что-то подозрительное. Понимала это и она, но ее заботило кое-что другое: не было даже случайных беременностей, хотя она бы только обрадовалась такой возможности — привязать к себе очередного партнера. Решив, что к счастливому шансу нужно быть готовой, Мария пошла обследоваться, тут-то выяснилось, что она бесплодна.
— Вы хотите сказать, что она обиделась на весь мир за то, что бесплодна? — спросила Соня. — Виктор, но это притянуто за уши. Вы знаете, сколько женщин лечится от бесплодия? Каждая из них, по-вашему, способна на убийство той, которой удалось родить?
— Не совсем, — ответил я. — Дослушайте. Мария начала лечиться. Познакомилась в клинике с женщиной, та рассказала ей о своем сложном романе с пилотом гражданской авиации, который все никак не уйдет от жены, потому что… Ну, потому что у него от жены аж двое детей на тот момент, а она и одного родить не может. Марии ее жаль до слез. Ну почему кому-то дети достаются просто так, без видимого желания, а кому-то бог никак не пошлет?.. Согласитесь, это несправедливо?
— Соглашусь, — кивнула Соня, — но для мотива слабовато, по-моему.
— А потом случается беда с Милой, девочкой, которую родила Винера и отдала на удочерение. Мария узнает, что у нее могла быть племянница. Она в бешенстве бежит к Косте, пытается пробудить в нем зверя, чтобы он растерзал эту суку, разодрал ее на части, забрал ребенка и… Но ребенок оказался не Костин. Все против Марии и ее близких сходится в точке бесконечной боли. Мария пытается справиться известным ей способом, который спасал в детстве, — ей надо что-то взорвать или поджечь. Очистить огнем, выжечь боль, взорвать цепь несправедливости. Что-то идет не так, и ей достается. Все отложенные деньги на лечение от бесплодия идут на восстановление. Но самое страшное даже не это, а то, что огонь не помог. На этот раз не сработало. Боль не сгорела. Нужен другой способ. Кардинально другой.
Соня молчала. Пластмассовый глаз не моргал, а настоящий глаз заволокло влагой.
Я продолжил:
— В те страшные минуты в ней родилась идея миссии. Она осознала, что должна коренным образом изменить этот мир. Наказать нерадивых потаскух, сделавших «неправильный» выбор между детьми и карьерами. Как имеют право жить те, кто принес на алтарь карьеры страшную жертву? Как посмели они не стать успешными и, гордо подняв голову, пройти оплаченным кровью путем мимо вершин успеха? Как посмели остаться посредственностями? Ведь им было даровано дитя, которое они принесли в жертву, и ради чего?.. Она должна показать миру этих чудовищ, должна публично их покарать, чтобы те, кто стоит перед этим сложным выбором сейчас, подумали дважды. И когда это будет сделано, боль уйдет.
— Но не ушла, — тихо сказала Соня. — Потому что она снова взялась за яд?
— После убийства Винеры мир на какое-то время стал прежним, но ненадолго. Тучи сгустились вновь. Она слушала коллег и с сожалением понимала, что они ничему не научились, послание прошло не замеченным, его никто не распознал. Нужно громче, ярче, выше. Выбрать жертву — не проблема. Их много. Но нужен тот, кто будет обвинен в преступлениях, иначе миссия окажется в опасности, если следствие начнет очень тщательно копать. Нужен человек, который возьмет на себя вину. Выбор мог пасть на Алексея Кончикова, и она, скорее всего, пыталась его обработать, но сломала зубы. Перверзный нарцисс себя в обиду не даст и манипулировать собой не позволит. Да и Матвей Киреев, скорее всего, тоже прошел кастинг, но был забракован, ибо зацепить его нечем: он никому не нужен и никто не нужен ему — никчемное существо. Роман Туманов сам не понял, как спасся и за что должен благодарить бога: все, на что он способен, — это вестись на мелкие манипуляции, а на что-то грандиозное он не годится, потому что слабоват и трусоват. А Отлучному было что терять. Он волевой, ради троих детей готов сидеть в тюрьме и молчать в трусики.