Я много лет жила в скорлупе, в собственном, полном боли мире, и понятия не имела, насколько велик мир реальный.
Наша страна огромна, масштабы пугают. Но в каждом населенном пункте встречаются отголоски родных мест — архитектура старых зданий, грязные подворотни, серые панельки и купола храмов, и даже через сутки пути эти просторы все равно остаются моей родиной…
Наконец навигатор уводит нас влево, из-за поворота выплывает постамент с гигантским ржавым снопом колосьев, надписью «Добро пожаловать» и «бородатым» годом основания станицы.
Дейзи глушит мотор, отпускает руль и вытирает руки о джинсы, Ками увлеченно вертит башкой, Никодим удовлетворенно потягивается и хрустит суставами. Юра натягивает мотивирующую улыбку, достает телефон и, углубившись в «Википедию», проводит краткий экскурс в историю населенного пункта.
Я ожидала увидеть маленькую глухую деревню, но станица оказалась совершенно иной — сетевые магазины, православная церковь, школа, детский сад, несколько пятиэтажек и частный сектор — разноцветные крыши, заборчики и яркие пятна клумб на пригорке и в низине у широкой реки.
Оставляем авто на стоянке у Вечного огня и танка «Т-34» и, ковыляя на затекших ногах, вваливаемся в кафешку неподалеку — женщины за прилавком удивленно рассматривают делегацию разномастных придурков в авангарде со мной, напяливают на лица медицинские маски и озираются в поисках охранника.
Я выступаю спонсором завтраков, обедов и ужинов, а также досуга и бензина, и мысленно благодарю маму и папу за щедрость — подносы ломятся от тарелок и стаканов — и, чтобы уместить все изобилие купленного нами хавчика, приходится сдвинуть два столика.
От недосыпа и паники подташнивает, еда не лезет в глотку, но я весело смеюсь вместе с ребятами. Мы обязательно его найдем…
— Разделимся! — предлагает Юра, дожевав салат из свежей капусты. — Мы не знаем, где он живет — придется спрашивать у местных. Так у нас будет больше шансов найти его до заката солнца. Хз, как у них тут с криминогенной обстановкой по ночам…
Он высыпает на ладонь шесть зубочисток, ломает и зажимает в пальцах. Мне везет как утопленнику — обломок такой же длины выпадает сумасшедшей Свете…
На улице я всячески сигнализирую Юре, что надо пересмотреть результаты жеребьевки, но он возвещает, что так распорядился его величество случай и, набросив на башку капюшон, отваливает с Никодимом в старые дворы.
Дейзи и Ками, помахав нам ручкой, уходят в противоположном направлении, а Света, балансируя на пятнадцатисантиметровых шпильках, канает в сторону частного сектора, и я бросаюсь вдогонку.
Над разбитым, поросшим травой тротуаром нависают высокие заборы, за ними раздается зловещий звон цепей и громоподобный лай собак. Тут стремно, и нет ни души, но за любым из этих заборов может прятаться мрачный дом Ярика, и я, обливаясь потом, спешу вперед.
Полуденное солнце немилосердно палит, горячий ветер обжигает кожу, мучает адская жажда, и я проклинаю пиво, выпитое ночью у костра.
Мы преследуем редких прохожих, показываем видео с Яриком, самые четкие скрины и фото с листовок, но никто не знает этого парня, а имя его никому ни о чем не говорит.
День катится к закату, тени удлиняются, я впадаю в отчаяние…
А что, если я ошиблась? Его здесь нет или есть другая одноименная станица? Опустившись на траву, я курю одну за одной и ожесточенно тру виски.
Но что-то не вяжется.
Страх в глазах.
Местные прекрасно понимают, о ком идет речь, но настолько боятся уже полгода мертвого отчима Ярика и его обширных связей, что дружно молчат…
— Что же делать? — потеряв всякую надежду, спрашиваю я у пустоты, и Света толкает меня в спину.
— Искать, дор-рогая, искать!
Кустарники в конце улицы расступаются, за ними блестит зеркало тихой полноводной реки, на берегу отдыхает компания девочек — примерно наших ровесниц. Переглянувшись, мы тащимся к ним, достаем телефоны, но оба чуда техники как по команде выдают красный индикатор заряда батареи и подыхают.
От безнадеги поводит, но я сбрасываю с плеча рюкзак и нахожу в нем косметический карандаш и мятую салфетку. Дрожащими пальцами расправляю ее и быстро набрасываю портрет Ярика — его черты навсегда запечатлены памятью, его легко рисовать…
— Мы разыскиваем этого парня… Знаете, где он живет?
— Это Ярослав, мальчик из общины, — кивают девушки в купальниках, и я готова каждую из них расцеловать. — Он был нашим одноклассником. А потом пропал… Его до сих пор не нашли. Все думают, что его убил отчим. А что, разве это не так?
Неужели Ярика здесь действительно нет?.. Меня накрывает волной ужаса.
Но упрямое сердце подсказывает, что мы на верном пути — он и при нормальных раскладах не показывался на улицах, и едва ли выйдет в люди теперь, когда разочаровался в том, во что верил.
Девушки подробно объясняют, как пройти к его дому, и даже рисуют схему все тем же карандашом на обороте салфетки.
Кожа зудит от солнечных ожогов, от дурного волнения и усталости кружится голова…
— Пошли, кр-расавица! — Света мощной дланью хватает меня за локоть и щелкает пузырем малиновй жвачки. — Это близко.
— Почему ты вечно помогаешь мне?
— Потому что ты наконец бр-росила Юру! — обкуренно скалится она. — Спасибо. Совсем скоро он станет моим.
«…И заполучит флэт с крутой аппаратурой…» — продолжаю про себя, и вдруг понимаю, что Юра рассмотрит ее предложение. И наверняка примет — эти психи созданы друг для друга.
Ко мне возвращается присутствие духа, губы растягиваются в глупой улыбке, но в зарослях яблонь показывается трехметровый глухой забор с развешанными по периметру камерами, и я превращаюсь в развалину.
Острым ведьминским ногтем Света нажимает на кнопку звонка, но во дворе стоит зловещая тишина… Света снова и снова терзает звонок, шепчет что-то под нос и психует, и железная створка вдруг с гулом и грохотом раскрывается.
Матерюсь от испуга и едва не падаю — в проеме появляется высокий парень в коричневой, наглухо застегнутой рубашке с длинными рукавами и шапочке с отворотом. Это может быть кто угодно, только не Ярик… Но это именно он.
Его тепло было рядом со мной. Оно было во мне. Оно согревало, сияло всеми цветами радуги и возвращало к жизни.
Но теперь его темные глаза сверлят мои и не выдают никаких эмоций.
— Зачем ты пришла? Как узнала?.. — устало вздыхает Ярик, но я не могу вымолвить ни слова. Нашу встречу я представляла не так, и ощущение катастрофы придавливает к земле.
— Не важно! — Света выдвигается вперед, душевно обнимает его, он шипит и меняется в лице. — Мы не вовремя? Мама будет пр-ротив?
— Она тут не живет. — Ярик обхватывает ее запястья, настойчиво разводит в стороны и отступает на шаг.
— Гуд! — лыбится Света. — Метнусь к р-ребятам, р-расскажу новости. Мы переночуем в гостинице. Но там больше нет свободных мест. Впишешь Элину у себя, ангел?
Ярик напряженно смотрит на меня, губа дергается. Он медлит, и сердце сводит от чудовищной боли. Если бы он хотел, чтобы его нашли, он бы сам вышел на связь…
Но мне слишком многое пришлось переосмыслить и преодолеть на пути сюда, и я не сдвинусь с места, пока не поговорю с ним.
— Одинокий инопланетянин… — шепчу я тихо, и Ярик бледнеет. — Это я. Чудо случилось задолго до того, как ты впервые заговорил со мной в реале… Только представь, сколько еще важных вещей мне нужно тебе рассказать!
— Проходи. — Он отмирает, пропускает меня внутрь и захлопывает ворота. По спине ползет холодок, но я смело шагаю следом за ним по идеально чистой подъездной дорожке и длинному крытому коридору во дворе.
Просторный двухэтажный дом наполнен розовеющим солнечным светом, но страшная гнетущая атмосфера беспомощности, ужаса, тотального контроля, подчинения и непреходящего горя вынуждает меня разреветься, совсем как в детстве при виде жуткой пугающей игрушки.
Подавляю всхлипы, стираю горячие слезы, нагоняю Ярика на скрипучей лестнице наверх и ловлю его ладонь — этого прикосновения я ждала больше месяца, скучала и умирала от тоски, но он не отвечает на жест.
— Подожди пять минут, ладно? — Он проводит меня в небольшую комнату, настойчиво высвобождает руку и тут же смывается, но откуда-то снизу доносится привычное шипение воды, звон посуды и щелчок зажигалки.
Я в эпицентре его личного ада — кровать, белые занавески, абажур под потолком. И потрясающие замыслом и проработкой изображения на покрытых золотистым лаком дощатых стенах — половины уплывающих в никуда китов, перекошенные криком рты, огромные жуткие глаза, следящие за тобой в любой точке пространства, полупрозрачные люди и куклы с переломанными конечностями.
— Ух ты… — Я опускаясь на диван, и Ярик, нарисовавшийся в проеме с подносом, буднично поясняет:
— Да, мои художества. А вот тут я неудачно попытался вздернуться — родители заменили люстру на ту, что не бьется. Вот в эту дверь ублюдок ежевечерне заявлялся с назиданиями. Об этот шкаф он прикладывал меня башкой, а в этот угол насыпал горох или соль…
Ярик расставляет на столике чашки с травяным чаем и садится рядом, и сейчас я вижу очевидное сходство со сбежавшим мальчиком с фото. Мучительно соображаю, как вывести его из оцепенения, подбодрить, вернуть к жизни, но мозг окончательно заклинило — он концентрируется на визуальных образах и ничего умного не выдает.
Из-за подлокотника торчит какая-то черная длинная трубка — прищуриваюсь, и бесполезные глаза наконец фокусируются и распознают четкую картинку. Это…
— Дробовик, — спокойно поясняет Ярик. — Остался от отчима. Когда сплю, кладу его рядом.
— Надеюсь, сегодня ты положишь рядом меня… — потрясающе остроумно шучу я. — Я тоже боюсь спать одна.
Ярик молчит — он не слишком воодушевлен такой перспективой, — и я спешно меняю тему.
— Где твоя мама?
— Община потихоньку собирается заново — зомби с парализованной волей тянет туда, с этим бесполезно бороться. Мама даже не обрадовалась моему возвращению. Хотя, было бы чему радоваться… — Он тяжело откидывается на спинку дивана и поправляет шапочку. — Я поставил ультиматум — либо она выбрасывает всю религиозную литературу и остается со мной, либо… Она предпочла второе и свалила.