— А отца ты убила?
— Так получилось, девочка моя, это было в очень тяжелом эмоциональном состоянии. Я уже понесла за это наказание.
Нина недоумевала, как ее мать, спокойная, уравновешенная, правильная в нынешних словах и поступках, могла ножом убить своего мужа, ее отца. Тут было что-то не то. Мать ее раздражала и тем, что все время пыталась Нину образумить, привить хорошие навыки, говорила о справедливости. Разве может это делать человек, лишивший жизни ее отца?
— Ты должна подтянуться по математике, Нани, — убеждала Клара Андреевна дочь.
— Я ничего никому не должна, — обычно отвечала Нина.
Конфликт матери и дочери так бы и усугублялся, если бы Нина к пятнадцати годам не влюбилась. Ее избранником стал парень Семен из соседнего двора, отсидевший за хулиганство.
— Нани, ну чем он тебе нравится?! — мама переживала. — Он же в тюрьме сидел!
— Ты тоже в тюрьме сидела, не надо меня Семеном попрекать, — огрызалась девушка.
Любовь вдруг сотворила с Ниной чудеса — она поступила в медучилище и, казалось, была этим довольна. По крайней мере этим была точно довольна ее мать. Отношения с Семеном складывались сложно, и когда девушка сказала ему о том, что беременна, он просто посмеялся.
— И что, Нинка, ты предлагаешь? Нищету плодить?
— Я буду рожать, — уперлась она.
— Да делай ты что хочешь, только без меня.
Любовь дала большую трещину, и Нине пришлось рассказать о беременности матери, которая обрадовалась и даже начала уговаривать дочь рожать.
— Ты представляешь, доченька, родится девочка и мы назовем ее Сашенька!
Такого стерпеть Нина уже не могла.
— Какого черта ты носишься со своей Сашенькой?! Твоей Сашеньки давно нет, а я живая, живая, а ты этого не видишь! Ненавижу тебя, ненавижу!
Нина родила мальчика, а его отец исчез, так и не увидев сына, чему Нина значения уже не придавала. Любовь прошла. Мать ринулась так активно помогать с внуком, что Нина успела окончить училище, приобрести специальность медсестры и даже устроиться в поликлинику.
Денег не хватало, и девушка все время брала подработку. Так она познакомилась с Дмитрием Николаевичем Просиным, человеком, у которого была тяжелая форма сахарного диабета и который практически ослеп. Нина делала ему уколы и почти каждый день слушала интересные рассказы о его работе, а он тридцать лет отслужил в милиции в отделе по раскрытию убийств. В какой-то день Нина услышала рассказ о своей матери, Кларе Андреевне Гулько, который подтверждал ее сомнения. Волна мести, которая улеглась было, поднялась с новой силой.
— Дмитрий Николаевич, то есть вы считаете, что Гулько сама не могла убить?
— Она хрупкая и худенькая была, силы удара у нее такой не было.
— А почему же ее тогда обвинили?
— Не было других подозреваемых, не было.
— То есть вы думаете, что мужчину убил кто-то другой?
— Скорее всего да, повыше ростом и помощнее, но на нас так давило начальство, сроки выходили, да и женщина сама призналась в убийстве.
Дома Нина еще раз с матерью завела разговор об отце и наконец случайно выяснила, как мать попала в квартиру, в которой у отца было любовное свидание. Тогда первый раз прозвучало имя Паши Щукиной.
— Она хорошая женщина, раскрыла мне глаза на его похождения, но вот только Сашеньку не уберегла. Я не могла с ней больше общаться.
Для того чтобы побольше узнать о «хорошей женщине», Нина несколько раз сходила в парикмахерскую, но бесполезно, там давно были новые мастера, новые клиенты, о Паше Щукиной, хорошем мастере прошлого века, слышали, но не больше.
Судьба приготовила Нине Сергеевой подарок: когда она устроилась на еще одну работу, ночной медсестрой в дом престарелых, она не поверила своему счастью — среди обитателей дома была Прасковья Петровна Щукина, та самая, бывший модный парикмахер, и у Нины родился план.
Во-первых, ей надо было выяснить у Щукиной, имеет ли она все-таки отношение к убийству. Ее мать-овечка просто на такое не способна.
Каждый вечер своего дежурства Нина заводила с Прасковьей Петровной нужные разговоры, сначала о прическах того времени, потом о ее клиентах, и наконец услышала то, что хотела.
Старики вообще живут воспоминаниями, потому что в настоящее время жизнь у них замерла, ничего яркого и интересного не происходит, все интересное было в прошлом. Это когда-то у Паши Щукиной были самые модные клиенты, самые стильные стрижки, хорошие по тем временам заработки, а сейчас она — старуха с плохо передвигающимися ногами, озлобленная на весь мир. Она, как и десятки других в доме престарелых, никак не может приспособиться к неизбежному физическому дискомфорту, к тому, что здоровье постоянно ухудшается, тело стареет, а у окружающих отсутствует терпимость. Занятие, которое бы ее отвлекало, отсутствует. Такие люди не могут преодолеть озабоченность близкой смертью и принять мысль о ней без ужаса. Они живут прошлым, постоянно обращаясь к нему, потому что будущего у них нет, жизнь с каждым днем все укорачивается и укорачивается. Их желание поучать и стыдить людей более молодого возраста разбивается о равнодушие окружающих. И если во всем этом хаосе найдется такой человек, как медсестра Нина, который будет слушать стариковские бредни, то старый человек потянется к ней немедленно.
Нина Сергеева испытывала чувство сладкой мести, наконец ее нестерпимая обида, оскорбления, унижения будут хоть как-то компенсированы. Она чувствовала, что Щукина имеет отношение к давней истории, но старуха молчала, и Нине пришла в голову мысль, как можно это молчание оборвать. Она сделала маску, простенькую, наклеив на картон увеличенную фотографию убитого Александра Гулько. Фотографий дома было много, больших, выразительных, он любил фотографироваться, и выбрать было из чего. Нина с удовольствием сделала маску, получилось очень даже натурально. В одну из ночей, что она дежурила, Нина просто подошла в этой маске к кровати Щукиной. Эффект превзошел все ожидания. Уже следующим вечером медсестра слышала душераздирающую историю о пришельце с того света.
— Я узнала его, — Щукина указывала скрюченным пальцем куда-то в потолок. — Это был он!
— Кто он и почему он к вам приходит? — наивно спросила она.
— Человек, которого я любила, — прошипела старуха.
— А-а-а, ошибки юности.
— Много ты понимаешь, — разозлилась Щукина. — Душа его мается. Виновата я перед ним. Плохо я с ним поступила. Ножом ударила. За душой он моей пришел, помру я скоро.
— Вы еще всех нас переживете, — ненависть в душе Нины клокотала и требовала выхода. «Виновата она перед ним! Передо мной ты, старая карга, виновата! Это я в тюрьме родилась и в детском доме баланду ела, а ты черную икру, которую тебе клиенты доставали. Ты передо мной прежде всего виновата!» Нина поняла, что убьет Щукину, не сегодня, может, но обязательно убьет, такие гадины, как она, не имеют права жить. Ее агонию она еще продлит немного, походит к ней в палату ночью в маске, чтобы чувство вины, которое возникло у Щукиной на старости лет, закрепилось, проросло внутрь, разложило ее на кусочки. Тогда смерть ей покажется избавлением.
В ту ночь, когда произошел пожар, Нина поняла, что судьба протягивает ей руку, которой она покарает преступницу, убившую ее отца, сломавшую жизнь ее семьи.
Когда на заднем дворе вспыхнул пожар — курить туда ходили многие, и медперсонал, и обитатели дома престарелых, — Нина хотела было забить тревогу, но другой путь развития событий показался ей более интересным, она увидела, что Щукина пошла по коридору к заднему дворику. В коридоре никого не было, было тихо и темно. Нина решилась.
— Это ты? — удивленно произнесла Прасковья Щукина. — Надо вызвать пожарных, мы горим!
— Тебе они уже ничем не помогут, — Нина ловко накинула поясок на шею женщине и крепко потянула, опуская на пол обмякшее тело.
Пусть кто-то теперь рассказывает ей, как страшно убить человека. Это не страшно, когда мысленно убиваешь много раз, руки не дрожат и не текут слезы. Наступает состояние легкости, хочется парить и не видеть, не вспоминать, что там было на грешной земле.
Глава 46
По мере взросления вы узнаете, что одна рука нужна вам, чтобы помогать себе, а вторая — помогать другим.
Наши дни.
— Знакомьтесь, молодого человека зовут Юрий, Юрий Тарасов, предприниматель. — Главред был в хорошем настроении, чего не скажешь о Юлии Сорневой.
— Очень приятно, — она кивнула, но даже не повернулась в его сторону. Она не хочет знакомиться ни с какими предпринимателями, ни с какими Юрами, потому что хочет, чтобы ее просто не трогали. У нее упадок сил, творческий застой, если хотите, творческий спад. Юлька потеряла сон и желание что-то писать, творить и менять мир. Хватит ей одного дома престарелых, она словно оставила там частичку своей души и бегает каждый день, чтобы посмотреть, как новая санитарка меняет памперсы, и пообщаться с оставшимися близкими людьми.
— Ты совсем с ума сошла?! — возмущается Кристина, которая закончила на нее обижаться за то, что она себя выдавала совсем за другого человека. Ей было невдомек, что тут может притягивать, в доме престарелых, не медом же тут намазано. — Тебе что, своей работы мало? Снуешь тут, как челнок, проверяешь чистоту, как санитарный врач. Уже иди в свою газету! Ну тебя!
У Кристины хорошее настроение, все-таки она ходит в кино со следователем Алексеем, а может, и не только в кино. Юлька не спрашивает, будет нужно — скажет сама.
Кристина проходит по делу о мошенничестве свидетелем, и Сорнева не собирается рассказывать и делиться со следствием какими-нибудь подробностями. У нее у самой рыльце в пушку, но она уверена в том, что делает благое дело — на деньги, что отдала ей Кристина, Надя Метеля купила квартиру своей тетке Глафире Сергеевне, но та наотрез отказалась уходить из дома престарелых.
— Здесь за мной уход медицинский, а что я одна буду в квартире как сыч сидеть!