— И какие же тут ты проводишь аналогии? — не выдерживает молчавшая до этого момента Акира. — Что ты и Джиро — отстаиваете свои границы?
— Все отстаивают. Но в разной степени. Что же до ситуации… наша группа и гокудо изначально были в неравной позиции, изначально все козыри были на руках у Джиро, с его деньгами, его связями и возможностями. И он, с самого начала, относился к нам как к своему инструменту. Который можно и убрать, если уже не будет нужен. В чем отличие между инструментом и человеком? — спрашиваю я.
— В том, что инструмент не имеет индивидуальности? — пытается ответить Майко.
— Как раз индивидуальность у инструмента может быть. Вот смотри — лучший инструмент. Уникальный инструмент. Инструмент, которого нет ни у кого, только у тебя. Все это — индивидуальные характеристики именно этого инструмента. Только этого инструмента.
— Инструмент можно убрать в коробку. — замечает Читосе: — а человека… хотя тоже можно… но только один раз.
— С инструментом нет нужды выстраивать отношения. — говорит Акира.
— Именно. — киваю я. — Если у тебя есть инструмент, тебе все равно, что он о тебе думает и думает ли вообще. Это — предмет. Он может пригодиться и, пока он удобен, его держат под рукой. Нет нужды относиться к нему как-то иначе, похвалить за проделанную работу, поощрить деньгами, хлопком по плечу, отпуском или просто добрым словом. Ну, а уж если это — действительно уникальный инструмент, который был нужен для уникальной работы, что с ним произойдёт, как только работа будет выполнена?
— Его уберут в коробку. — говорит Читосе, собрав один из своих пистолетов и проверив его на наличие патрона в патроннике.
— В лучшем случае — забудут о нем. Однако если есть шанс, что инструмент может в дальнейшем … сломаться и причинить вред…
— Его уничтожат. — говорит Майко. Она сегодня непривычно серьезная и тихая.
— Поэтому мы не должны восприниматься как инструменты. Никем и никогда. Старик Джиро заигрался в свои шахматы и ему все кажутся фигурами на доске. До тех пор, пока мы не стали отстаивать свои интересы, мы так и были для него лишь пешками. Ну хорошо, может быть, мы конкретно были ладьей, но разница невелика. Фигурой ты можешь пожертвовать без раздумий.
— Мы пока и не игроки… — начала было Акира, но я перебиваю ее:
— Нет! Мы уже игроки. В игре Джиро-сама фигура от игрока отличается не силой — есть фигуры сильнее игрока, наша команда пример. Игрок от фигуры отличается тем, что у него есть свои интересы, которые он преследует, и свои границы, которые он отстаивает. Так что, тут возникает некий парадокс, Акира. Ты знаешь, что старик испытывает к тебе некоторые чувства?
— Что за чушь! Я никогда…
— Да не эти, господи ты боже мой! Ты к нему относишься как…
— Как к папаше! — говорит Майко с места.
— Именно. И он относиться к тебе как к дочери. Думаю, что ему тоже было больно внутри, когда ты себе мизинец резала.
— Но если ты понимаешь это, тогда зачем?! — Акира недоумевает.
— Да затем, что это как раз проверка на границы, Акира. Это как раз толчок нам в спину — становитесь уже взрослыми, хватит за папину юбку держаться! Где-то в глубине души старик проверял наши границы и был разочарован, что мы терпим и молчим, продолжаем быть фигурами. Запомни, переговоры ведут только с равными, с игроками. Фигуры просто двигают.
— Не понимаю! — рычит Акира и ее глаза вспыхивают пламенем Преисподней. Сейчас она в таком состоянии, когда сжигают мосты и корабли за спиной. Сейчас она — Та Самая Акира.
— Каждый отец хочет, чтобы его дочь выросла. — говорю я мягко. Пламя в ее глазах угасает, и она опускает руки. Когда она успела их поднять? — Каждому отцу немного больно, когда его дочь уходит из дома, — продолжаю я, — но каждый отец хочет, чтобы дочка — выросла. Стала большой. Научилась отстаивать свои собственные границы. Преследовать свои собственные интересы.
Акира опускает руки и смотрит вниз. На ладони. На пылающие языки пламени на кончиках ее пальцев.
— Думаешь это было необходимо? — спрашивает она меня.
— Каждому надо однажды сказать «до свидания, папа». — говорю я. Акира молча выходит из помещения.
— Фух, — выдыхает сзади Майко, — это было серьезно. Я уже думала, что сейчас мы твой пепел в совочек собирать будем. Видела я Акиру в таком вот состоянии… однажды. Там даже пепла не осталось.
— Да ну. — говорит Читосе: — Акира не такая.
— Что ты знаешь об Акире, салага. — Майко легко толкает Читосе в голову. — Она выжигала по площадям, когда ты еще под стол пешком ходила.
— Не такая уж я и молодая! Это просто вы все старые. — совершенно нелогично говорит Читосе, потирая голову. Поворачивается ко мне.
— И что теперь? Мы с гокудо воюем или нет? Я могу им всем коленные чашечки прострелить.
— Мы… ну смотри… — и я принимаюсь объяснять политику партии и правительства. Что на самом деле мы с Джиро сейчас союзники. Да, было всякое, но высокие договаривающиеся стороны пришли к компромиссу. Лучшее соглашение — это когда каждая сторона считает, что ей пришлось немного поступиться своими интересами. Мы — большие мальчики и можем съесть свою порцию горького не морщась и не запивая. Перешагнуть через гордыню и договориться. Именно поэтому я и открылся перед старым Джиро — я верил в его рациональность, острый ум и отсутствие эмоциональной составляющей в механизме принятия решений. Якудза всегда этим славились. Если якудза говорит тебе о своей поруганной чести и жуткой обиде — он хочет развести тебя на деньги. Каким-то образом деньги неожиданно заглаживают моральный вред, нанесенный подпольным работничкам ножа и топора. Этим они и отличаются от самураев. Но самураев в благословенной стране Ямато давно уже нет, остались только эти. Правильно Акира говорит, гибкость — это путь жизни. Несгибаемые самураи ушли, уступив свое место торговцам и переговорщикам.
Поэтому старый Джиро согласился считать нас игроками и не преступать наши границы без предварительного согласования. Я со своей стороны согласился не преступать границы гокудо в целом и одного упрямого старика в частности. По факту это означает, что гокудо оставляет в покое Третью и Четвертую улицы, как территорию Сумераги-тайчо. А также прекращает попытки заминировать, отравить, натравить Антимагию, или каким-либо иным способом причинить нам вред. Понятно, что исподволь будут вестись попытки, но такие, чтобы не обнаружили, потому как — потеря лица, неудобно как-то будет. Вроде ж договорились. Под шумок я обозначил зоной своих интересов Лесной Лагерь и приют. Возражений не поступило.
Старик Джиро, в свою очередь, настоял не только на пакете о ненападении, но и на соглашении о взаимовыручке — в военном плане. То есть, в случае нападения на гокудо, мы будем обязаны поддержать их силой. Равно как и наоборот. Я пока не стал говорить старикану, что мы уже в конфликте с не самым слабым кланом в Японии — хватит с него на сегодня переживаний. Но мысль о том, что старик думал о нашей обязанности его поддержать, но на самом деле ситуация обратная и ему, может быть, придется отдавать своих магов на нашу войну, — улыбнула меня.
Кроме того, между нами остается канал для сотрудничества. Акиру восстановили в правах посещения чайного домика. Она — снова желанный гость. Еще бы, после меня-то. Теперь там кого угодно примут с распростертыми объятиями.
И, конечно же, высокие договаривающиеся стороны постановили оставить все обиды в прошлом и начать жить с чистого листа. Иногда такое работает.
— Примерно вот так. — заканчиваю я краткий обзор достигнутых соглашений. Читосе кивает. Ей все понятно. Не надо ни в кого стрелять, это конечно жалко, но мир — это хорошо.
— А я вот считаю, что старому Джиро следовало бы задницу надрать. — задумчиво говорит Майко. — У нас с его преемником намного проще сотрудничество бы сложилось. Старик меня всю дорогу бесит.
— А вот это — не повод людей убивать. — говорю я, откидываясь в кресле. — Бесит он тебя, видите ли.
— Пфф! — фыркает Майко. — Дело даже не в этом. Эта скотина цинично чувствами нашей Акиры играет. Сделал из себя отцовскую фигуру, подобрал сиротку из приюта, напоил, накормил, трахнул и теперь — папаша года. Да Акиру в четырнадцать лет любая организация с руками бы оторвала. Любые родители бы удочерили и на руках носили. Но нет, пришел страшный Джиро-сама и сделал так, чтобы никто ее не взял, а он, на этом фоне, — просто лапочка. Знаю я, как Акиру приручали, слышала.
— Откуда? — Читосе даже пистолет чистить перестала от любопытства.
— Слухи ходят… — неопределенно помахала рукой в воздухе Майко. — Она же у нас впечатлительная и жутко щепетильная. Вот старик и воспользовался ситуацией. Он у нас — специалист по сироткам. Джун, например, — тоже сиротка, потому-то они с Акирой и спелись. Одно время вдвоем за его спиной стояли, правая и левая рука, Огненный Хлыст и Та Самая Акира. Смотреть было тошно.
— И чего ты так эмоционально… — Читосе неопределенно крутит пальцами в воздухе, — реагируешь?
— У него таких вот, подобранных на улице, — половина гокудо. — отвечает Майко. — Я почему наемником у него была? Потому что семья у меня есть. Не затащишь меня к вашей чаше с кровью. А у ребят и девчонок с улицы и шанса другого нет. Ты про обряд инициации в гокудо в курсе? Нет — вот и хорошо. Спать спокойнее будешь. Учитель со своими обрядами в сторонке нервно курит. Мы тут Лесной Лагерь на уши за меньшее поставили, обидели они нашу гяру, видите ли. А Джиро и его прихвостни всю Акиру переломали. Морально. А ты его пожурил и еще сотрудничать собираешься. Надо было вырезать весь его особняк к едреней матери, я ж знаю, ты бы смог. А теперь все вернется на круги своя — старый Джиро не зря «простил» Акиру и разрешил ей к нему в гости ходить. Он снова ей свои щупальца в голову засадит, не хуже любого менталиста. Пока была возможность — надо было убрать старого хрыча. Вон, взял бы меня или Убивашку с собой, навели бы там порядок. Думаешь, старик прямо на жопу сел и не будет ничего в нашу сторону планировать? Да у таких как он любая договоренность будет нарушена сразу же, как только выгодно ему станет.