После отборочных матчей Линда попрощалась с нами, убедительно попросила не покидать убежище без особой нужды и не спать по одиночке. Иошико сразу же отбыла в Лагерь, вместе с Майко — по одному мы теперь не ходим, а у Майко и машина есть и вообще, Иошико с ней себя комфортно чувствует. Юки вместе с Сакурой поехали к ней домой — вещи какие-то забрать и с отцом ее поговорить, чтобы не беспокоился. Акира уехала «по делам» — не сказала каким, не сказала, когда будет, поехала одна, но мы не беспокоимся, Акира большая девочка и о себе позаботиться в состоянии. Нанасэ сказала, что она «с ума скоро сойдет в этом бетонном гробу» и «вообще, давно себе ничего не покупала» и взяв Питера под ручку — уехала по магазинам. Лицо у него при этом было не то, чтобы такое уж счастливое, так что и тут я не сильно обеспокоился. В общем, мы все выслушали Линду и сделали наоборот.
У меня же получились несколько свободных часов, которые я в кои-то веки мог потратить по своему разумению. В Лагерь ехать не хотелось, тамошние на Иошико смотрят как на полубога и героя, а меня недолюбливают, потому как статус «злобной сучки Сумераги» — он предполагает. Интересно изучать способности и находить им применение, но это потом, как лаборатория появится. И средства. И время.
Был еще вариант — начать исследование себя любимого, кто я есть и откуда такой красивый взялся. Алый Страж я, или тварь дрожащая? И если дрожащая, то с какой целью, амплитудой и частотой? Был ли вообще мальчик Синдзи, его мама и папа, или я — просто воспоминание, подсаженное к Нанасэ в память? Конечно, самый важный тут вопрос в свободе воли, но тут, вроде как, все хорошо. Выработал внутренний протокол на неуважение к Императору и всей его семейке, при возможности пристаю к Юки всякими разными способами, наслаждаюсь смущением, покраснением и попытками убить меня на месте. Вот кто другой бы давно от ледяного болта помер, как за ней ухаживать то? Думаю, что полностью выяснить вопрос о подчинении можно только в процессе открытого бунта и противостояния Императору, его убийства и захвата власти в стране. Хотя, нет, тут же власть не у Императора, он и сам к ней царапается. В любом случае, доступными мне средствами ограничений в поступках и свободе воли не обнаружено, а ультимативные средства — это случай, когда лекарство хуже болезни может быть. Еще может быть, что я спящий агент, веду себя как обычно, а в нужных обстоятельствах, ну или при произнесении кодовой фразы — просыпается другая личность. А с этой вероятность я ничего не могу сделать. Значит — не думаем об этом, решаем проблемы по мере их поступления.
— Син? — из-за шторки, которая разделяет половину тренировочного зала на «мужскую» и «женскую» половины — выглядывает Читосе. В связи с цыганским табором в зале, я просто валяюсь на незаправленном футоне. Заправлять его лень. Вообще вставать и куда-то идти — тоже лень. Думаю о том, что иногда надо и отдыхать, а у нас что ни неделька, то стресс, и вообще, чем дальше в лес, тем толще партизаны. У нас уже сумоисты такие, кило под двести.
— Читосе? — передразниваю ее в ответ. Та улыбается и проходит на «мужскую» половину. Садится на мой футон, рядом со мной. Заправляет волосы за ухо.
— Ты … опять смотришь? — она кивает на разбросанные по моей кровати документы из папки под номером шестьдесят восемь.
— Угу. Смотрю. — говорю я. — Попросил Линду и Акиру уточнить информацию. Если все подтвердится, то … у нас есть несколько свободных дней.
— Спасибо! — говорит Читосе. — Для меня это важно.
— Ну, еще бы. Понимаю. Для меня теперь это тоже важно. — говорю я, подтягивая к себе ноги и садясь на футоне по-турецки. Читосе сидит в сейдза, им, японским девушкам можно так вот сидеть и ноги не отсиживать, а главное — выглядеть грациозными.
— Что-нибудь новенькое нашел? — интересуется она. Я перебираю фотографии, подталкиваю к ней несколько.
— Хорошо, что наши друзья из СКПУ такие бюрократы и педанты. Куча документов и фотографий сделано. Вот, смотри, тут — статистика пропавших девушек от четырнадцати до двадцати лет. Все раскидано по категориям, возраст, место проживания, место учебы или работы, образ жизни.
— Образ жизни? — переспрашивает Читосе и наклоняется ниже, смотря на листок. Я вдыхаю аромат ее волос и немного теряюсь в этом аромате. До чего же чудесный запах, думаю я, жаль, что я не парфюмер и не могу описать его, не могу во все эти «нотки можжевельника и цитруса». Просто — запах Читосе.
— Да. Кто-то ведет затворнический образ жизни, дом-учеба-работа. Кто-то по выходным ходит по клубам и караоке. А кто-то — не вылезает из увеселительных заведений. Жаль, что на основании этих данных я не могу вывести практически ничего. Данных много, но толку мало.
— Почему? — Читосе совсем рядом, на моей кровати. И по-моему, мы здесь одни. Воспользоваться моментом и незаметно положить ладонь на ее бедро, она как раз в шортиках, по-домашнему… вроде неудобно как-то, мы тут дело расследуем. Мрачное такое. А я — за коленки ее лапать. Хотя Читосе ко мне всегда хорошо относилась и всякие языческие забавы в вину не ставила. Даже Майко вон, пару раз прошлась, хотя в порядке хохмы, но все равно. Решено — надо ее за коленку потрогать. А там и за бедро. А там — куда кривая вывезет. Глядишь и обломится мне, а то в последнее время одна работа и никакого отдыха. А я тоже человек… хм? Человек ли? Хорошо, я тоже устаю — психологически. Тут вот не поспоришь, стресс налицо. Как интересно биоконструкты Алой Стражи борются с эмоциональным выгоранием на работе? Или днем, пока отец-император бодрствует, они в карты режутся, к психологу ходят и в онсэнах оттягиваются? Есть ли у этих ребят отпуска? Потому что пока похоже, что я или бракованный Алый Страж, или не Страж вовсе. Бракованным быть немного обидно.
— Да потому, что данных слишком много. Тут или компьютер мощный надо… нейросеть нужна в общем. А у нас и компьютера нет и данные загружать мы вечность будем. И вопросы формулировать верно… а для этого программисты нужны. — говорю я, а между тем моя ладонь начинает путешествие к Читосиной коленке, которая тут, совсем рядом — на одеяле. Она пока не замечает моих поползновений и хмурится, глядя на документы.
— Хотя есть у нас одна девочка — Мики, мелкая такая, в конопушках. Из лесной братии. Она кажется умеет в Биг Дэйта, надо бы попробовать. Вот вернутся Иошико и Майко — им и передадим. Глядишь, что смогут найти.
— Что именно мы ищем? — спрашивает Читосе. Моя ладонь уже совсем близко к ее коленке, я чувствую своей кожей исходящее от нее тепло.
— Нам надо установить время и место похищения всех этих девушек. Потому что это может дать сведения о мобильности преступника, месте его жительства, привычках и образе действия. Люди на самом деле довольно ленивые твари и то, что подействовало один раз — практикуется снова и снова. Почему говорят «повадился кувшин по воду ходить, тут то ему и конец настал». Да потому что никто не меняет успешный паттерн действия. Представь себе, что ты покупаешь себе тунца, ты же любишь тунца? — Читосе обожает филе тунца, чем дороже, тем лучше, она от него просто с ума сходит, гурманка. Я вот в тунце ничего такого не замечаю, говорят в больших дозах он даже вреден.
— Люблю конечно. — говорит Читосе. — Тунца я могу съесть сколько угодно!
— Ну вот. — моя ладонь все еще лежит на одеяле, так, неприметно, словно погулять пошла по своим, ладоньим делам, но край ее, ребро ладони — уже касается кожи Читосе. Who dares wins — так кажется говорят парни из SAS? Побеждает отважный, надо двигаться вперед, захватывать территории, пусть даже такие, относительно небольшие, как Читосина коленка, потому что я тут как Армстронг — это маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества, сегодня это коленка, а завтра… завтра это уже и попа! Только так побеждают!
— Представь, что твоя задача — не попасться на покупке тунца. Что тебе нужно каждый раз покупать его в разных местах, у разных продавцов, не светиться с сумкой и скрывать свою личность. Это ж сколько проблем.
— Как хлопотно! Я бы все равно тунца ела, — говорит Читосе, — я его люблю.
— Да, но ты все равно бы не ездила в Токио каждый раз как покушать захочется. Как ты ни старайся, но твои покупки все равно будут указывать на твое место жительства и твои привычки. Кроме того, если бы ты действительно ездила в Токио каждый раз за тунцом, то тебя было бы еще легче вычислить. Пропажа тунца… то есть продажа тунца каждый раз в выходные — значит человек может покупать только по выходным, это уже сужает круг. Плюс время продажи — а там и до расписания поездов в Токио недалеко и до проверки всех данных пассажиров. Анализируем списки за пять лет — и скорее всего сужаем круг поисков до пары десятков человек. А тут уже психологический профиль действует. Так сказать, характеристика преступника как преступника.
— Преступник и есть преступник! — хмурится Читосе. — И с ним нужно поступать… соответствующе! — смотрю на нее и думаю, что вырастил я себе на голову линчевательницу. Как там говорят — vigilante, человек, который в правосудие не верит и предпочитает исполнять его собственными руками. Так и до анархии и экстремизма недалеко, до неприятия всех форм государственной власти. Моя девочка. Умница.
А правосудие — дело хорошее, но тут в Японии оно какое-то … избирательное, что ли. В прошлом году вон, наследник какой-то корпорации был обнаружен в номере пентхауза с тремя мертвыми проститутками, все задушены, все под наркотиками. Нет, дело возбудили, но только идет расследование не шатко — не валко, а парня пока под залог выпустили. И да, сумма залога колоссальная, но он на свободе, а что-то мне подсказывает что расследование лет пять протянется, а потом и закроется тихонечко. Как все позабудут. Обычная схема — затянуть и замордовать дело в инстанциях, а там — либо шах помрет, либо ишак. И так на всех уровнях, если человек без связей и вообще никто и звать никак — так его сразу в тюрьму определят. А тюрьмы в этой Японии — удовольствие сомнительное, тут не Швеция какая. Человек оттуда бледной тенью себя выходит и еще лет пять как только национальный гимн слышит — так руки за спину и на колени падает. Потому-то тут так якудза процветает — ибо не верит простой люд в справедливость судов и беспристрастность полиции, и не спроста простой люд не верит, есть у него причины, да. Потому склонность Читосе к линчеванию поощрять я не буду, но и запрещать тут нечего. Можешь сам по себе нести свою собственную справедливость в массы — неси. Добрым словом и пистолетом, так сказать. А у Читосе нашей не заржавеет ни за тем