ли что делать… они бы… Юки замирает. У нее есть мысль. Она жует свои губы, освобождая немного пространства под скотчем, немного, чтобы произнести всего одно слово.
— Сакура! — выдыхает Юки и в следующий миг раздаются крики, грохочут выстрелы и вдруг — внезапно все затихает, а она чувствует, что под ее спиной больше нет жесткого покрытия. Под ее спиной мягко. Трава? Она встает на колени и опускает голову вниз, мотает ею стремясь скорее снять чертов мешок и думает, что Сакура уж могла бы и додуматься стащить его, неужели непонятно, что ей неудобно?! Наконец мешок падает к ее ногам и она оглядывается, промаргиваясь. Вокруг расстилаются зеленые луга, а где-то вдалеке — возвышается невероятно высокая башня, кажется, что она упирается прямо в небеса. Рядом лежит Сакура, у нее из плеча течет кровь, она бледна и молчалива. Вокруг разбросаны части тел и какие-то обломки, и огрызки — словно кто-то циркулем прочертил круг, отрезав все, что не вошло внутрь.
— Сакура! — пытается прокричать Юки, вспоминает про скотч на губах и наручники на руках и чертыхается. Как там — если вы достаточно гибкие, то вы можете просто перешагнуть через наручники, да? Она ложится на бок и подтягивает ноги к подбородку, просовывает одну ногу, между скованными запястьями, потом — другую. С облегчением сдирает скотч со рта и бросается к Сакуре, которая лежит на траве.
Пулевое ранение в плечо, думает она, быстро осмотрев подругу, надо остановить кровь, извлечь пулю, жалко, что она ни черта в этом не смыслит. Она осмотрелась. Среди оторванных конечностей нашелся и почти целый торс, бедолагу срезало почти пополам, но на той его половине, что перенеслась вместе с ними — оказалась аптечка. Сперва жгут. Что-то делать со скованными руками было очень неудобно, но у нее не было времени. Жгут. Потом — продезинфицировать рану, как хорошо, что Сакура без сознания, а то ей было бы больно сейчас. Извлечь пулю. Юки знала, что пулю обязательно надо извлечь, иначе в ране все загноится и нужно будет еще и руку потом ампутировать. А она не умеет ампутировать, она не Читосе, чтобы уметь. У нее Сакура на руках помрет. Эта мысль ударила ей в голову словно молот. Нет, думает она, не время, не сейчас, нельзя расклеиваться, Юки, возьми себя в руки, черт. Черт. Она переворачивает Сакуру на бок и с облегчением видит выходное отверстие, которое чуть ли не в два раза больше входящего. Замечательно, думает она, пуля прошла навылет, ей не нужно ковыряться в ране, чтобы достать ее, она не умеет, у нее нет инструментов, хотя аптечка довольно хорошая. Ладно, если пуля прошла навылет, тогда — дезинфекция, засыпать рану вот этим порошком, проложить марлевыми салфетками и перебинтовать. Все. Чертовы наручники. Она затягивает последний узел на бинтах Сакуры и без сил опускается рядом на траву. Все. Больше она ничего не сможет, даже если очень сильно захочет. Она поднимает голову вверх и без особого интереса смотрит на две огромных луны, плывущих в небе. Надо же, думает она, у них тут приливы, наверное, просто бешеные. Рядом открывает глаза Сакура и стискивает зубы, хватаясь за плечо. Юки открывает пластиковую упаковку и дает ей обезболивающего, протягивает фляжку — запить. Сакура отчаянно мотает головой и кашляет. Юки принюхивается. Ну, конечно, какой мужчина будет таскать с собой фляжку с водой. Она закрывает фляжку, откладывает ее в сторону. Поднимает руки, все еще скованные в запястьях и опускает их так, чтобы Сакура оказалась внутри кольца, образованного ее руками. Обнимашки.
— Все будет в порядке, дорогая. — говорит она Сакуре: — все будет в порядке. Мы вернемся назад, и я лично надеру им всем задницы. Выверну их всех наизнанку. Акиру-нээсан возьму и сравняю с землей все, что у них есть. Сожгу их дома и изнасилую их жен и дочерей. Даже собаку закопаю. Вот. Отдохни немного… а потом попробуем назад переместиться, хорошо? — Сакура кивает и затихает в ее объятиях. Юки смотрит наверх, на две огромные луны, висящие в небесах. И на силуэт дракона, который кружит на фоне этих двух лун.
Глава 10
— Конечно впечатляюще… — я смотрю на кусок железнодорожного рельса, взятого нами за образец, ввиду невозможности достать броневые листы или инструментальную сталь. Все равно результат — впечатляющий. Рельса расплавлена словно кусок пластилина, попавший под лучи солнца в жаркий день. Поднимаю голову и смотрю в небо. Небо после недавнего дождика невероятно ясное и солнце светит так, словно хочет отыграться и вернуть назад жаркие деньки. Бабье лето.
— Подумаешь. — говорит Чепу, засовывая руки в карманы: — да ей для этого линза была нужна метров на пятнадцать, да еще, и чтобы солнце светило как следует.
— Будешь возникать — титьки покажу. — затыкает его Джин: — а то и еще чего…
— Титьки это хорошо… — машинально говорю я, черкая в блокноте быстрые расчеты: — а какова предельная граница твоих линз? Ты же говорила, я не помню…
— Да нет ее… ну я не знаю. — пожимает плечами Джин. Сегодня она у нас в облике какой-то девушки из аниме, что называется — косплей готичной лолиты, она вся в черно-белом и даже лицо у нее черно-белое. На ногах — полосатые чулки выше колена, кружавчатое платьишко, в руках большой черный же зонтик, под левым глазом нарисована черная слеза. Каким-то образом этот косплей очень сильно царапает сердце нашего Чепу, который и так к ней неровно дышит, а сейчас и вовсе суетится рядом с Джин, словно паладин, который нашел Святой Грааль после пятнадцати лет крестовых походов. Делает вид что ему все равно, наивный мальчишка.
— Хм. Как насчет попробовать? По максимуму сделай линзу, собери все лучи в одном месте… на секунду скажем? Хотя… стой! Сто пятьдесят метров в диаметре сможешь?
— Я в метрах не сильно разбираюсь — жалуется Джин: — я на глазок все делаю. Примерно.
— Ладно. — смотрю на кусок рельса и мысленно умножаю получившийся результат на десять. Становится плохо. Это ж получается, что в жаркий день наша Джин может выжигать по городу как мальчик с лупой возле муравейника. Яркое пятно собранных в пучок лучей и пожалуйста — взрывы, пожары. Критичным является расстояние, ей нужно видеть цель для того, чтобы сфокусировать луч, но с ее способностью прятаться — это тоже не проблема. Пожалуй, не будем проводить натурные эксперименты рядом с Лесным Лагерем, и так наши энтузиастки от науки тут ландшафт поменяли кардинально, не хватало еще пожар тут сделать. Просто запишем в блокнот, что у нас в арсенале есть еще одна потенциальная угроза миру во всем мире и оружие массового поражения в мятой футболке. И босиком. Смотрю на ее ноги, обутые в шикарные туфли на высокой платформе и на следы от ее ног — следы босых пяток на песке полигона.
— Простудишься же. — говорю я: — одела бы хоть тапочки, что ли.
— Я и одела! — протестует Джин, реальность подергивается рябью и следы босых ножек исчезают, появляются следы туфель на высокой платформе. И не лень ей.
— Неважно. — машу я рукой. В конце концов я не Юки и не сестричка Нанасэ, чтобы тут всем сопли подтирать, заболеет — сама виновата. Из принципа лечить не буду, пусть болеет как все люди — с кашлем, соплями, аспирином и кувшином морса у кровати. Ибо нечего.
— Синдзи-сан! Чепу! — к нам бежит Вереск и машет руками: — там инспекция какая-то приехала в Лагерь. Говорят, документов у нас на срытие горы не было. Старших просят! А до Акиры-сан или Иошико-сан я дозвониться не смогла!
— Инспекция? Елки. Закругляемся. — говорю я. Чепу поднимает с земли огнетушитель и старательно заливает пеной остывающий обрезок железнодорожного рельса. Джин поднимает сумку с припасами — думали что на весь день, взяли с собой напитков и еды. Чепу молча отбирает у нее сумку, мужчина все-таки, не даст даме в его присутствии сумки таскать. Идем назад в сопровождении Вереск, которая трещит без умолку. О том, что Шлендра и девчонка из соседней комнаты повадились по ночам шляться, а вчера Шлендра с вот такущим синяком вернулась и сказала ничего никому не говорить, а синяк своей краской замаскировала. Что у нее теперь получается из обычной бумаги делать сверхпроводники, что такое сверхпроводники она не знает, но Акира-сан очень довольна была и сказала, что она «наше золотце». Что на обед опять тофу было, вместе с тунцом, тунец вкусный, а тофу она терпеть не может, как можно его есть, фу. Что приехали какие-то аж на трех фургонах, сперва она думала что пианино привезли и оборудование для спортзала, Акира-сан обещала насчет пианино, а это не доставка, а какая-то инспекция из города, мрачные все такие, а еще муниципальные служащие. Акира-сан говорит что муниципалитет должен быть лицом к народу а не вот так…
— Три фургона? — переспрашиваю я у Вереск, мозг цепляется за какие-то несущественные детали.
— Угу. — кивает Вереск, прыгая с одной ножки на другую: — черные-черные такие!
— Джин. — говорю я нашей хикки в образе готичной лолиты: — послушай, наверное я зря волнуюсь, но все-таки…
Дорога, которая ведет к Лесному Лагерю — далека от идеала. Это проселочная дорога, без признаков асфальта или дорожных знаков, ограждений и прочего. Это то, что немцы наверное назвали бы «направлением» а не дорогой. Потому зрелище стоящих на опушке леса трех больших фургонов было необычным. Я опускаю руку на плечо стоящей рядом Вереск.
— Ну все. — говорю я: — дальше мы сами. Чепу, присмотри за ней и остальными. Если что.
— Конечно. — кивает Чепу и протягивает руку Вереск. Они вдвоем бегут к большому дому, где раньше была резиденция Учителя, а сейчас что-то вроде клуба по интересам, где в свободное время собираются почти все обитатели лагеря.
— Ну ладно… посмотрим, что тут у нас. — говорю я, шагая к черным фургонам, возле которых стоит чиновник в костюме и с папкой в руке.
— Здравствуйте. — говорю я, кланяясь, как и положено при встрече младшего со старшим: — чем могу помочь?
— Ты здесь старший? — спрашивает чиновник, окидывая меня беглым взглядом. Грубовато, но если он и впрямь из городской инспекции, то имеет право. Он — важная шишка, а я — какой-то подросток. Правда для чиновника местного муниципалитета у него слишком хорошо развиты мышцы предплечья, нет выступающего животика, а костяшки кулаков — сбиты, как после долгих тренировок. Конечно, может быть, что чиновник в свободное время увлекается каратэ и вообще черный пояс, и корочки инструктора, а в муниципалитете он так… подрабатывает.