— Пока Акиры-сан нет. — поясняю я: — может что передать надо? Я передам.
— Хм. — он с сомнением окидывает взглядом мою фигуру: — а старше никого нет?
— Неа. — мотаю головой я: — все уехали.
— Хорошо. — говорит чиновник и с размаху опускает ладонь на землю, встав на одно колено. Под его рукой загорается печать подавления магии, двери фургонов открываются и в проемах я вижу пулеметные турели, за которыми виднеются лица стрелков. Крупнокалиберный шестиствольный «Вулкан», обычный «Браунинг» и — что удивительно — старый знакомый ДШК. Из травы поднимаются фигуры бойцов в темной униформе и с шлемами, закрывающими лица полностью. В руках у бойцов — оружие, но я не могу распознать ни марку ни модель, ничего подобного раньше не видел. Антимагическая печать действует на меня как обычно — то есть никак. Скорее всего я сейчас не смогу работать лезвиями и щупальцами, но в остальном я не чувствую никаких ограничений. Я по-прежнему могу усилить свое тело, могу быть быстрым, могу быть сильным, могу регенерировать… я ограничен только пределами своего собственного тела, словно что-то не пускает кровушку вовне.
— Стоять! Инквизиция! — грохочет голос из громкоговорителей: — прекратить сопротивление и лечь на землю! Любое неповиновение будет рассматриваться как нападение на представителя власти!
«Чиновник» рядом со мной ускоряется, он пытается схватить меня за руку, в его второй руке блестят наручники, но я уже готов, я уже накачал кровушку в мышцы и сжал пружину до предела, а сейчас — выпустил энергию, словно камень из пращи. Просто перенес вес тела на переднюю ногу и встретил движение «чиновника» прямым ударом в грудь. Кончиками пальцев, так называемое «нукитэ». Если бы я оставался обычным человеком в этом мире сумасшедшей магии — я бы попросту сломал себе пальцы. Но кровушка живет внутри меня, укрепляя мое тело, ускоряя мои движения, превращая мою руку в сталь, что-то что крепче и гибче стали. Я попросту протыкаю незадачливого «чиновника» насквозь, словно гнилую тыкву. Не переборщил ли я, мелькает мысль, но пулеметы открывают огонь, бойцы вокруг тоже нажимают на спусковые крючки и мир превращается в огненный ад, где нет времени рассуждать, нет времени на поиск компромисса, я не могу поднять свои щиты, защищая Лагерь за своей спиной, а ведь ни одна из построек не в состоянии выдержать пулю из штурмовой винтовки, а уж тем более из крупнокалиберного пулемета. Ускоряюсь, пытаюсь ворваться в ряды штурмовиков, а там уж перейти в ближний бой, где они поостерегутся стрелять из опаски попасть по своим. Но что-то ударяет меня в бок, бросает на траву, сбивает дыхание. Пулеметы! Вокруг меня визжат пули, вздымаются клубы песка и пыли, новые удары не дают мне встать, несмотря на то, что и не пробивают кровушку, которой я усилил свою кожу. Но кинетических ударов от постоянных попаданий достаточно, чтобы я не видел ни черта вокруг, не понимал что происходит и не мог встать на ноги. Это не может продолжаться бесконечно, думаю я, пытаясь перекатиться в сторону, у них закончатся патроны, перегреются стволы, они … и тут словно громадная кувалда обрушивается мне на затылок, наступает звенящая тишина и я перестаю чувствовать свое тело. Граната. Они попросту закидают меня гранатами, собьют мне дыхание и … Вот оно. Дыхание. Меня снова отбрасывает назад, пули крупного калибра выбивают облака пыли и песка из земли рядом со мной, втыкаются в мой подкожный щит, бросая меня из стороны в сторону как тряпичную куклу от пинков мальчишек. Не обращаю внимания я сосредотачиваюсь на том, что внутри меня. Дыхание. Я же могу и не дышать — так кажется Линда говорила? Все, что я из себя представляю — это на самом деле имитация человека. А если это всего лишь имитация, то и мои человеческие реакции — тоже лишь иллюзия. Как они могут сбить мне дыхание, если я могу не дышать? Как они могут закрыть мне глаза клубами песка и пыли, если мои глаза — лишь конструкция, чтобы подражать человеку? Значит где-то внутри у меня есть предохранитель, который нужно сорвать прямо сейчас!
Рядом со мной взрывается еще одна граната, потом — еще. Я группируюсь, взрывы отбрасывают меня назад. От одежды уже практически ничего не осталось. Жаль, думаю я, сестричка Нанасэ будет ругаться, она так долго этот пиджак подбирала. Пулеметы неожиданно замолкают, я — могу рвануть в сторону, уходя с линии огня. Меня провожают выстрелы из штурмовых винтовок, но они не в состоянии остановить, замедлить. Один из фургонов взрывается, разлетаясь во все стороны обломками металла. Я успеваю заметить огромную линзу в небе над ним и яркое пятно света на клубах дыма. Джин.
Усиливаю ноги, прыжком преодолевая дистанцию между мной и ближайшим штурмовиком, дергаю его за локоть, едва приземлившись, разворачиваю спиной к себе. Огонь тут же прекращается, профессионалы, не дают себе увлечься, никакого дружеского огня. Штурмовик пытается сопротивляться, наносит удар локтем в голову, хороший, поставленный удар. Любому человеку этот удар доставил бы неприятностей, локтем в голову, в переносицу… но это только если вы — человек. Хватаю его за голову и сворачиваю шею, легко, почти никакого сопротивления. Хрусть. Пока тело оседает — выхватываю из кобуры на его бедре пистолет, летит в сторону оторванная шлейка. Это «Глок». Передергиваю затвор, вылетает патрон, бывший в патроннике, выстрел. Я не такой точный или умелый, как Читосе, вот кто прирожденный ганфайтер, но на такой дистанции промазать невозможно. В левую руку — нож, также выдернутый из ножен у умирающего бойца. На этом расстоянии нож не менее, а то и более смертоносен. Кровавая пелена начинает застилать мне глаза, я борюсь с ней, чтобы не впасть в бешенство и не перестать быть самим собой. Вперед!
Снова выстрелы, они увидели, что их товарищ упал, снова заговорили пулеметы, но как-то неуверенно, сбиваясь… ага, еще один взрыв! Джин умничка, куплю ей кеды, куплю ей все что ты захочешь, только сделай еще одну линзу, остался этот чертов ДШК, а он крупнокалиберный, двенадцать и семь, бьют больно, отбрасывают назад на шаг, а то и на два. И оператор за пулеметом опытный, каждый второй или третий выстрел прилетает по месту, очень хорошо стреляет… взрыв! ДШК замолкает, и я наконец могу нормально встать на ноги. Штурмовики переглядываются и начинают потихоньку пятится назад.
— Ну уж нет. — говорю я и срываюсь вперед в рывке. Нож, пистолет, выстрел, удар. Еще. Еще. И еще.
— Ээ… все закончилось? — раздается голос Джин через некоторое время. Я оглядываюсь. Живых больше нет. Наверное зря, надо было оставить кого-то для допроса, информация лишней не бывает. Надо бы предупредить Акиру и остальных, нужна связь.
— Джин! Посмотри, все ли целы в Лагере, эти придурки крупнокалиберным по зданиям лупили… хотя… — я разворачиваюсь и бегу в Лагерь. Наверняка есть раненные, а может и убитые, крупнокалиберный пулемет по легким постройкам — это ад на земле, и спрятаться-то некуда, только на пол падать. Пули калибра двенадцать и семь, что советские, что натовские — прошивают древесину и все эти перегородки даже не замечая. Две пули такого калибра при попадании в человека на одном уровне — разрывают его на части. Гидроудар, баллистический шок, сверхзвуковая скорость полета пули и плоть разлетается в куски, в ошметки.
— Чепу?! — кричу я, заходя в помещение клуба. На стенах дырки, внутри клубы пыли, на полу осколки стекла и какие-то деревяшки, кто-то кашляет в углу.
— Здесь! — из пыли появляется Чепу, в руках у него большой бумажный плакат с изображением Иошико и надписью «Темную в президенты школы». За ним — столпились воспитанники Лагеря.
— Все целы? Какие травмы? — спрашиваю я. Чепу кивает на Вереск.
— Все целы. — говорит он: — я плакаты собрал, а Вереск их укрепила, за ними и схоронились. Только Иоко-чан ногу подвернула, пока бежала, а так все в норме.
— Хорошо. — пускаю капельку крови в Иоко, она сидит тут же, размазывая слезы по чумазому личику, мельком думаю, что Чепу и Вереск молодцы, мгновенно среагировали, не поставь они тут щиты, сейчас бы вместе ошметки по полу собирали. Нет, ну какие ублюдки, по детям из крупнокалиберного… жалко, что я уже их всех убил.
— Собирайтесь все вместе и уходите в убежище номер два, которое старое. — говорю я и Чепу кивает. В Лесном Лагере к безопасности относились очень серьезно, и все знали где находятся временные убежища, которые еще Учитель заложил.
— Ты тоже — поворачиваюсь к Джин. Джин больше нет. Исчезла.
— Не могу я тебя с собой взять. — говорю я: — ты ж еще ребенок. Мне потом Акира голову открутит. Или Читосе.
— Если бы не я, так ты бы там до сих пор под пулеметным огнем валялся. — раздается откуда-то голос осмелевшей Джин. А она права, думаю я, конечно, рано или поздно или патроны кончились бы, или стволы перегрелись, но — права. Надо мне над своей устойчивостью работать, с каждым разом все лучше, но все еще недостаточно.
— Хорошо, но только чтобы вперед не лезла и всегда в невидимости была. — говорю я: — и если что не так — затаилась и потом нашим рассказала как все было. Договорились?
— Договорились! — рядом со мной появляется Джин в своей мятой футболке и торжественно протягивает мне руку. Жму ее.
— Что там со связью? — спрашиваю у Чепу. Тот пожимает плечами и показывает мне то, что осталось от проводного телефона с диском — пуля попала точно в центр и сейчас это просто пластиковые осколки с проводами.
— А черт. — говорю я: — надо наших предупредить.
— Я могу. — серьезно говорит Чепу: — у меня в убежище жабка и на квартирах у вас тоже. Возле… душевых…
— Ах ты извращенец! — поднимает кулак Джин, но я останавливаю ее. Как вовремя, думаю я, сейчас тебя расцелую, Чепу, дорогой ты наш человек, как вовремя. Следишь за нашими душевыми значит, ну и черт с тобой, главное, что ты связаться со всеми сейчас можешь, это лучше сотового телефона, у меня есть спутниковый, подаренный Минору-доно, но он дома.
— А в офисе у Акиры жабка есть? — спрашиваю я и Чепу виновато качает головой. Ну да, ну да, там же нет душевой, чего ему там подглядывать.