Б у л г а р и н (с чувством). Благоволение вашего превосходительства…
Р о д о ф и н и к и н (перебивая его). Хорошо. Завтра я вас жду в департаменте во втором часу пополудни.
Булгарин кланяется с застывшей улыбкой. Родофиникин уходит в дверь, в которую прошли Нессельрод и Грибоедов.
Открывается второй занавес.
Кабинет Нессельрода. Здесь все маленькое, чтобы граф казался выше. Все желтенькое, канареечное и с золотом. Н е с с е л ь р о д сидит за столом. Г р и б о е д о в — в креслице напротив него. Бесшумно входит Р о д о ф и н и к и н и останавливается у двери.
Н е с с е л ь р о д. Литература? Превосходно! Я сам ценитель. Но вы — человек образованнейший! Недаром у государя императора Николая Павловича полная доверенность к вам как к дипломату… (Родофиникину.) Не так ли?
Р о д о ф и н и к и н (двигаясь к столу). Сколь часто удивляемся мы с Карлом Васильевичем многогранности суждений ваших. Язык ли персиянский, поэзия ли, нравы… (Почтительно замирает у кресла.)
Н е с с е л ь р о д. О да, да… Кому, как не вам, пожинать плоды тишины и спокойствия в умиротворенном Тегеране!
Р о д о ф и н и к и н. Стремление уйти в незаметную тень всегда отличало Александра Сергеевича как государственного чиновника…
Г р и б о е д о в. Своих заслуг не умаляю.
Родофиникин облокачивается на спинку кресла, устремив взгляд на Грибоедова.
(Секунду молчит.) Но убежден тем не менее, что равновесие наше в Персии еще недостаточно прочно, ваше высокопревосходительство. Оно может быть достигнуто…
Н е с с е л ь р о д. Чем же?
Г р и б о е д о в. Лишь силою и благополучием наших восточных границ! То есть справедливыми законами и развитием цивилизации.
Н е с с е л ь р о д. Что понимаете вы под справедливыми законами?
Г р и б о е д о в. Я говорю о Закавказии. Я говорю о Грузии и Армении. Там недовольных много.
Н е с с е л ь р о д. Я был бы признателен вам, когда бы мы продолжали о делах внешних, не касаясь внутренних…
Г р и б о е д о в. Но это неотделимо! Спокойствие на Кавказе поможет нам в укреплении нашего влияния на восточных границах… Скажу более: персидский Адербиджан возлагает на нас надежды…
Н е с с е л ь р о д. Что вы, Александр Сергеевич! Ост-индская компания имеет тоже средства. Англичане не допустят. Нам ссориться не к чему. Да и с кем? С англичанами ссориться? Россия — страна отсталая, земледельческая. У нас другие виды.
Г р и б о е д о в. Прошу простить, коли я позволил себе высказать частное мнение литератора, а не дипломата.
Н е с с е л ь р о д. Мнение ли-те-ра-то-ра?
Г р и б о е д о в. Я человек русский, Карл Васильевич, и движим единственно взглядами, совместными с честью русского имени.
Н е с с е л ь р о д (вспыхнув). Охранение чести России есть одинаково первейшая цель и дипломата, коль скоро он состоит на службе под моим попечительством!
Г р и б о е д о в. Всенепременно! Как может быть иначе! Вот почему я и говорю о том, что народности Кавказа, доверившие свою судьбу Российской державе, должны увидеть в вас своего защитника, а персияне — непоколебимо твердую политику нашу во всех справедливых случаях…
Н е с с е л ь р о д. Отличная мысль. Однако же без практических видов…
Г р и б о е д о в. В своем трактате я утверждал…
Н е с с е л ь р о д (побелев). В в а ш е м трактате?.. (Родофиникину.) Константин Константинович, изложите.
Р о д о ф и н и к и н (смеется). Ай-яй-яй! Как в молодости, нет, право, как в пору случайных литературных увлечений своих, Александр Сергеевич поддался и сейчас чересчур благородным начертаниям…
Г р и б о е д о в. При чем тут молодость моя?..
Р о д о ф и н и к и н. Я пошутил! Прошу вас, представьте себе… Война с Турцией, которую столь победоносно начинает граф Паскевич, — она потребует средств, чем далее, тем более…
Г р и б о е д о в (настороженно). Справедливо.
Р о д о ф и н и к и н. Рассудите сами: мы можем стать снисходительными как в отношении второстепенных обязательств досточтимого Аллаяр-хана, так и в отношении господина Макдональда, английского посланника, лишь бы персияне незамедлительно уплатили контрибуцию…
Г р и б о е д о в. Это есть временная часть вопроса…
Р о д о ф и н и к и н. Безотлагательная! Согласно вашему трактату, составленному по инструкциям его высокопревосходительства графа… и моим (заулыбался, развел руками), у персиян немного осталось, а нужно взыскать! Мы ищем человека, который смог бы… сумел… Человека тонкого, многогранного, изучившего обстоятельства… и страну… и поэзию персиянскую… и нравы… у которого почти что случилась слава автора, когда бы… не некоторые увлечения… Я пошутил!.. Литература!.. Вы понимаете, Александр Сергеевич, сколь серьезна задача ваша! И почетна?
Пауза.
Г р и б о е д о в. А если я… не приму этого назначения?
Родофиникин раскрывает бумаги и раскладывает их перед графом. Карлик прячет улыбку.
(Спокойно.) Я не могу принять его по двум причинам. Во-первых, мои напряженные отношения с персиянами, вызванные действиями туркманчайского трактата, да еще при такой разорительной миссии, неизбежно приведут к столкновению. Вы знаете, я был жесток и неумолим, защищая интересы России. Аллаяр-хан — мой враг. Не может быть иначе, это кончится печально, если не для дела, так для меня.
Р о д о ф и н и к и н (улыбаясь). Но вы же дипломат! Ах, Александр Сергеевич! В честь вашу пушки стреляют!
Г р и б о е д о в (еще более спокойно). Во-вторых, в Персии в настоящих обстоятельствах не может быть поверенный в делах, как раньше. Там должен быть полномочный министр, лицо, равное английскому представителю.
Н е с с е л ь р о д. Тончайшее наблюдение.
Г р и б о е д о в. Я польщен, что вы имеете меня в виду и на такой высокий пост. Но по чину своему я не могу быть на него назначен.
Доносятся звуки вальса. Бал в разгаре.
Ну вот, и я почти что автор, музыкант. Могу ли я наконец заняться своими музами?
Н е с с е л ь р о д (вкрадчиво). Уединение совершенствует гения. А в Петербурге — шум, для муз опасный. (Встает.) Поздравляю вас, господин Грибоедов! (Взгляд в сторону Родофиникина.)
Грибоедов тоже привстает, еще ничего не понимая. Карлик жмет ему руку. Упоительный вальс врывается с новой силой, и — смех, возгласы!
Р о д о ф и н и к и н (торжественно). Вот проект высочайшего указа. (Читает.) «Коллежский советник Грибоедов Александр Сергеевич возводится в чин статского советника и назначается полномочным министром российским при персидском дворе…»
Н е с с е л ь р о д (Грибоедову). Ну-с?
Г р и б о е д о в (убитый). Я слишком облагодетельствован своим государем, чтобы осмелиться в чем-нибудь не усердствовать ему, ваше высокопревосходительство.
Н е с с е л ь р о д. О господин министр!.. Вы заслужили, чего же более…
Родофиникин звонит в колокольчик.
(Грибоедову.) Соревнуясь в пышности, которую привыкли выказывать при дворах азиатских, вы получите средства, чтобы и в обыкновенной жизни и в торжественных случаях поддержать достоинство императорского посланника!.. А о составе миссии Константин Константинович уже позаботится сам.
В дверях стоит м о л о д о й ч е л о в е к в таких же узких очках, как у Грибоедова, до странности на него похожий, но с лицом, как маска.
Познакомьтесь. Первый секретарь посольства нашего, Иван Сергеевич Мальцев.
З а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Август 1828 года. Тифлис. Квартира Прасковьи Николаевны Ахвердовой. Гостиная с широкой дверью, выходящей на деревянный балкон. Там — листва, сад, поднимающийся в гору.
За сценой, еще до открытия занавеса, женские голоса поют:
Прекрасный день, счастливый день!
И солнце и любовь!
С нагих полей сбежала тень,
Светлеет сердце вновь…
Проснитесь, рощи и поля,
Пусть жизнью все кипит!
Она моя, она моя —
Мне сердце говорит…
Аплодисменты, возгласы. Потом выбегают Н и н а Ч а в ч а в а д з е и Д а ш е н ь к а А х в е р д о в а. Остановившись, вглядываются в сад, над которым уже сгустились сумерки.
Н и н а. Нет, нет, вот сюда, этой тропкой, видишь, которая ведет направо… Там начинается спуск и сразу — изгородь. Это самое глухое место на кладбище, самое страшное. Я нарочно выбрала.
Д а ш е н ь к а. Зачем?
Н и н а. Чтобы перестать быть трусихой. Я ходила туда ночью. А ты можешь?
Д а ш е н ь к а. Ни за что. И тебе не верю, что ты была.
Н и н а. Вот крест!
Д а ш е н ь к а. Нина!
Н и н а. Вот крест! Вот крест! Если ты не веришь, я пойду еще раз.
Д а ш е н ь к а. Сумасшедшая!.. Ну, хорошо, хорошо, я верю.
Н и н а. Посмотри мне в глаза. (Пристально всматривается.) Я сказала, а ты не веришь? Так знай же! Сегодня пойду! Жди, как только будет фейерверк.
Д а ш е н ь к а. Мне не нужно никаких доказательств…
Н и н а. Нет! Я принесу тебе оттуда цветочек, а на изгороди завяжу ленту, чтобы ты завтра сама убедилась, что я была.
Д а ш е н ь к а. Я умру от страха…
Входит С е р е ж а Е р м о л о в, очень тщательно одетый, с большим букетом цветов.
С е р е ж а. Почему Дашенька должна умереть от страха?
Д а ш е н ь к а. Нина говорит…
Н и н а. Нина ничего не говорит… А вы стояли и подслушивали?
С е р е ж а. Как вы могли подумать! Я вошел сразу.
Н и н а. И ничего не слыхали?
С е р е ж а. Разумеется, ничего.