Разве мы расстаемся? Разве я не поеду с тобой?
Г р и б о е д о в. Вскоре мы отправимся в Персию. Мы будем жить в Тавризе. Этот город из глины. В нем есть холодный большой-большой дом мистера Макдональда. Вместо камина — мангалы, от которых болит голова. Там тихо и все чужое.
Н и н а. Раз мы будем вместе, значит, будет хорошо… И перестанет быть чужим.
Г р и б о е д о в. Но мне, должно быть, придется уехать оттуда в Тегеран.
Н и н а. И я поеду с тобой.
Г р и б о е д о в. Нет. Я уеду ненадолго, и вот тогда-то ты и будешь получать от меня письма.
Н и н а. Но я не смогу жить без тебя.
Г р и б о е д о в. Я уеду ненадолго. И уж после того никогда не будем разлучаться.
Н и н а. Все равно, время остановится для меня.
Г р и б о е д о в. И для меня оно остановится.
Н и н а. Не говори так. Ты не поедешь. Ты говорил, что в Тегеране страшно.
Г р и б о е д о в. Я пошутил. Не думай об этом. Разве мы с тобой по-прежнему трусишки? Но ведь мы даже ночью не боимся пробраться на кладбище, в место самое глухое и таинственное…
Н и н а (прижавшись к нему). Не смейся надо мной, не смейся…
Г р и б о е д о в. Посмотри, какая луна над городом!
Н и н а. Она красная, Грибоедов, как будто обагрена кровью. Я не люблю такой луны. Ты напугал меня.
Г р и б о е д о в. Потерпи, сейчас она пройдет над горой, скроется на несколько мгновений и всплывет — навеки ясная, горящая белым светом! Вспоминай эту ночь!.. Неведомо где и неведомо как я умру. Подожди, подожди… Обещай мне. Ты похоронишь меня на этой горе. Оттуда виден весь твой город и деревянный дом, в котором — ты. Видишь? Вон там, около часовенки, у самого монастыря, над выступом…
Н и н а. О чем говоришь?! Не смей! Будем век жить, не умрем никогда! Грибоедов!
З а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
29—30 января 1829 года. Тегеран. Русская миссия. Одна из приемных зал. Мебели почти нет. В центре — большая дверь в золотом орнаменте. Она ведет на террасу, во двор, но сейчас заперта. Справа — внутренняя лестница, под навесом которой камин. Вечер. Штабс-капитан Ш а х н а з а р о в, переводчик, сидит за столом и пишет. М а л ь ц е в, возбужденный, ходит взад-вперед.
М а л ь ц е в. Возможно, я человек несведущий, не опытный в делах азиатских, но, согласитесь, поведение Александра Сергеевича неосторожно, скажу больше, оно вызывающе.
Ш а х н а з а р о в. Вы считаете, что наше требование к шаху посылать не следует?
М а л ь ц е в. Ни в коем случае. Незачем поднимать историю из-за какого-то бродячего цирюльника…
Ш а х н а з а р о в. Но он эриванский гражданин. Иван Сергеевич, его фамилия Маркарьян…
М а л ь ц е в. Ну и что же?
Ш а х н а з а р о в. Он русский подданный и, в соответствии с трактатом, имеет право на защиту.
М а л ь ц е в. Нашли время говорить об этом злосчастном трактате! Каждый день приходят какие-то оборванцы, беглые солдаты, какие-то сапожники и брадобреи, какие-то подозрительные женщины…
Ш а х н а з а р о в. Как же, по-вашему, должен поступить русский посол? Неужто, испугавшись угроз, отвергнуть их законные просьбы о помощи? О! Александр Сергеевич знает, что нужно делать…
М а л ь ц е в. Оставьте. Мы играем с огнем! Нас приняли отлично. Пиршества, иллюминации, фейерверки! Что еще нужно? С нами не хотят ссориться. Зачем же дразнить? Уже на приеме при вручении верительных грамот я заметил — Александр Сергеевич сидел у шаха подчеркнуто долго, ровно столько, сколько сам себе назначил.
Ш а х н а з а р о в (улыбнувшись). Я помню. Шах был в короне, на нем были все его самые прекрасные драгоценности тяжестью в полтора пуда. Он едва не умер от усталости. Александр Сергеевич просидел более часа.
М а л ь ц е в. Да, да, он встал, когда пот струился по лицу шаха, а голова его начала мелко дрожать… Шах еле смог выдавить слово…
Ш а х н а з а р о в. Я и сам не понимаю, почему на приемах оба раза Александр Сергеевич просидел так долго. Но если он решился на это, значит, не зря.
М а л ь ц е в. С этого и началось! Бог мой! Я имел неосторожность пройтись сегодня по городу. Это страшно! Я чувствовал: один выкрик — и на меня бы набросились. Зловещая тишина возникала вокруг меня всюду, где бы я ни проходил. Остановившийся, настороженный взгляд толпы преследовал меня. Я и сейчас не могу от него отрешиться. Когда мы уедем отсюда?
Ш а х н а з а р о в. Очень скоро. Через два дня. Первого.
М а л ь ц е в. Не верю. Если так будет продолжаться, не верю. Пишите.
Ш а х н а з а р о в. Пишу. (Задумался.) Помню Эривань… Помню, какое было лицо у Александра Сергеевича!.. Как он был взволнован!..
М а л ь ц е в. Какое лицо? Что такое?
Ш а х н а з а р о в. Вы не знаете. В Эривани, тотчас после освобождения ее от персиян русскими войсками, в офицерском клубе мы сыграли «Горе от ума»! Представляете? Александр Сергеевич никогда не видел своей комедии ни на театре, ни в печати. Ее сыграли один-единственный раз в моем городе, в Эривани, и автор смотрел, понимаете? Александр Сергеевич видел, как мы играли для него!.. Мы играли плохо, но мы играли!..
М а л ь ц е в. Пишите! Боже мой! Разве сейчас до какого-то спектакля? О чем вы думаете?!
Ш а х н а з а р о в. Я думаю… (Улыбнувшись.) Я думаю, шах обижается. Мы величаем его неполными титулами. Он царь царей, шах-ин-шах, падишах, тень аллаха, сосредоточение вселенной, Кибле-и-алем, а мы его…
М а л ь ц е в. Грибоедов распорядился. Должна быть употреблена не более как половина титулов. Это и означает, что мы не просим, а требуем. Начинайте так: «Я убежден, что российские подданные не безопасны здесь и испрашивают позволения у своего государя удалиться в Россию…»
Шахназаров пишет.
Первое февраля… Не верю! Черт догадал меня втиснуться в эту историю! (Шахназарову.) Пишите, но бумаги не отдавайте. Я еще раз поговорю с Александром Сергеевичем.
Шум. К а з а к и вносят А л е к с а ш у.
Что такое? Где он был?
К а з а к. Да вот, насилу отбили на базаре.
М а л ь ц е в. Вот вам, вот вам! Нашел время по базарам разгуливать.
А л е к с а ш а. Изволите так говорить… (Стонет.) А я шел мирно и тихо… (Стонет.) Смотрел товары, ничего не покупал… Ну трогал, конечно, как у нас в Москве полагается, щупал… (Стонет.) Будь проклята эта страна… Набросились, как звери…
Сверху по лестнице спускается Г р и б о е д о в. Он в домашнем сюртуке.
Г р и б о е д о в. Что случилось?
М а л ь ц е в (хмуро). Да вот Сашку на базаре избили.
Г р и б о е д о в. Я же тебе сказал, франт-собака, в город без моего разрешения не выходить.
Прибегает Д о к т о р. С помощью Шахназарова перевязывают Алексашу.
Придется запереть на чердаке и часового поставить.
А л е к с а ш а. Изволите говорить, а не знаете… (Стонет.) Я подарки высматривал…
М а л ь ц е в (казакам). Унесите его.
Г р и б о е д о в. Пусть полежит здесь. (Казакам.) Идите. (Доктору.) Что с ним?
Д о к т о р. Переломов как будто нет. Полежит — отойдет. (Уходит вслед за казаками.)
Г р и б о е д о в (у стола, Шахназарову). Эту бумагу надобно отправить сейчас же.
Ш а х н а з а р о в (посмотрев на Мальцева). Слушаю-с. (Уходит.)
М а л ь ц е в. Александр Сергеевич… вам известно, что происходит в городе?
Г р и б о е д о в. Известно. Даже более, чем вам. Муллы собирают народ в мечетях и возбуждают против нас.
М а л ь ц е в. Все оттого, что под нашим покровительством находятся люди…
Г р и б о е д о в. А вы ожидали другого? Народ Персии не против нас, но его обманывают. Сознательно обманывают, чтобы скрыть справедливость наших требований, объясняя причину его нищеты нашим поведением. Кстати, Иван Сергеевич, я и вас попрошу не выходить в город. Вы так торжественно наряжаетесь, что это оскорбительно для здешних бедных людей.
М а л ь ц е в (запальчиво). Что подумают эти бедные люди, мне безразлично! Гораздо более я удивляюсь вашему поведению на приемах у шаха. Говорят, вы знаток здешнего этикета.
Г р и б о е д о в. А-а! Это когда старичок в короне едва не умер от утомления?
М а л ь ц е в. Да.
Г р и б о е д о в. И вам непонятно, почему я так долго сидел?
М а л ь ц е в. Простите, нет.
Г р и б о е д о в. Знаете, есть этикет азиатский, а есть — дипломатический. Я сидел, возвышая тем самым Россию. Некоторые европейские державы уже сделали из этого полезные для нас выводы. Наша сила и влияние измеряются там, между прочим, по количеству минут, в течение которых продолжается аудиенция русского посла у шаха. Я высидел один час семнадцать минут! Небывало много!
М а л ь ц е в. Но шах был рассержен.
Г р и б о е д о в. Что же делать? При случае мы принесем ему свои извинения и даже употребим все титулы шаха не хуже, чем это делают англичане. Однако же теперь, хотя шах и утомился до потери сознания, но он идет на уступки, он боится меня.
М а л ь ц е в. Вы безумны. Вы же сами сказали, что муллы собирают в мечетях народ…
Г р и б о е д о в. Не может быть иначе. Это — война, Иван Сергеевич.
М а л ь ц е в. Война?
Г р и б о е д о в. Да, и притом жесточайшая: война улыбками, разговорами, реверансами и непреклонной настойчивостью.
М а л ь ц е в. Нет!.. Я не желаю погибать!.. Наша миссия и без того выполнена блестяще!.. (Кидается к нему.) Александр Сергеевич, Александр Сергеевич!.. Мне известно, что господин Макдональд, английский посланник, решительно не одобряет вашего поведения, считая, что защита пленных…
Г р и б о е д о в. Вам известно об этом от доктора Макнила, разумеется?
М а л ь ц е в. Не все ли равно, от кого! Но почему, зачем я должен ставить на карту свою жизнь из-за какого-то Маркарьяна, из-за каких-то бродяг, из-за каких-то женщин…