П у ш к и н. Разумеется.
П у щ и н. Ну как же, как же, мы еще гуляли в Летнем саду… Вас куда поместили? Меня в комору тринадцатую.
П у ш к и н. Нехорошее число.
П у щ и н. Вы думаете? Я не суеверен. А вас?
П у ш к и н. В четырнадцатую. (Напряжение чуть улеглось.)
П у щ и н. Вот видите! И я полагаю, нам надобно жить в мире! Тому обязывает схожесть наших фамилий, ну и… соседство. Вы не находите?
П у ш к и н. Нахожу. Но приятельствовать, извините, не обучен. Вы не знакомы с красивым молодым человеком у зеркала?
Г о р ч а к о в (повернувшись к Пушкину и наклоняя голову). Горчаков. Князь Александр Михайлович Горчаков. Веду родословную свою от святого Владимира и Ярослава Мудрого, как сказано в одном немецком энциклопедическом словаре.
Я к о в л е в (появляясь в новеньком мундире и раскланиваясь направо и налево). Яковлев Михаил, законный сын Лукьяна Яковлева, архивариуса, в бумагах коего есть древности не токмо Ярослава Мудрого, но черта лысого, как сказано в одном провансальском энциклопедическом словаре.
Г о р ч а к о в. Быть может, вы немного сумасшедший?
Я к о в л е в. А для чего бы я приехал в сей желтый дом? (Становится рядом с Горчаковым и также сосредоточенно оглядывает себя.)
П у ш к и н (Пущину, отводя его в сторону и косясь на Горчакова). Должен признаться, что белье мое столь незатейливо, что мне неловко снимать свою курточку.
П у щ и н. Ах, пустяки какие! Я давеча видел тут белье… Домотканые панталоны и канареечная фуфайка!
К ю х е л ь б е к е р. Чем не понравилось вам мое белье?
П у щ и н. О, простите! Я не держал в мыслях вас обидеть.
К ю х е л ь б е к е р. Нет, я прошу сказать — чем не понравилось.
П у ш к и н (заслоняя собой Пущина). Мой сосед не имеет желания объясняться с вами!
К ю х е л ь б е к е р. Тогда прошу немедля объяснить ваши поступки!
П и л е ц к и й - г у в е р н е р. Кюхельбекер-господин, тише! Тише, господа! Тише, тише!
Сначала из кладовой выходит Д е л ь в и г, переодетый в мундирчик, надевает очки, растерянно-добродушно оглядывает всех и садится на стул у стены. Затем появляется М а р т и н С т е п а н о в и ч П и л е ц к и й — и н с п е к т о р, человек в черном платье, худой, с горящими глазами, похожий на иезуита-монаха, за ним — К у н и ц ы н.
П и л е ц к и й - г у в е р н е р. Господа! Инспектор-господин, Мартин Степанович, желает говорить с вами.
П и л е ц к и й - и н с п е к т о р. Дети! Благостью всевышнего вы ныне удостоены счастья быть в сем святилище науки, в дому самого царя. Помните, в злохудшу душу не входит премудрость. Свет истины озаряет только чистые сердца. Ученость и просвещение без чистоты сердца есть острый меч в руках разбойника. Любовь к государю, к престолу да будет единой основой для всех вас здесь, в стенах этих, и там, на будущем поприще вашем! (Дельвигу.) Встать.
Д е л ь в и г. А? (Словно проснулся.)
П и л е ц к и й - и н с п е к т о р. Очки.
Д е л ь в и г. А?
П и л е ц к и й - и н с п е к т о р. Ношение очков в лицее, равно как во дворце, не допускается.
Д е л ь в и г. Но как же без очков? (Покорно снимает очки.)
П и л е ц к и й - и н с п е к т о р. Я вижу, вы дерзки на язык. Запомните, господин Дельвиг. И вы, господа. (Указующе поднимает переплетенную тетрадь.) Книга сия со всеми случаями поведения вашего будет служить основанием для определения ваших достоинств при выпуске из лицея. (Обвел всех пылающими глазами.) Ходите прямо, закрывайте рот рукой, когда зеваете, не смейтесь безобразно, не держите рук в карманах, не устремляйте ни на кого взор неподвижный. Когда случится смеяться, то дайте знать в громком разговоре о причине смеха, дабы не подумал посторонний, что он является причиною. Между собой разговаривайте вполголоса, без крику, однако же не пошептом. И учите молитвы, дети, неустанно повторяйте их!.. Спаси господи родителей наших, сродников наших, наставников, начальников наших… (И смолкает, встретившись взглядом с Куницыным. В сторону Куницына.) Познакомьтесь, господа. Профессор ваш по наукам политическим и нравственным, коллега мой, Александр Петрович Куницын.
Куницыну 28 лет. Он невысок, широкоплеч, с тонкими бачками. Улыбаясь, смотрит на лицеистов.
К у н и ц ы н. Почтеннейший Мартин Степанович будет обучать вас приличиям и поведению христианскому, а я — достоинствам и долгу, гордости и чести гражданина. Многие из вас еще в домашних курточках. Но вы уже лицеисты. И дело не в блестящих мундирчиках. Что толку блистать наружными качествами? Не постыдно ли наблюдать почести без заслуг, отличия без дарований? Какая польза кичиться заслугами отцов? О нет, надобно заслужить самому!..
П и л е ц к и й - и н с п е к т о р (прерывает его). Господин Дельвиг! Очки!
Д е л ь в и г (завороженно уставившись на Куницына). А?
К у н и ц ы н (Дельвигу, сочувственно). Ношение очков…
Д е л ь в и г. Я знаю. Я снял.
П и л е ц к и й - и н с п е к т о р (подхватив Куницына под локоть, вполголоса). Полноте, мой друг, вы говорите в пустоту! Перед вами не геттингенские студенты, а дети, и притом неразумные дети…
К у н и ц ы н. Вы думаете?
П и л е ц к и й - и н с п е к т о р. Хорошо бы, только неразумные. А иные с дурными склонностями. (Проходя мимо Дельвига, громко.) Застегните пуговицу! (Ушел вместе с Куницыным.)
П и л е ц к и й - г у в е р н е р (оживленно). Воспрещается всякое отступление от формы, как-то: снимать на улице шляпу, расстегивать крючки и пуговицы, выставлять цепочки и брелочки. Честь отдавать надлежит всем генералам, штаб- и обер-офицерам, при встречах с которыми пешком становиться во фрунт, изображая на лице веселие и радость…
Я к о в л е в (выскакивая вперед). Спаси господи родителей наших, сродников, начальников, охальников, пихальников…
П у ш к и н (в восторге). Очень похоже!
М а л ь г и н. Фу, дьявол! Ну, паяс!
Г о р ч а к о в. Паяс! И родословный!
П и л е ц к и й - г у в е р н е р (тоненько засмеялся и спохватившись). Немедля прекратить. (Выкликает по списку.) Пущин-господин! Пушкин-господин!
Пушкин и Пущин уходят в кладовую.
П и л е ц к и й - г у в е р н е р. Поскольку вы сейчас из дому и не обучены, шум и балаганство ваши простительны. Но далее неукоснительно должны подчиняться всем правилам внутреннего распорядка, установленным высшим повелением…
Г о р ч а к о в. Запомните, однако, что князь Горчаков, подчиняясь высшим повелениям, вам не подчиняется.
Я к о в л е в. И Михаил Лукьянович Яковлев-Провансальский одинаково и в той же мере.
М а л ь г и н (Горчакову). Давай уж, давай, ваше благородие, устрою вам пуговицу полевее.
Я к о в л е в. И мне! (С важностью идет за Горчаковым и Мальгиным в кладовую.)
П и л е ц к и й - г у в е р н е р (онемев, провожает глазами Горчакова и Яковлева). Кхм! Кхм! (И спешит за ними.)
Из кладовой выходят П у ш к и н и П у щ и н. Оба в мундирах.
П у щ и н. Отменно жмет, рукой не поворотишь, как в корсете.
П у ш к и н. Но вид!.. (Надевает парадную треуголку и, восхищенный, замирает перед зеркалом.)
К ю х е л ь б е к е р (подходит к Пущину). Вы мне сказали дерзость!
П у щ и н. Я?
К ю х е л ь б е к е р. Объяснитесь!
Но тут подходит И л л и ч е в с к и й. Гладенько причесанный, он учтивейше говорит, обращаясь к Пущину и показывая на Кюхельбекера.
И л л и ч е в с к и й.
Наш бедный рыцарь Клит
Лицом обыкновенный,
Теряет сзади вид
От трещины мгновенной.
Поворачивает спиной Кюхельбекера, и мы видим, что мундир его на спине лопнул по шву и нечто ярко-канареечное вылезло наружу.
(С достоинством.) Стихами говорю без запинки. А пожелаете, могу с рисунками, похожими как две капли воды на кого угодно.
П и л е ц к и й - г у в е р н е р (появляясь). Кюхельбекер-господин! Белье, одежду, обувь хранить надлежит как зеницу ока, а у вас… Мальгин!
Входят М а л ь г и н и Я к о в л е в.
М а л ь г и н. Уму непостижимо! Сукно крепчайшей силы…
К ю х е л ь б е к е р. А коль скоро я поднял руку на обидчика?
М а л ь г и н. Пожалуйте сюда! (Уводит его в кладовую.)
Я к о в л е в (следуя за ними). Такое оскорбление я бы кровью смыл.
П и л е ц к и й - г у в е р н е р. Господа! Лицеисты-господа! Прошу расходиться по коморам!
Часть лицеистов уходит за Пилецким-гувернером. Остаются Дельвиг, скромно сидящий на своем стуле, и Пушкин, расхаживающий в полном параде и посматривающий на себя в зеркало. Из кладовой возвращаются К ю х е л ь б е к е р, в другом, более просторном мундире, и Я к о в л е в.
К ю х е л ь б е к е р (увидев Пушкина, Яковлеву.) Смотрите, да он еще расхаживает как павлин!
Я к о в л е в (понизив голос). Он похож не на павлина, а на обезьяну.
К ю х е л ь б е к е р (громко). Отнюдь! Не он на обезьяну, а обезьяна на него!
В ту же секунду Пушкин молниеносно подлетает к ним.
П у ш к и н. Извольте повторить! (Подскакивает и ударяет Кюхельбекера, норовя попасть под подбородок.)
Дельвиг даже привстает от неожиданности.
П и л е ц к и й - и н с п е к т о р (появляясь и схватывая Яковлева за ухо). По коморам! По коморам! (Другой рукой подцепив Кюхельбекера.) А я говорю, по коморам… (Уводит их.)
Дельвиг и Пушкин.
Д е л ь в и г (Пушкину). Удар был ловок, и если б не сия мокрица, то могла бы произойти вполне приличная битва, напоминающая мне походы с бригадой отца в кременчугских лесах.
П у ш к и н. Вы бывали в походах?