Синее море — страница 25 из 68

Д е л ь в и г. О! Разъезжая то в авангарде с конницей, то в арьергарде с артиллерией, я попадал в разнообразные злоключения. Однажды на меня напали разбойники…

П у ш к и н. Разбойники?

Д е л ь в и г. Леса кишели ими в тех местах. В то утро я спал, устроившись под телегой, дабы укрыться от солнышка. Отряд ушел вперед. Со мной остался лишь мой слуга. Разбойники выползли из леса, вскочили и в один миг окружили нас. Слуга пробовал сопротивляться, но был привязан к позорному столбу. Меня вытащили из-под телеги, и я предстал перед атаманом. Он сказал: «Отвечай, если хочешь жить, где золото?» — «Вот оно», — сказал я и начал читать балладу Жуковского. По мере того как я читал, они окружили меня со всех сторон, придвинувшись ко мне вплотную и глядя мне в рот. В забвении они не заметили, как подоспели наши солдаты. Атаман был схвачен…

П у ш к и н. Но ведь это неблагородно! Они слушали стихи.

Д е л ь в и г. В том-то и дело, что отец, узнав про балладу, велел отпустить их, но многие из них остались в нашем отряде, в том числе и атаман. Среди них была женщина.

П у ш к и н. Женщина?

Д е л ь в и г. Русалка. Вы любите Жуковского?

П у ш к и н. Его стихи я знаю наизусть!

Д е л ь в и г. Тогда я прочту вам из новой его поэмы, еще не напечатанной.

Раз в крещенский вечерок

Девушки гадали,

За ворота башмачок,

Сняв с ноги, бросали.

П у ш к и н (подхватывая).

Снег пололи, под окном

Слушали, кормили

Счетным курицу зерном,

Ярый воск топили…


Дельвиг надел очки и восторженно посмотрел на Пушкина.


О б а.

В чашу с чистою водой

Клали перстень золотой…

Д е л ь в и г. А Батюшкова ты любишь?

П у ш к и н. А ты?

Д е л ь в и г. А дальше как — помнишь?

П у ш к и н. А ты?

Д е л ь в и г. Я помню. А ты?

П у ш к и н.

Тускло светится луна…

Д е л ь в и г.

В сумраке тумана…

О б а.

Молчалива и грустна

Милая Светлана…


Входит  П и л е ц к и й - г у в е р н е р.


П и л е ц к и й - г у в е р н е р (со списком в руках). Недосчитался двоих. Вот они. Так, Дельвиг-господин! Пушкин-господин! Нумер двадцать третий и нумер четырнадцатый. Ежели клопы в коморе заведутся, скажите мне. Выдам билет с молитвой святому священному ученику Дионисию Ареопагиту. Ареопагит — клопов изводчик. Прошу — в коморы.


Т е м н о

КАРТИНА ВТОРАЯ
КЛАССЫ[4]
1

Класс танцевания, руководимый семидесятилетним г-ном Гюаром. Менуэт (под фортепиано). Л и ц е и с т ы  танцуют. На первом плане  г - н  Г ю а р  и  П и л е ц к и й - и н с п е к т о р.


Г ю а р. Кто есть вы, господа? Вы есть будущие галантные кавалеры, коим предстоит удивлять воспитанием манер в движении и танцах на балах царских, на балах дипломатических и всеевропейских, показывая торжество цивилизации в России. Господин Кюхельбекер, держите такт! Вы скачете подобно коню, сбросившему седока! Мягче! Раз, два, три, четыре… (Показывает.) Прошу. (Отходит к Пилецкому.)

П и л е ц к и й - и н с п е к т о р. В танцевании он неуспешен. Да и Пушкин не кавалер. Манеры!.. А по соседству — князь Горчаков, барон Корф… На ваших уроках вижу, как обнажается душевное уродство натур испорченных и как рвется наружу благородная красота юношей, отмеченных высокородством! Обратите внимание…

Г ю а р (нюхая табак). Ах, да… Но я в рассеянии, в рассеянии сегодня…

Я к о в л е в (проплывая в паре с Илличевским).

А Горчаков наш вальсирует

И нос возносит к небесам…

Г ю а р (продолжая). Что делается, Мартин Степанович! Что делается! Нева пуста. Нет напильничков для маникюра! Вот — плоды. Французы не допускают к нам английских кораблей и не посылают своих. Наполеон Бонапарте клялся нашему императору в дружбе. Какая дружба!

П и л е ц к и й - и н с п е к т о р. Маневр.

Г ю а р. Ах, ужас! Воевать? Но как? У его ног лежит простертая Европа! Почти вся Европа поднимается на нас!.. (Шепотом.) В Париже, говорят, уже не берут русских денег в обмен!..

Г о р ч а к о в (проплывая с Корфом). Какой был раут, Модинька! Испанский посланник Хуан Мигуэль Паэс де ла Кадена счел меня за дипломата и, подхвативши под руку…


Танцуют.


Д е л ь в и г (проплывая в паре с Пушкиным). У нас до сих пор почти вовсе нет народных драматических сочинений…

П у ш к и н. А Озеров?

Д е л ь в и г. Сочинения его заимствованы из французской школы, стих растянут, не по-русски тяжел…

П у ш к и н (фыркнул). В Москве считался знаменитым, затем что был один! А Фонвизин? Фонвизин?

Д е л ь в и г. Ах, Пушкин! Конечно, «Недоросль»! Вот первая наша комедия!


Танцуют.


Г ю а р. А вы слыхали, Мартин Степанович, что француженки, содержательницы модных лавок, повысланы из Санкт-Петербурга?

П и л е ц к и й - и н с п е к т о р. Господь карает за легкомыслие наше.

Г ю а р. Нет устриц. Французские ресторации закрываются. В казусах этих таится гроза! Ах, Мартин Степанович!…

П у щ и н (проплывает с Кюхельбекером). Ты отдавил мне все ноги! Не брыкайся, как козел!


Танцуют.


Г о р ч а к о в (проплывая с Корфом). Для благородных людей есть два рода службы — служба военная и дипломатическая. Я предпочту поприще дипломатическое. Но для этого, Модинька, надо казаться не более ученым и не более мудрым, нежели те, кого хочешь обвести вокруг пальца…


Танцуют.


Г ю а р. Нет устриц! Нет устриц! И каково же вам, истинному ценителю французской кухни!

П и л е ц к и й - и н с п е к т о р. Что?! Я люблю французскую кухню? Я? Я всю жизнь любил гречневую кашу! Нашу, русскую! Гречневую, ячневую, пшенную!..

Г ю а р. Но, Мартин Степанович…

П и л е ц к и й - и н с п е к т о р (обрывая его). Яковлев, не подставляйте ножку Комовскому! О боже, что там делается!..

Г ю а р. Кюхельбекер! Кюхельбекер! Вы произвели окончательное расстройство в рядах! Не машите рукой, не подскакивайте ногой! Менуэт. Мягче. Раз, два, три, четыре… (Показывает.)


Т е м н о

2

Класс профессора русской и латинской словесности Николая Федоровича Кошанского. Л и ц е и с т ы  сидят за своими столами-конторками. К о ш а н с к и й  продолжает лекцию.


К о ш а н с к и й. Переходим к опытам поэтическим и на разборе их покажем, что есть поэзия и какие законы она выставляет. Можно ли, к примеру, сказать в стихе — «двенадцать раз», «выкопать колодцы», можно ли употребить в стихе — «напрасно», «площади», «говорить»? Сколь низок слог, вы слышите? Поэзия потребует других выражений — Не «двенадцать раз», а «двенадцать крат», не «выкопать колодцы», а «изрывши кладези», не «напрасно», а «тщетно», не «площади», а «шумны стогны», не «говорить», а «вещать». Музыка возвышенного слышится в таких заменах! Вот почему я многократно говорил вам, господин Пушкин, что направление ваше низкого рода. Упражняясь, достигнете. Неусыпно следите за слогом. Итак, переходим к поэтическим опытам вашей музы, господа! (Берет листок, читает.)

Уныло граждане с высоких стен взирали,

Терзаясь мыслями, что в бедствах предпринять,

В отчаяньи врата открыть врагу желали

И, преклоня главу, о жизни умолять.

Прекрасный опыт! Кто написал!

И л л и ч е в с к и й (скромно, с достоинством). Я.

К о ш а н с к и й. Прекрасно. Однако же заменим «в отчаяньи» и «открыть», как нарушающие музыку:

Уже врагу  о т в е р з т ь  врата желали

И, преклоня главу, о жизни умолять.

(Вздохнул и задумался.) Да-а. Поэт должен парить. Воспомните Гаврилу Романовича Державина:

Когда багровая луна

Сквозь тьму блистает доброй нощи…

П у ш к и н. А я не слыхивал, чтобы граждане вещали друг другу — «доброй нощи!». Говорят: «Доброй ночи». И куда как приятнее и лучше для слуха!

К о ш а н с к и й. Просторечивость противопоказана поэзии. А ваши Жуковский и Батюшков, низводя ее к безделкам, соблазняют неопытный вкус своею доступностью. Поэзия же обращается к богам, она разговаривает с избранными. А кто этого требует? Сама поэзия этого требует!

П у ш к и н. Поэзия? А вот у Державина не без ехидства сказано:

Поймали птичку голосисту

И ну сжимать ее рукой,

Пищит бедняжка вместо свисту,

А ей твердят: «Пой, птичка, пой!..»

К о ш а н с к и й. И шутки позволительны гению. Но к вам обращусь с советом: пробуйте силы не в шутках, а в серьезном роде. Учитесь у Илличевского. Что скажет господин Кюхельбекер? Я вижу, он держит наизготове листок?

К ю х е л ь б е к е р. Я… (Встал, ероша волосы и невидящим взором оглядывая класс.)

К о ш а н с к и й (расцветая улыбкой). Продолжим, продолжим поэтические опыты нашей лицейской музы! (Откинулся на спинку кресла и блаженно закрыл глаза.) Нуте-с?

К ю х е л ь б е к е р. Чем выше к небу, тем холоднее. Я люблю язычников и первоприроду.


Сдержанный хохоток.


Сочинил лапландскую песню.

К о ш а н с к и й. Тсс…

К ю х е л ь б е к е р.

Возвратись скорее, Зами,