П о т р е с о в. Не пойму, но там что-то происходит. В двенадцать придет Вера Засулич. Она поехала к нему в Корсье и должна условиться о свидании. Вроде все налаживается, но я волнуюсь.
В л а д и м и р И л ь и ч. Так.
Помолчали.
П о т р е с о в. Надежда Константиновна еще в Уфе?
В л а д и м и р И л ь и ч. Да. С ней группа наших — Цюрупа, Свидерский, Якутов.
П о т р е с о в. Так что и там ворошат?
В л а д и м и р И л ь и ч. Ворошат по возможности.
П о т р е с о в. Колоссально!
В л а д и м и р И л ь и ч. Ничего колоссального. Самое начало, самое начало. Газеты-то еще нет.
П о т р е с о в. Ну что вы! Плеханов с нами! Газета будет.
В л а д и м и р И л ь и ч. На каждом шагу можно оступиться, не забывайте об этом. Я вот перед самым отъездом выехал из Пскова в Петербург и на всякий случай поехал окружным путем, чтобы отделаться от хвостов, — и, представьте, попался. Выследили. Под самый, как говорится, занавес. Хорошенькое дело! У меня в кармане деньги, собранные на газету, и листок — счет из ресторана «Европа», на обороте которого химией написаны адреса заграничных явок. Если бы они догадались, пропало бы все наше дело. Не догадались. Ресторанный счет — это было выдумано неглупо. А задержать не посмели — я их поставил в тупик, помахав заграничным паспортом.
П о т р е с о в. А вот и Вера Ивановна.
К их столику идет В е р а З а с у л и ч, и Потресов спешит к ней навстречу. Она коротко стрижена. Непрерывно курит и обсыпается пеплом. В ту пору ей уже сорок девять лет. Среди посетителей многие ее знают и, улыбаясь, здороваются с ней.
П о т р е с о в. Ну как? Говорили с ним? Ну что он?
З а с у л и ч. Потресов, подождите. Дайте поздороваться с человеком. (Владимиру Ильичу.) С приездом, здравствуйте. А я боялась, что вы так и не попадете к нам.
В л а д и м и р И л ь и ч. Почему?
З а с у л и ч. Бог мой, вы вели себя так вызывающе, выезжая из Пскова чуть ли не на глазах у полиции. Или всегда брали разрешения?
В л а д и м и р И л ь и ч. Нет, не всегда. Но я всегда был очень аккуратен.
З а с у л и ч. Настолько, что даже оставались ночевать в Питере.
В л а д и м и р И л ь и ч. Если оставался, то в разных местах.
З а с у л и ч. Нет, нет, вы очень рисковали.
В л а д и м и р И л ь и ч. Помилуйте, Вера Ивановна, приехав нелегально в Россию, вы рисковали гораздо большим.
З а с у л и ч. Я жила под крылышком Александры Михайловны Калмыковой и разъезжала в ее генеральском ландо, и никто не посмел бы меня тронуть.
В л а д и м и р И л ь и ч. Ну, положим, если бы узнали, что в этом ландо сидит отчаянная террористка, заочно приговоренная к смертной казни…
З а с у л и ч. Бывшая террористка, а теперь плехановка. И я рисковала только собой, а вы — провалить начатое дело.
В л а д и м и р И л ь и ч. Но разве газету мы собираемся издавать для швейцарского читателя?
З а с у л и ч. Нет, конечно.
В л а д и м и р И л ь и ч. Так вот, не значит ли это, что вся работа, естественно, началась не здесь, а там, то есть в России. Как же я должен был поступать?
З а с у л и ч. Но где вы только не появлялись! И в гавани, и на Путиловском…
В л а д и м и р И л ь и ч. Под разными именами, Вера Ивановна. И иногда наклеивал бороду.
З а с у л и ч. Он еще шутит! За вами шли следом.
В л а д и м и р И л ь и ч. Шли. А я знал.
З а с у л и ч. Но неужели нужно было делать все самому?
В л а д и м и р И л ь и ч. Иногда бывает, что нужно.
З а с у л и ч. Нет, вы были неосторожны. Очень неосторожны.
В л а д и м и р И л ь и ч. И вы.
Оба смеются.
П о т р е с о в (Засулич). Курите все, курите, спасенья нет. Александра Михайловна жаловалась, что вы ей все одеяла и подушки прожгли.
З а с у л и ч. И от Плеханова мне достается. А что делать? Курю. Много курю. Может быть, от тоски. (Владимиру Ильичу.) Скажите, а вот… ваши новые, молодые марксисты… они что… все такие же, как вы? И, конечно, не курят?
В л а д и м и р И л ь и ч. Да нет, почему же? Некоторые курят.
З а с у л и ч. Вы не смейтесь. Мне все интересно, что делается в России. Все мелочи. Я потому и поехала, — хотя Плеханов и ругал меня, — чтобы посмотреть на русского мужика, какой у него нос стал.
В л а д и м и р И л ь и ч. Нос-то у него, пожалуй, понемногу меняется.
З а с у л и ч. Я видела мало, очень мало. Что можно было увидеть из генеральского ландо?
В глубине кафе негромко запели «Марсельезу».
П о т р е с о в (закрыв глаза от наслаждения, замурлыкал). «Отречемся от старого мира…» Сон, сон… Это я пою!.. Какая страна!
З а с у л и ч (Владимиру Ильичу). Мы не живем, мы прозябаем здесь… Вам, пожалуй, и не понять, что такое эмиграция. Это не ссылка и даже не тюрьма, это хуже — оранжерея. И как все осточертело! Вы думаете, Плеханов этого не чувствует?
В л а д и м и р И л ь и ч. Представляю себе. Он очень давно здесь.
З а с у л и ч. Но он все понимает! Вот почему ваша «Искра» его заинтересовала, нет, не заинтересовала — заволновала.
П о т р е с о в. Я же говорил.
З а с у л и ч. Но в последнее время он в дурном настроении. Не пойму, что с ним. Он стал подозрителен даже ко мне.
В л а д и м и р И л ь и ч. После вашего возвращения из России?
З а с у л и ч. Да, пожалуй. О вас много расспрашивал.
В л а д и м и р И л ь и ч. Обо мне? Что же именно?
З а с у л и ч. Да обо всем. О вашей полемике с народниками. О вас лично. Вы можете быть у него завтра во второй половине дня?
П о т р е с о в. Мы будем.
В л а д и м и р И л ь и ч. Разумеется.
З а с у л и ч. Он Аксельрода специально вызвал из Цюриха. (Владимиру Ильичу.) Спрашивал, между прочим, очень ли вы переменились после ссылки.
В л а д и м и р И л ь и ч. Я познакомился с ним в девяносто пятом году. Когда впервые попал за границу. Но тогда я был еще очень мало обстрелян. (Посмотрел на нее внимательно и, раздумывая, наконец ответил.) Очень ли я переменился? Да. Очень.
Кабинет Плеханова в Корсье. Сбоку — выход на веранду. В кабинете — А к с е л ь р о д, В е р а З а с у л и ч, П о т р е с о в и Р о з а л и я М а р к о в н а — жена Плеханова, высокая представительная дама.
А к с е л ь р о д (переглянувшись с Засулич). Что-то они там задержались в саду…
З а с у л и ч. Георгий Валентинович, очевидно, показывает Владимиру Ильичу свои любимые розы.
Р о з а л и я М а р к о в н а (Потресову, тихо). Жорж плохо себя чувствует. И он очень нервничал, когда говорил с Верой, ожидая вас.
П о т р е с о в. Розалия Марковна, вы напрасно предупреждаете меня. Ульянов относится к Георгию Валентиновичу с не меньшим пиететом, чем мы все.
А к с е л ь р о д. Любопытно… Любопытно…
Через веранду проходят В л а д и м и р И л ь и ч и П л е х а н о в. Черные густые брови, гордо поставленная голова и манера говорить делают Плеханова величественным. Свободно висящий пиджак небрежностью своей подчеркивает его природное, «барское» изящество. Рядом с ним Владимир Ильич выглядит скромно и кажется моложе своих лет. На веранде они чуть замедляют шаги, продолжая разговор.
П л е х а н о в. Вы знаете, что «Союз русских социал-демократов» был создан по моей инициативе. Тем не менее я и моя группа порвали с ним, как только увидели, что там не только разброд, но и откровенная оппортунистическая линия.
В л а д и м и р И л ь и ч. Мы с вами абсолютно согласны.
П л е х а н о в. Но это нелегко было сделать нам, находящимся вне России, в эмиграции.
В л а д и м и р И л ь и ч. Естественно.
П л е х а н о в (повысив голос). Однако я думаю, я уверен, что я и моя группа были и остаемся центром русских революционных марксистов. (Первым пропуская Владимира Ильича в кабинет.) Это именно так и именно потому, что мы — порвали. Вы сказали — естественно? Это так же естественно, как и то, что вы здесь, Ульянов. Прошу, садитесь. (И сам опустился в кресло за большой письменный стол.)
Розалия Марковна чуть задернула занавеску, чтобы солнце не мешало ему.
Я внимательно следил за вами и искренно радовался тому, с какой великолепной резкостью вы, подхватывая мою линию, выступили против экономистов. Вы просто вышвырнули Кускову и Струве за пределы революционной мысли. Да, да. Вы еще молодой человек, но уже достигли заметного влияния в своей среде, а ваша идея издавать «Искру», как я уже говорил в саду, обнаруживает в вас незаурядные способности организатора. Браво!
В л а д и м и р И л ь и ч (очень сдержанно). Не так уж я хорош, Георгий Валентинович.
П л е х а н о в. Не собираюсь говорить комплименты… (Помолчав.) Ну что ж… (Еще помолчав.) Приступим к делу. (Взял несколько листков, пробежал их глазами.) Разумеется, я буду участвовать в газете. Вот и Вера Ивановна может подтвердить, как я отнесся к этой вашей затее.
З а с у л и ч. Горячо одобрил. Ведь наши связи с Россией почти совсем потеряны…
П л е х а н о в. Н-нет. И я не придаю газете столь решающего значения, как некоторые.
А к с е л ь р о д. Но, Жорж! Мы не случайно говорили, что именно вы должны ее возглавить…
П о т р е с о в. Георгий Валентинович!..
З а с у л и ч. Конечно! Кто же не понимает, как это необходимо для успеха дела.
Владимир Ильич настороженно молчит.
П л е х а н о в. Вот… Проект заявления от редакции. Это, конечно, написано вами?
В л а д и м и р И л ь и ч. Да.
П л е х а н о в. Ваша группа вся солидаризируется с этим текстом?
П о т р е с о в. Да, да. Его обсуждали в Питере, в Москве, в Пскове, Нижнем, Уфе… Подольске… Самаре…
П л е х а н о в (развел руками). Ну, тут, как говорится, после драки кулаками не машут!