, значит… это будет век решающих боев, изменится карта мира, рухнет рабство и колонии?.. И скорее всего это начнется в России?..
В л а д и м и р И л ь и ч. Да, по-видимому.
Н а д я. Но кто это написал? Тут стоит подпись — Н. Ленин. Ты его знаешь? Ленин — кто это?
Голос корректора: «Геноссе Майер!»
В л а д и м и р И л ь и ч. Иду! (Наде.) Ленин — это я, Надя. (Убегает.)
С нарастающим ритмом, громче и громче шумит печатная машина. Все постепенно ушло, исчезло, и высветилась Надя одна.
Н а д я. Да, именно в эти дни, в этот год впервые на свете появилось имя — Ленин. Наверно, не все еще запомнили его тогда. Промелькнуло, промелькнуло, но не исчезло… И вот оно стало звучать все громче и громче… А мы скитались, не имея нигде пристанища, переезжали из города в город, из страны в страну. И ни на минуту не обрывалась наша беспокойная, тревожная работа… По-разному было, как на волнах — то вверх, то вниз… И нередко ох как трудно… Но я вспоминаю эти годы, как счастье! Мы были молоды. Нет, не то! Все наши мысли были устремлены к одной цели. Знаете ли вы, что это такое?.. И нам ничего не было страшно!.. Ничего не страшно! У нас была цель, и мы верили в нее! (Она говорит это, и мы видим, что она почти совсем седая.)
1968
НИ НА ЧТО НЕ ПОХОЖАЯ ЮНОСТЬТрагикомедия в 2-х действиях
С е р е ж а Н е х о в ц е в — заведующий Подотделом искусств, кончает школу 2-й ступени.
М и ш а Я л о в к и н — его друг и одноклассник.
М и т я В о л к о в и ч — бывший ученик той же школы, сотрудник ОРТЧК.
К о с т я Ш е в ч и к — управделами Подотдела искусств, учится в той же школе.
С а м а р о в - С т р у й с к и й Ф о м а А л е к с а н д р о в и ч — директор гортеатра, режиссер, артист и бывший антрепренер.
М а л и н н и к о в Д м и т р и й В а с и л ь е в и ч — преподаватель истории и заведующий краевым музеем, в прошлом — инспектор гимназии.
А н я — его дочь.
Т е т у ш к а М и л а.
К р у м и н ь — председатель ЧК.
А н д р ю х и н (Есаул).
Действие происходит весной 1921 года.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Где-то далеко духовой оркестр играет старый вальдтейфелевский вальс, или «Амурские волны», или что-то в этом вкусе и потом постепенно затихает.
Вообразим, что мы на колокольне. С е р е ж а Н е х о в ц е в в гимназической шинельке, из которой уже порядком вырос, в студенческой фуражке, новенькой, из-под которой падают космы давно не стриженных волос. Такая же фуражка и у М и ш и Я л о в к и н а. У Сережи очки (продолговатые, металлические), а у Миши их нет. У Миши голубоглазое, открытое, по-детски восторженное лицо.
С е р е ж а. Это немыслимо! Это глупо! Это, наконец, подло!
М и ш а. Постой, постой! Не накидывайся на меня как полоумный!
С е р е ж а. Зачем ты сказал ей, что я здесь?
М и ш а. Вот те раз! Как будто она не знает! Тебя ждут в Подотделе, в театре, в Губнаробразе, тетушка Мила бегает по всем знакомым в панике, а ты забрался на колокольню…
С е р е ж а. Ага! Никто не знает, а она знает?
М и ш а. Я на секунду забежал к ней, и она сказала, что идет сюда.
С е р е ж а. Так вот сама и сказала?
М и ш а. Так вот и сказала! И если я подтолкнул ее, то на это у меня были серьезные основания.
С е р е ж а. Воображаю, чего только не наговорил.
М и ш а. Ровным счетом ничего. Она сказала, что пойдет к тебе, и сказала, что ты, наверно, сумасшедший, если сидишь здесь чуть ли не второй день как дурак, а я сказал…
С е р е ж а. Она сказала, ты сказал… Болтун!
М и ш а. Ну вот что — кончай немедленно эту бодягу.
С е р е ж а. Ты прекрасно знаешь, что это не бодяга. Да, да! Мы поссорились навеки.
М и ш а. А, как будто в первый раз! Но так или иначе, есть дела поважней. Вечером встретимся, и ты увидишь, какой я болтун.
С е р е ж а. Не говори загадками.
М и ш а. Тихо, тихо, идет!
Оба замолкли, смотрят вниз. Появляется А н я М а л и н н и к о в а.
А н я (Сереже). Интересуюсь, что это еще за шутки? Или вы хотите, чтобы надо мной смеялся весь город? Надо же выдумать!
С е р е ж а. Кажется, я тебя сюда не звал.
М и ш а (патетически). Благослови его на подвиг, Анна! (Исчез.)
А н я. Кажется, мы условились, что при посторонних и на улице ты не будешь говорить мне «ты».
С е р е ж а. А мы одни, и это не улица, а колокольня.
А н я. Ты, может, и спал здесь? Цирк. Ты посинел от холода.
С е р е ж а (все так же хмуро). А тебе какое дело?
А н я. Если ты считаешь, что мне нет дела, то незачем было лезть на колокольню и что-то доказывать.
С е р е ж а. Я ничего не доказываю.
А н я. Нет, доказываешь. Пришел бы просто, как все люди, и выяснил отношения, если я что-то сделала не так. А ты шпионишь.
С е р е ж а. Я не шпионю.
А н я. Нет, шпионишь. Как будто я не понимаю.
С е р е ж а. Ты что уставилась в одну точку?!
А н я. Ужас, как высоко!
С е р е ж а (настороженно). Раньше здесь была уйма голубей, а теперь их всех съели. Ты куда смотришь? Гляди, отсюда и на Заречье видно. Понимаешь?
А н я. Понимаю. Отсюда как на ладони виден мой дом и двор, и вечером, наверно, видно, что делается у меня в комнате.
С е р е ж а. Я не для того забрался, пожалуйста, не воображай.
А н я. Глупо. Митя Волкович смеялся, что ты сидишь здесь и предаешься мировой скорби.
С е р е ж а. Откуда он мог узнать, что я здесь? Ты сказала?
А н я. Была охота. Я еще не сошла с ума.
С е р е ж а. То-то он сидел у тебя вчера весь вечер.
А н я. Ага, вот, а говоришь — не шпионишь. Ну и что?
С е р е ж а. Сама знаешь что!
А н я (улыбнулась, засияла). Боже мой, как ты настрадался!
С е р е ж а. Ничуть.
А н я. Врешь.
С е р е ж а. А ты пойми: должен я тебя оберегать или нет?
А н я. Мерси. (Книксен.) От кого, собственно?
С е р е ж а. Хотя бы от этого демонического чекиста в красных штанах.
А н я. Ой-ой-ой! Можешь не беспокоиться. (Смотрит на него.) До сих пор не пойму, как это началось?
С е р е ж а. Что?
А н я. Да у нас с тобой. Понимаешь, все мы считали, что ты среди нас самый умный и на девчонок ноль внимания — фунт презрения, и я очень удивилась, и все удивились, когда ты вдруг пошел провожать меня. А я даже испугалась.
С е р е ж а. Почему?
А н я. Боялась, что тебе будет скучно со мной.
С е р е ж а. А я боялся, что тебе…
А н я. Но ты говорил, говорил без остановки.
С е р е ж а. Это возможно.
А н я. Что-то о футуристах. Дико было. «Угрюмо дождь скосил глаза, и за решеткой четкой…»
Оба смеются. Она приблизила к нему лицо.
«Бабэоми пелись губы, ваэоми пелись взоры, пиээо пелись брови…» Господи, какая чепуха, а ведь запомнила, видишь? Как все сложно в жизни… Хочешь, я прикажу Волковичу, чтобы он больше не приходил ко мне?
С е р е ж а. Хочу.
А н я. Смешной ты. Я так и сделаю. Смотри, а ты прав — как далеко отсюда видно! И если зажмуриться, то можно представить себе даже и то, чего нет совсем! Дай руку. Зажмуримся оба. (Взяла его за руку.) Не открывай глаз. (Быстро целует его в щеку.)
С е р е ж а (шепотом). По-настоящему.
А н я (деловито осмотрелась, целует его, и некоторое время они задерживаются в этом поцелуе, а потом обалдело смотрят друг на друга). Это ужас.
С е р е ж а. Что?
А н я. Боже мой, что же это?..
С е р е ж а. Нет, не отрывай руки, не пущу…
А н я. Сережа…
С е р е ж а. Не могу я без тебя…
А н я. Кошмар. Ужас.
Целуются.
Ах, Сережка…
Целуются.
С е р е ж а. Мне кажется, ты была всегда. Представить невозможно — мир без тебя… Когда это случилось?.. Ты была всегда. Ты была даже тогда, когда тебя еще не было… Я это чувствовал еще задолго до того, как увидел тебя, а когда увидел… (Целуются, он обхватил ее.)
А н я. С ума сойти! (Вырвалась.) Не смей никогда целовать меня т а к!.. (Сбегает на несколько ступенек вниз, остановилась.) Что я делаю?.. Господи… (Быстро-быстро поправляет волосы.) Мне нужно к портнихе. Зиновия Валентиновна меня ждет… Нет, нет, стой так. Смирно! Я убегаю, а ты потом. Только не сразу. А то увидят, что мы были вместе… (Убегает.)
С е р е ж а. Осторожно, внизу выломаны две ступеньки!
А н я (уже где-то внизу). Я знаю!
С е р е ж а. И там абсолютно темно!
А н я (где-то внизу). Цирк, я была там вчера. (Исчезает.)
С е р е ж а (свесившись вниз). Аня! Аня! Подожди меня на углу! К черту все, мы еще погуляем немножко! (Бежит за ней.)
Подотдел искусств. Во всю стену полотнище с лозунгом: «ИСКУССТВО — ТРУДЯЩИМСЯ». А ниже огромный плакат, раскрашенный от руки: «КРАСНАЯ ПАСХА. В ГОРСАДУ ВЕСЬ ВЕЧЕР РЕВОЛЮЦИОННАЯ ЭСТРАДА. БОЛЬШОЙ КОНЦЕРТ С УЧАСТИЕМ ЛУЧШИХ СИЛ. ЛОТЕРЕЯ — РАЗЫГРЫВАЕТСЯ КОРОВА. ТАНЦЫ. ДУХОВОЙ ОРКЕСТР КОМКУРСОВ. В ЗАКЛЮЧЕНИЕ — АНТИРЕЛИГИОЗНОЕ ШЕСТВИЕ И ГРАНДИОЗНЫЙ ФЕЙЕРВЕРК. ВХОД БЕСПЛАТНЫЙ». И еще лозунги, плакаты: «ВОШЬ УГРОЖАЕТ СОЦИАЛИЗМУ», «ВСЕ НА ЗАГОТОВКУ ТОПЛИВА», «МУЗЫКУ — В МАССЫ!»
Золоченая мебель с фарфоровыми медальонами на спинках. Канцелярский стол. Топится чугунная печурка с колонками труб, выходящих в форточку. К трубам подвешены консервные банки. К о с т я Ш е в ч и к сидит в кресле, вытянув ноги к печке, и, аккомпанируя себе на гитаре, напевает.
Ш е в ч и к.