– Прекрасный замок был у моего дядюшки, – вздохнул Робер, погружаясь в воспоминания. – И охота… ах, какая охота! – Он покачал головой. – Простите, святой отец, – спохватился он, – я даже не спросил вас. Может быть, вы хотите чего-нибудь поесть или выпить?
Кассандр как-то замялся. Из другого угла комнаты донесся рев Бэйли, которого пленник сумел-таки вывести из себя своими издевками. От Робера не укрылось, что благочестивый кюре невольно вздрогнул.
– Ладно, – объявил Ларсак, беря корзину с гусем, – идемте ко мне, святой отец. Обещаю, об этом завтраке вы не пожалеете!
Он хлопнул священника по плечу и повел его к дверям. Испытывая неподдельную муку, Кассандр побрел следом за ним. По счастью, Робер де Ларсак жил недалеко от дюн. Он поручил гуся заботам денщика, налил вина себе и собеседнику и погрузился в воспоминания о добрых старых временах, когда не было ни революции, ни республиканцев и чернь знала свое место. Кассандр пригубливал вино и поддакивал. Будь его воля, он бы давно разорвал Ларсака на части вместе со спесивым британским коротышкой, который допрашивал его брата, и ощущение ужасающего бессилия не покидало его. На той, другой стороне он имел власть над жизнями генералов и главнокомандующих; на этой он был всего лишь священник, которому к тому же приходилось соблюдать осторожность, чтобы его не вычислили и не раскрыли.
– А ведь я вас вспомнил, – как ни в чем не бывало объявил Ларсак, подливая себе вина. – То-то мне показалось, когда я вас увидел, что я вас где-то уже встречал.
Кассандр отлично помнил, где именно Ларсак мог встречать его прежде – во время переговоров о капитуляции Дюнкерка, – но заставил себя улыбнуться и сказать избитую истину, что мир тесен и даже теснее, чем думают некоторые. Вошел денщик, таща блюдо с гусем, источавшим дивный аромат. Священнику кусок не шел в горло. Робер спросил его, почему он мало ест, и Кассандру пришлось солгать, что за время своих скитаний он привык к воздержанности в пище. Денщик Ларсака вышел, но вскоре вернулся.
– Граф Бэйли просит вас к себе, – сказал он.
– Какого черта ему надо? – буркнул Ларсак. Он отдыхал душой в обществе собеседника, почтенного человека, который к тому же знал его дядю, и надо же было англичанину вмешаться именно сейчас.
– Вам придется заняться человеком, которого они схватили.
– Опять? – мрачно спросил Ларсак. – Они что, не могут сами его расстрелять?
Кассандр замер на стуле.
– В чем дело, сын мой? – спросил он, сопроводив свои слова самой елейной улыбкой.
– Очевидно, Бэйли собирается расстрелять этого Равенеля, – объяснил Ларсак. – Немудрено – этот синий достаточно испытывал его терпение.
– Я думал, – пробормотал священник, – захваченных в плен стараются обменять. Нет?
– Обычно да, – согласился Ларсак, вытирая пальцы от гусиного жира и поднимаясь с места, – но эти мерзавцы в городе недавно расстреляли наших пленных, так что долг платежом красен. – Он бросил салфетку на стол и повернулся к денщику. – Жак, позовите солдат. Полагаю, пять человек будет достаточно.
– Будет сделано, господин капитан, – ответил Жак.
– Терпеть не могу расстреливать, – пожаловался Ларсак. – Но англичане отчего-то поручают это именно нам – очевидно, верят, что так они меньше замараются. – Он хмыкнул. – Черт, придется же ему чем-то глаза завязать. – Он взял со стола испачканную жиром салфетку. – Ничего, это сойдет.
– Я могу пойти с вами? – хрипло спросил священник.
– Сколько угодно, святой отец, – осклабился Ларсак.
Он отправился к Бэйли, который вручил ему приказ о расстреле и велел привести его в исполнение. Двое солдат уже копали могилу возле дюн, вихрастый мальчишка – сын охотника – стоял неподалеку и смотрел на них. Только на его лице Кассандр уловил нечто, похожее на человеческое выражение; всем остальным, казалось, не было никакого дела до происходящего. Солдаты обменивались шутками, Ларсак позевывал. Подошел охотник и увел сына, сказав ему несколько резких слов по-фламандски. Над морем начало всходить солнце. Несколько солдат в красных мундирах собрались в отдалении, посмотреть, как будут казнить республиканца. Вскоре появилась и воинственная особа, которая выдала Жюльена, – та самая, со шрамом через все лицо. За Терезой следовали Оливье и Арман.
– Я хочу посмотреть, как его казнят, – объявила она.
Ее ноздри раздувались, на изуродованном лице застыло кровожадное удовлетворение. Двое англичан вывели из дома Жюльена Равенеля. Он шел очень спокойно, глядя перед собой, словно направлялся на прогулку; но Кассандр отлично понимал, чего стоит это спокойствие. Солдаты подвели пленника к краю ямы и отошли. Бэйли стал зачитывать приказ о расстреле, но позорно путался на каждом слове, и солдаты Ларсака – все французы из числа сторонников монархии – стали смеяться. Красный, как его мундир, Бэйли отдал бумагу Ларсаку, и тот без запинки прочел ее от начала до конца.
– Приступайте, – сказал Бэйли.
Ларсак подошел к юноше, сжимая в руке салфетку, но тот тихо произнес несколько слов.
– Что он говорит? – крикнула Тереза, не сдержавшись.
– Говорит, что ему не надо завязывать глаза, – ответил Ларсак. – И еще у него есть последнее желание – пообщаться перед смертью со священником.
– У нас нет католического священника, – ответил Бэйли сухо.
– Я священник, – подал голос Кассандр.
Арман и Оливье обернулись к нему, глаза Терезы полыхнули злобой. Ларсак поколебался, но потом все же подошел к Кассандру.
– Вы исповедуете его? – спросил он. – Только быстро.
– Это мой долг, сын мой, – ответил Кассандр. Губы едва повиновались ему.
Солдаты расступились перед ним. Чувствуя себя ничуть не лучше человека, вздернутого на дыбу, он подошел к брату. Труднее всего было встретить взгляд Жюльена, и на мгновение священнику захотелось выдать себя, крикнуть им в лицо, что он, Кассандр Равенель, всегда ненавидел роялистов и врагов своей родины и истреблял их везде, где только мог. Но он увидел, как брат едва заметно качнул головой, призывая его к спокойствию, и повиновался.
– Как вас зовут, отец мой? – громко спросил Жюльен.
– Отец Кассандр. – Он стоял, стиснув в руке четки, и не заметил, что они врезались ему в ладонь до крови. – Помните, сын мой: Бог все видит.
– И на все закрывает глаза, – кивнул Жюльен. – Я бы хотел поговорить с вами наедине.
Ларсак поколебался, но все же велел солдатам отойти на несколько шагов, чтобы они не слышали исповедь приговоренного. В любом случае бежать пленнику было некуда.
– При таких грехах, как у него, он будет исповедоваться до утра, – бросила Тереза Оливье.
Арман нахмурился.
– У него есть право исповедоваться, кем бы он ни был. Будь он сто раз наш враг, мы не вправе проявлять к нему неуважение.
– О, – протянула Тереза, – вы так говорите, шевалье, потому что вас он не допрашивал. Уверяю вас, если бы вам пришлось иметь с ним дело, вы бы заговорили совсем иначе!
– Прости, – тихо сказал Жюльен брату, когда понял, что их никто не может слышать. – Я не сумел приехать в Дюнкерк до того, как его окружили англичане. Дела в Лионе приняли совсем плохой оборот, и меня послали туда, а потом я отправился в Дюнкерк. Я писал тебе письма, но, наверное, они не дошли.
– Я думал, что ты занят в Париже. Я просил подкреплений из Северной армии, но Ушар отказал мне. Тогда я отправился к нему сам. Англичане задержали меня, но я выберусь. Они не знают, кто я такой.
– Я знал, что могу рассчитывать на тебя, брат, – кивнул Жюльен. – Этот генерал в Дюнкерке – он надежен?
– Да.
– Я хочу, чтобы ты знал: я ничего им не сказал. Ни единого слова.
– Я и не сомневался в этом, брат. – У Кассандра задрожали губы, когда он произносил эти слова. Он бы предпочел, чтобы расстреляли его самого, но не Жюльена.
– А как вообще расстреливают? – спросила Тереза у Ларсака. Тот мрачно поглядел на нее.
– Копают могилу, потом ставят на краю могилы… Связывают руки, завязывают глаза… но если человек отказывается, то можно и без этого. Потом я командую солдатам. Готовьсь, целься, пли… Иногда приходится добивать, чтобы человек не мучился, но у меня стрелки хорошие, проверенные. Затем могилу засыпают. Вот и все.
– Зачем вам это, госпожа маркиза? – не удержавшись, спросил Оливье.
– Так, – загадочно ответила Тереза.
– Вы скоро закончите, святой отец? – крикнул Ларсак священнику. По правде говоря, капитану все это уже начало надоедать.
– Сейчас, сударь, – коротко ответил Кассандр. От ненависти к говорившему у него свело горло.
– Брат, – внезапно проговорил Жюльен, – скажи мне, что я сделал все, что мог.
– Да.
Жюльен закусил губу.
– Прощай, – прошептал он. – Передай маме… а впрочем, ничего не надо. – Он вздохнул. – Пусть мама считает, что я умер от болезни. Она не переживет, если… если узнает.
– Она ничего не узнает, обещаю тебе, – прошептал Кассандр.
– Святой отец! – возвысил голос Ларсак. – Пора!
Бэйли уже ушел, понимая, что все и так будет сделано без него. Кроме того, англичанин не любил присутствовать на расстрелах.
Кассандр прочитал молитву, перекрестил своего брата и отошел назад, чувствуя, как под ним подгибаются ноги. Жюльен стал на краю могилы, заложив руки за спину. Среди дюн показался заяц и, поднявшись на задние лапы, уставился на группу людей на берегу. Пятеро солдат выстроились напротив пленника. Ларсак откашлялся, прочищая горло.
– Господин капитан, – промурлыкала Тереза, – а можно я буду командовать?
Ларсак поперхнулся.
– Тереза, – вырвалось у Армана, – что вы затеяли?
– Мне так хочется, – объявила маркиза, ослепительно улыбаясь. – Вы же не против, господин капитан?
Если бы Ларсак сказал, что он против, это выставило бы его в смешном свете перед присутствующими тут роялистами, а этого он не хотел. Досадуя на себя, он отступил, а Тереза стала на его место. Жюльен распрямился, глядя ей в глаза.
– Готовьсь! – крикнула она.
– Да здравствует революция! – крикнул Жюльен в ответ. – Смерть тиранам! Да здра…