Но сюда приходили не за тем, чтобы разглядывать витражи…
Эти полки из темного дерева хранили самое ценное, чем располагал Орден. Золото — дело наживное, драгоценные эликсиры теряют силу со временем, а сталь рано или поздно рассыпается ржавой трухой. Знания — вот истинное богатство, и братья-служители веками и тысячелетиями упорно собирали знания, крупица к крупице… Сейчас ни одна страна известного мира не располагала подобной сокровищницей. Далеко не все из этих книг были безобидны — даже на этих полках, обратиться к которым имел право любой из послушников и уж тем более из служителей, попадались иногда фолианты, которые куда мудрее было бы спрятать от любопытных глаз. А совсем недавно темплару пришлось убедиться, что в собрании орденской библиотеки есть и такие тома, что не видели света веками. И на то были достаточно веские причины.
Дверь тихо скрипнула, и Шенк поднял голову, всматриваясь в сумрак. В этот поздний час в библиотеке Цитадели редко появлялись люди. Он и сам засиделся здесь до глубокой ночи только потому, что утром следующего дня должен был отправиться на север. Его миссия в Сайле была окончена… Дрю отправился в неизвестность, пройдя порталом, который создал он… создал, наверное, впервые за последние сотни лет. Пусть его путь будет светел.
Три сотни ополченцев должны были выступить на соединение с армией командора Унгарта Себрасса, что вела тяжелые бои, остановив наступающие войска Минга. Пополнения отправлялись сразу же, как только их удавалось собрать, но опытных офицеров было мало. Шенк вполне подходил на эту роль: он изучал военное дело, тактику и стратегию — пусть и не столь дотошно, как те из послушников, что готовились пойти по окончании обучения в армию. И все же он был воином — пусть даже воином-одиночкой.
Назначение, объявленное на третий день после ухода маленького фаталя, стало для Леграна радостным и долгожданным событием. Сидеть здесь, в неприступной крепости, когда и воины, и вчерашние крестьяне, и братья-служители гибнут, пытаясь задержать рвущегося вперед врага, — это было даже оскорбительным для него. И когда Борох объявил приказ…
Сегодня был последний его день в Цитадели. Шенк задумчиво листал древнюю книгу, хотя давно уже знал на память каждую строку. Почему магистр Борох не забрал ее сразу после ухода Дрю? Почему не убрал ее в железный склеп — на годы или века? Не видел смысла? Или наоборот… был в этом какой-то скрытый, одному старому наставнику известный смысл?
Невысокая фигура появилась в дверном проеме, шагнула вперед… это была девушка — короткое, по моде Сайлы, платье, волосы, заплетенные в тугую косу. Свет упал на ее лицо — обычная девчонка. Чуть курносый нос, ровный загар. Что молодая девушка делает здесь в столь поздний час?
Он всмотрелся и чуть вздрогнул, узнавая…
— Синтия?
Она улыбнулась;
— Я думала, ты не узнаешь меня, темплар.
— Это и в самом деле было сложно. — Он улыбнулся, вдруг осознав, что скучал по девушке все эти долгие дни. — Кажется, Унтаро превзошел самого себя.
Он встал, подвел ее поближе к свету, вгляделся пристальней. Затем провел пальцем по ее щеке — Синтия стояла не шевелясь. Нет, это определенно не краска. Такому мастеру, как Унтаро, не составило бы особого труда найти нужный состав, чтобы придать коже вампирочки цвет природного загара, но краска может быть легко смыта. К тому же никакими мазями или пудрами не изменить цвета глаз. Сейчас, в полумраке, им полагалось бы светиться багровым, но сколько ни присматривался Шенк, он не мог заметить ни малейшего красноватого отблеска.
— Приоткрой рот, пожалуйста… — попросил он, прекрасно понимая, что звучит это немного грубо. Как будто бы лошадь на рынке выбирает. И ему оставалось только надеяться, что девушка не обидится, поймет, что он просто всерьез беспокоится о ее же собственном благополучии.
Она послушно разомкнула темно-красные губы. У вампиров вообще губы краснее, чем у людей, но тут уж дело вкуса, оттенок женских губ зависит только от желания их хозяйки, это все знали, и к этому все привыкли. Каким бы цветом ни отливали ее полные, может, даже слишком полные губы — розовым, алым, коричневым или даже лиловым, — это вряд ли кого заинтересует.
Зубы были ровные, белые — и никаких клыков. Это был самый верный признак, по которому можно с первого же взгляда отличить вампира от человека. В конце концов, и среди людей встречаются обладатели болезненно-бледной, даже отливающей голубизной кожи… но там, где клыки обычного человека лишь незначительно длиннее основного ряда зубов, у вампира располагаются острые иглы, невероятно прочные, способные пробить даже металл. Клыки и глаза… и сейчас у Синтии не было этих характерных признаков.
— Как же вы добились этого? — спросил он, делая шаг назад и восхищенно качая головой.
— Это было непросто, — улыбнулась она. — Ему удалось сделать эликсир, который позволяет усиливать мои способности к трансформации. Пока действует снадобье, я могу удерживать этот облик… или другой, похожий.
— Это надолго?
Она с явным сожалением покачала головой:
— Не очень, часа на два.
— Эликсир в этом деле не самое главное, — раздался за спиной Леграна мужской голос, и темплар склонил голову перед тощей фигурой вершителя Унтаро, бесшумно появившейся в дверях.
Магистр был в своей излюбленной одежде — мантии, в которой он работал у себя в лаборатории. Пожалуй, половина лекарей Ордена отдали бы по пять лет жизни за то, чтобы заглянуть в это святая святых Вершителя Здравия. Но допускались туда немногие — чаще просители, коллеги и даже сам Великий Магистр ожидали, когда Унтаро выйдет к ним: что поделать, он любил работать в одиночестве, и эту маленькую слабость вершителю прощали.
Длинная, до пола, мантия была сплошь покрыта пятнами, потеками, она давно уже утратила свой природный цвет, а вывести с нее следы удачных и неудачных экспериментов лекаря не смогла бы никакая прачка. Местами ткань вытерлась до дыр, но Унтаро категорически отказывался менять мантию на новую, утверждая, что в старой ему лучше думается. Вполне вероятно, что так и было на самом деле. Унтаро умел творить настоящие чудеса… если хотел этого. Шенк пододвинул старому магистру кресло, и тот, поблагодарив темплара чуть заметным кивком головы, тут же уселся, скрестив на груди руки. Вид у вершителя был невероятно довольный — те, кто знал Унтаро дольше, были прекрасно осведомлены о том, что такой вид его обычно кислое лицо приобретает только при решении магистром какой-нибудь особо заковыристой задачи. Не относясь к людям скромным и застенчивым — а таковых среди вершителей вовсе не было, — Унтаро прямо лопался от желания похвастаться своими достижениями. И если в полной мере оценить всю значимость открытия сможет разве что другой магистр, то для начала сойдет и эта парочка.
— Вампиры обладают способностью к трансформации изначально. И способность эта позволяет им принимать облик.,, э-э… ну, для простоты назовем это летучей мышью. Хотя все мы, разумеется, понимаем, что второй облик вампира с летучей мышью не имеет ничего общего, не так ли? — По выражению лица вершителя было совершенно ясно, что собеседников он к числу тех, кто понимает, не относит ни в малейшей степени. — Второй облик был дан вампирам темной магией Арианис, дабы они, создания Тьмы, наводили ужас на людей. Тем не менее вампир не превращается в крылатое создание мгновенно, на это уходит определенное время и затрачиваются некоторые усилия. Должен заметить, делает он это в большей степени рефлекторно… э-э… тебе, юноша, знаком этот термин?
Шенк почувствовал, как краска заливает лицо. Разумеется, термин ему был знаком — как и всякому, закончившему полный курс Семинарии, где Унтаро как раз и преподавал основы лекарского дела, изводя послушников длинными и витиеватыми речами, где на пригоршню смысла приходился ворох словесной шелухи. Но, несмотря на то что Унтаро, безусловно, это понимал, он все равно разговаривал с темпларом как с неразумным, да еще и чем-то провинившимся школяром.
— Так вот, — вещал Унтаро, бдительно следя, не посмеет ли кто зевнуть, — эта рефлекторная трансформация неуправляема и, будучи раз запущена, останавливается лишь по достижению результата. Но это не означает, что вампир не может изменить направление преобразования своего тела, Он не умеет этого — не более. Эликсир, который я разработал, не то чтобы усиливает способности твоей подруги к изменению плоти, он просто дает ей возможность контролировать сам процесс. Не надолго.., Поскольку трансформация остается незавершенной, по окончанию действия эликсира тело возвращается в предшествующее состояние.
— Если я правильно понял, — вставил Шенк отчасти для того, чтобы убедиться в правильности своего мнения, отчасти для того, чтобы польстить магистру повышенным вниманием, — если Синтия попытается принять облик человека, будучи вампиром, то, когда сила снадобья иссякнет, она снова станет выглядеть как вампир, А если перед этим она будет в крылатом облике, то…
— То крылья снова вернутся к ней. И если это произойдет в людном месте… боюсь, мой юный друг, у вас будут проблемы. Так что вам стоит думать, прежде чем прибегать к помощи эликсира.
— Господин магистр говорит, — вмешалась Синтия, — что когда-нибудь я смогу выглядеть как человек безо всякого зелья.
— Это так, — степенно заявил Унтаро в ответ на вопросительный взгляд Шенка. — Со временем она привыкнет управлять трансформацией, и… думаю, что не ошибусь, если предположу, что твоя подруга сумеет направлять сей процесс осознанно и без помощи эликсира. Но на это потребуется время. Возможно — годы…
— О, вершитель… — Темплар склонил голову. — То, что вы сделали, это… чудо!
Старик расплылся в довольной ухмылке.
— Ты даже не представляешь, до какой степени прав, юноша. Что ж, думаю, что и во всем Ордене найдется лишь несколько человек, способных оценить это в полной мере. Ну да ладно… твоя просьба исполнена. Я слышал, утром ты уезжаешь на север?
— Да, вершитель.
— И девочка, конечно, отправится с тобой?