о, вдалбливаешь, а он то магазин потерял, то прицела на винтовку найти не может. Срываешься, орешь. Ведь нельзя так! Это война. А в бой идем и он по дурости под снайпера подставляется. Только что шел, а потом как трава скошенная махом на землю. Лежит и глазами пустыми в небо смотрит. Только ж живой был, девчонку свою на фото показывал пацанам, письмо ее читал. И нет его, бл*ть. Неподвижно лежит, во лбу дыра. А голову поднимаешь, там мясо сплошное… — не замечаю, как трясти начинает.
— И вот такого его как к матери? Ты можешь представить? Девушке? А она беременная у него, на шестом месяце…
В какой-то момент понял, что не могу. Все еще никак не выходит говорить об этом без дрожи в голосе.
— Я, когда Олега потерял, думал все, нах*й уйду… Только куда? Ничего же кроме этого не умею… Мы тогда высоту взяли, приказ командования выполнили. Вот только какой ценой… Приехал домой, ему гроб, а мне медаль, героем стал, — засмеялся горько. До сих пор ее в руки взять не могу. Воротит от всего этого…
Молот долго молчал. Мы выпили еще по одной. А потом еще. А потом он серьезно так посмотрел на меня. Сложилось впечатление, словно и не двадцатилетний пацан передо мной сидел, а старец.
— Знаешь что, командир, — заявил он. — Ты, конечно, прав во всем. Война — та еще дрянь, да и судьба у тебя незавидная, как и у любого военного. Только ты ошибаешься кое в чем.
Он подсел ближе, не сводя внимательного взгляда с меня.
— Девчонка та, что беременна, она ж с парнем была. Любовь у них, ночь для двоих, ну сам понимаешь… Его — нет. Да. Но она то любила. Испытывала это чувство, пусть даже мало счастья было, но она испытала его. Умирают ведь не только на войне. Даже на гражданке куча страшных и нелепых смертей. И люди от этого ведь не перестают быть вместе и не расходятся. Ты можешь все войны пройти, а на гражданке погибнуть от рук пьяного водителя, или от того, что с крыши кусок шифера грохнется и расколет твою башку как арбуз. Ты не убережешь ее от беды, если ей суждено быть. Но вот только представь. Отказался ты от Фиалки, живешь один. А она взяла … и с тем же Бар-кафе стала встречаться. Замуж вышла, ты можешь представить ее, как она с другим в постель ложится, как ребенка от него рожает… и воспитывает. Как его с работы ждет и целует…
Молот глаза опустил на мои руки, улыбнулся. А я только сейчас понял, что согнул прибор пополам. Да какой, к черту Бар-кафе? От описанных сержантом картин, хотелось вскочить и ринуться к нему. Объяснить, чтобы понимал, чья она…
Молот усмехнулся.
— То-то и оно командир. Бери ее, и никому не отдавай.
***
День учений
Я все никак не мог найти ее. Бойцы уже направлялись обратно, в сторону части. Я хотел забрать Виту с собой на машине. После сегодняшнего забега она выглядела дико усталой. Но в последний момент Оверьянов вызвал к себе. И сейчас я вынужден был ждать его.
— Ну что, комбат, поздравляю, — Дмитрий Алексеевич улыбнулся и пожал мне руку. — Лучший батальон и в этом году остался лучшим.
Он закурил, а я не мог понять, к чему он ведет. Вся официальная часть в прошлом, поздравления тоже.
— У тебя что-то срочное, командир? — спросил, поглядывая на часы. Бойцов почти не осталось, и Виты я все еще не мог найти. Это бесило.
— Чего оглядываешься? Пошли, со мной доедешь до части. Разговор есть, — Оверьянов сделал глубокую затяжку и, выбросив окурок, двинулся в сторону припаркованной у ворот Волги.
Не оставалось ничего другого, как пройти следом за ним.
— Ты мне скажи, как Литвинов то умудрился найти так быстро штаб? — улыбнулся Дмитрий Алексеевич, когда его водитель выехал на дорогу.
Я усмехнулся. У нас как всегда, все не как у людей.
— Да в лучших традициях героических фильмов, — хохотнул, потому что до сих пор смешно было.
— Он же половину дистанции страдал от того что в туалет хотел. Есть у него такая фишка, после прыжков нужду справить тянет… Чтобы времени не терять, я его не отпускал. А когда уже прибыли на место и пытались сориентироваться, найти штаб, он втихаря умыкнул в кусты. Ну а там и нашел его…
— Ты смотри, какой сыкун. Но в итоге то отличился, победу команде принёс, — захохотал Оверьянов.
Я посмотрел на него серьезно.
— Ты о чем поговорить то хотел?
С лица комполка тут же улыбка слетела. Он вдруг весь посерел.
— Да дела наши не очень хороши, Громов. Обстановка с каждым днем накаляется. Учащаются межнациональные конфликты. Со всех сторон сюда стягиваются националисты, все больше народных волнений. Наших увольняют с организаций, притесняют. Население настроено к нам негативно, особенно к армии. Сокращаем увольнительные, меньше бываем в городе. Участились нелегальные пересечения границы. Бандиты стекаются сюда как пчелы на мед.
Это было плохо. Вот-вот начнется война, и мы окажемся в ее эпицентре. Беда не приходит одна.
— Что говорит Москва?
Оверьянов скривился.
— Ничего не говорят. Как всегда, боятся принять решение. Ждут. Но, помяни мое слово, скоро здесь будет жарко.
Я кивнул. Все ясно. Другого глупо был ожидать. Сейчас вообще время смутное. Все меняется, и эти перемены как жернова. Много кто попадет под них.
— И еще. Завтра из Москвы к нам прилетят. Будет проверка, как я понял, из-за сложившейся вокруг ситуации. Громов, чтобы все четко было и без залетов.
— Да это ясно, — я кивнул.
Оверьянов остановил возле КПП. Солдаты уже подтягивались сюда. Я вышел из салона и оглянулся. Заметил справа идущую рядом с Молотовым Виту. Девушка улыбалась, что-то рассказывая сержанту. Несмотря на усталость, выглядела она счастливой. Подумал о том, что сегодняшним вечером пошлю нахрен все и проведу с ней. Только ее хочу видеть.
Остановился, дожидаясь Счастливцеву. И когда Вита подняла глаза и заметила меня, тут же покраснела. Подумав немного, решил не смущать ее общением при всех. Девушка и так выглядела притихшей во время учений. Кивнул, дав понять, что встречусь с ней чуть позже и прошёл вперед.
У самых ворот нас уже встречали женщины. Я пытался держаться рядом с ней, но толпа становилась все кучнее. Жены офицеров встречали бойцов с пирогами и воздушными шариками. Все обнимались — вроде как традиция и я никогда ничего против не имел. Но сейчас, смотреть на то, как другие бойцы обнимают Счастливцеву, поздравляя ее, как радуется этот олух Бар-кафе — раздражало. Клянусь, приходилось сдерживать себя от дикого желания увести подальше отсюда Виту. Спрятать ее за семью замками, чтобы больше никакой идиот не попытался даже прикоснуться к ней. А потом сам себя остановил. В самом деле, о чем я?
— Игореш! — раздался радостный голос Юли. Удивленный, не ожидая увидеть ее, больную в толпе, просканировал взглядом присутствующих. Она стояла в двух шагах. Когда я приблизился, Юля обняла за шею здоровой рукой, поцеловав в щеку.
— Поздравляю, дорогой! Ты лучший комбат и я в этом даже не сомневалась! — воскликнула восторженно. Я удивился. Юлька никогда не проявляла особого внимания к нашим учениям.
— Ты что тут делаешь? Вдруг толкнет кто…
Она нахмурилась. Приблизившись ко мне, прошептала на ухо.
— Ты слишком занят? Сможешь зайти ко мне?
Обернулся, поймал на себе взгляд Виты. Она стояла в компании Литвинова и Дементьева, но смотрела на меня в упор. Судя по тому, насколько ее взгляд был злой, увиденное ей не по духу.
— У меня сегодня дел куча, может в другой раз, Юль?
Она выглядела несчастной. Ее глаза наполнились влагой.
— Мне очень нужна твоя помощь, Громов.
***
— Что на твоей полке стояло? Это же надо было грохнуться ей. С мясом словно вырвали ее.
Я забил огромный гвоздь в стену ее спальни. Юля стояла у меня за спиной, держала инструменты.
Голова была забита Счастливцевой. Представляю, что сейчас начнется. Она же видела, как я с Юлькой уходил. И как с этими бабами сладить то? Проще по минному полю перебраться без знания прохода.
— Ты представляешь, как я напугалась? Когда она посреди ночи вдруг повисла на одном гвозде. Чудом не зацепило меня, — всхлипнула Юля. Я обернулся, посмотрел на нее задумчиво. Ей-богу, она как ребенок маленький.
Проверив на прочность забитый гвоздь, повесил на него свободный край.
— Ну все, теперь будет держаться — для надёжности подергал его. Село намертво.
Поставил на место книги. Думал уже отправиться на выход, как вдруг ее руки обняли меня. Она прижалась грудью к моей спине. Я чувствовал, как сильно бьется ее сердце. Юля так крепко стиснула меня, словно боялась чего-то, будто защиты искала.
Я прикрыл глаза. Знакомые, давно забытые ощущения накрыли волной. Как долго она держала меня в голоде без своей ласки и тела. Как долго я хотел ее, и теперь вот так, неожиданно и резко.
— Ты чего? — замер, накрыл ладонью ее руку. А она вместо ответа потянулась ко мне и коснулась губами моей скулы.
Глава 17
Я стояла и смотрела им вслед. Он шел с белобрысой мымрой, даже ни разу не обернувшись. На языке крутилось весьма гадкое слово, но я, как воспитанный человек, просто проглотила его, запив отвратительно теплой водой из фляжки.
— Фиалка, ну что, готовь свое платье в горошек, через два дня мы идем в кино.
Я покосилась на стоящего рядом Бар-кафе. Уже и забыла, что он здесь. Женька хохотнула.
— Витка, а он прав. Спор — дело святое. Придется отдавать должок.
— Литвинов, ты бы хоть постеснялся. Расскажи кому, как ты победу одержал засмеют, — фыркнула, посмотрев на него недовольно.
Мои слова ничуть его не задели. В ответ Остап нагло улыбнулся.
— Есть такое выражение: «Победителей не судят». Не важно, что там было на самом деле, история запомнит меня как героя, принесшего победу своему батальону, — он так высоко задрал нос, что мне стало смешно.
— Тут, конечно, не поспоришь.
Я покосилась на стоящего чуть поодаль Дементьева. Он что-то усердно рассматривал в черном пакете.
— Эскулап новую жертву нашел?
Литвинов сделал вид, словно не услышал вопроса.