Отписался коварной подруге детства, обещая ей все кары небесные за наглый шантаж и нечестный бартер… И тут же схлопотал замечание от преподавателя.
– Чернов, я смотрю, вы уже подготовились? – ехидно осведомился пожилой мужчина, с достоинством поправляя на носу очки в роговой круглой оправе. – Или, быть может, вы считаете себя слишком умным для такого глупого занятия, как оказание первой помощи пострадавшим? Как и многие, кто не сдал мне этот предмет?
Лёха тихо застонал, понимая, что в очередной раз встрял безбожно. Конкретно эту фразу он уже слышал в шестой раз и знал наверняка, что следом за ней в скором времени последует расплата.
Так и оказалось – и часа не прошло, как Шут, а с ним еще четверо парней входили в помещение одного из городских моргов… Дабы наяву лицезреть последствия неправильной помощи, как и неоказание ее вообще!
Кульное наказание для заваливших зачет, да?
Правда парень, побывавший в данном месте уже пять раз подряд, конкретно не допер – а на этот-то раз его на кой хрен сюда засунули? Он даже ответить ни на один из вопросов не успел! Его же вообще просто не спросили…
Сетуя и ворча на вселенскую несправедливость, Лёшка привычно натянул выданный белый халат, порядком застиранный, но вроде даже чистый. Напялил бахилы, напоминая себе не забыть их снять, когда попрёт домой, и уныло пошлёпал за гадостным преподом вглубь морга.
Длинные, не слишком хорошо освещенные коридоры пугали своим тусклым светом и блеклой казенной краской. В полной тишине шаги нескольких человек, топающих по цементному полу, казались громовыми и прилично так били по ушам. Не говоря уже о том, как нервировала громадная фигура амбала-санитара, лениво вышагивающего впереди.
Шут позади всех шаркал кедами в шуршащей «оболочке» веселенькой синенькой расцветки, сунув руки в карманы джинсов, тихо посмеиваясь при взгляде на заметно струхнувших будущих «охранников». Молодые парнишки, чуть старше него, они вроде как еще две недели только отучились, причем на четвертый разряд, самый простой и низжий, а гонору-то сколько было, ёма-ё! Хотя ключевым тут, пожалуй, являлось слово «было».
Вот прям удивительно, как на некоторых самоуверенных и вечно гогочущих придурков влияет такое заведение, как морг! Точнее, пока лишь его коридоры с раздевалкой. Вон, жмутся к друг к дружке и к преподу, как к мамке родной, вжимают голову в плечи, и даже по сторонам таращиться боятся…
Не, самому Шуту и в таком злачном месте бывать приходилось, катался пару раз на смене с родительницей. Но и он в первый раз во время «наказания» заметно струхнул, чё тут скрывать-то?
На второй раз было уже просто неуютно, а на третий раз ничего так, пообвыкся. Теперь и вовсе чувствовал себя здесь… ну, ни как дома, но что-то около того.
Ну да, атмосфера там гнетущая, звяканье каталок и инструментов, специфический запах, стерильность и гробовая тишина… Но, как говорит Харлей: «Фигня война! Главное манёвры!».
Правда, на сей раз привычный распорядок оказался нарушен. Что-то явно пошло не так, Лёха это понял, едва оказавшись в прозекторской.
Во-первых, на кой-то хрен были убраны и расставлены по углам все банки с органами и частями тела, хранящиеся в растворе формальдегида. Во-вторых, оба металлических стола для вскрытия были заняты, и отнюдь не хрупкой, чуть ссутуленной фигурой интерна, которая обычно встречала их кислой миной… А затем присаживалась на краешек и, жуя бутерброд, вдохновенно рассказывала о последствиях неправильного оказания помощи, убийственно-спокойно, даже с какой-то искоркой, махая руками, активно язвя и демонстрируя увеличенные фотографии.
Народ обычно передергивался еще в самом начале речи. На первой фотке мужчины, погибшего в результате ДТП, которого на какой-то хрен пытались вытащить из покореженной машины своими силами, доломав позвоночник и те кости, которые еще можно было спасти, будущих охранников начинало заметно передергивать. На фотке замерзшего насмерть старика, коему, не разобрав жив он или нет, пытались сделать массаж сердца и проломили грудину, всех уже конкретно колбасило. А когда доходила очередь снимка чувака, которому неправильно наложили жгут, а потом красочно и подробно запечатлели процесс ампутации руки… короче, особо слабонервные только до этого момента и дотягивали!
А уж что бывало, если тут труп оказывался, подходящий под тему препода и его штрафников… Усё! Пиши-пропало.
Но вот странность: куда ж сегодня подевался уже знакомый и почти что родной язвительный патологоанатом, почему в прозекторской сразу два тела под простынями, и чего это санитар, притащивший студентов сюда, спешно покидает помещение, как-то слишком гадко улыбаясь? И, кстати, где еще два таких же больших по габаритам, но совершенно идентично тугодумных товарища?
Шут, чующий неприятности за версту, плюс воспитавший паранойю и интуицию за месяц на курсах и в клубе, предусмотрительно отошел подальше, замерев у дальней стены, покрытой светлым кафелем.
– Что-то Евгении сегодня не видно, – озадаченно произнес Лаврентий Евгеньевич. – Я же с ней по телефону заранее договорился… Ну, да ладно. Подождем пять минут и, если что, начнем без нее. Что надо, я вам могу сам объяснить и рассказать.
Ага. Пацаны щас итак при виде двух жмуров в одеялках по соседству инфаркт от страха заработают и инурез на нервной почве, а он им в этой обстановке язву-патологоанатома дождаться предлагает!
Добрый дядя… ну прям слов нет!
Ну, что делать, ждать, так ждать.
Шут привалился к стенке, разглядывая помещения прозектория, машинально отмечая в некоторых местах следы крови, которых, в принципе быть не могло, отсутствие учебных плакатов и следы какой-то былой активности… А когда на дальнем столе вдруг зашевелилась простыня, удивленно выгнул брови.
О, как, млять. Дождались!
С диким, могильным воем на столе внезапно сел огромный жмур.
Милый мальчик Владичек взвизгнул от страха и, естественно, покойничек повернулся в его сторону. Медленно так, показательно, неспешно стягивая ткань со своей бледной рожи. Широкой рожи, покрытой яркими трупными пятнами, и залитой кровью бычьей шеи, на которой красовался шикарнейший разрез. Короткие волосы, потемневшие от кровушки, стояли дыбом, в перекошенном рту торчали острые длинные клыки, а распахнутые глазищи были абсолютно белыми, без малейших признаков зрачка и радужки.
Народ стал активно пятиться назад, а Шут, изобразив фейспалм, наоборот, подошел поближе.
Новоявленный оживший жмурик, бледный до синевы, скинул босые ноги в рваных штанах на пол. Звучно шлепнула по кафельному полу заполненная бирка… Нервный Владик ушел в обморок первым.
Издав странный булькающий звук, трупешник встал, оскалившись в кровожадной, жутковатой улыбке, явив взору скальпель, торчавший то ли из груди, то ли откуда-то из района подмышки… Из-под драной, окровавленной рубашки вывалилось что-то похожее на кишки.
С трудом наклонив голову, мертвец озадаченно оглядел шлепнувшуюся на пол связку «колбасок» в крови и хрен пойми в чем еще, и перевел грустный взгляд на замерших и побледневших охранников во главе с трясущимся преподавателем. А затем, кивнув каким-то своим мыслям, оскалился в улыбке и шагнул вперед, вытягивая покрытые грязью и сажей руки…
Два молодца с истошными криками унеслись куда подальше, едва не вынеся крепкие, в общем-то, даже на первый взгляд двери.
– Ы? – обиженно молвил обломившийся на две жертвы покойничек.
Препод вместе с оставшимися двумя учениками брякнулись в банальный, но спасительный обморок.
– М-да-а… – озадаченно потирая затылок, негромко протянул оставшийся в одиночестве Лёшка.
Он-то, млять, рожу пропавшего, второго из компании местных санитаров, которых уже видел раньше и пять раз подряд, признал моментально, невзирая на весь этот маскарад и допотопный грим!
Кровь явно была обычной краской, кишки на деле скатанными и испачканными тряпками, клыки накладными, а про линзы уж и говорить нечего…
Не, ну вроде взрослые мужики… Но местами как дети, ей-богу!
А вот сам санитар Шута, похоже, не запомнил, потому как снова вытянув грабли, стал продвигаться в его сторону, кровожадно и многозначительно улыбаясь.
Шут машинально отступил на шаг. Потом еще и еще, раздумывая, что ему со всей этой клоунадой делать… И, едва почувствовав прикосновение к своему плечу, вырубил подкравшегося к нему со спины, почти на него не оборачиваясь.
– Жорик! – моментом взвыл труп уже вполне нормальным, человеческим голосом. На пол со звоном упал зажимаемый подмышкой скальпель, и разукрашенный санитар взволнованно бросился вперед, поднимая распластавшегося на полу товарища, почти идентично расписанного под хохлому в стиле а-ля восстание мертвецов, сезон первый или второй на выбор.
О да. Как могут звать эту великовозрастную детину под два метра ростом и с косой саженью в плечах, как не трогательно и немного по-детски, нежно «Жорик»?
Какая ж… прелесть, мать твою!
Ругнувшись, Шут обошел одного кретина, переступив через ноги второго, активно стонущего и, добравшись до коллег по цеху. Быстро проверил их состояние, почти что не злорадствуя, когда настал через доставшего до самых печенок препода.
Ну что, обморок у него или таки потеря сознания?
Особо разбираться парень не стал, действуя скорее по наитию, чем вспоминая хоть строчку из конспекта. Уложил пострадавших ровно, ослабил воротники, чтобы стало легче дышать, обвел взглядом прозекторскую, пытаясь отыскать хотя бы банальный стакан воды, не говоря уж о нашатырном спирте… и наткнулся на двух мрачных и злых, нависающих над ним «мертвяков».
– Чувак, ты попал, – красочно и многозначительно похрустывая кулаками, выдал один из них. До сих пор шатающийся и слабо соображающий Жора поддержал собрата по разуму мрачным кивком.
– Да ты чё? – Шут машинально встал, беззаботно улыбаясь и потихоньку отступая, понимая, что на данный момент силы не равны, а тесное пространство не очень располагает к серьезной потасовке.