— А где же ваш водитель? — деликатно охнула она.
— Мне не нужен водитель, — с грустью поведал я. — Мой автомобиль управляется навигационным компьютером… в комплексе со спутниковой системой наведения. Последняя разработка Мицубиси.
— Вы уверены? — продолжала подступать Комаки с каким-то ядовитым альтруизмом.
Ах ты, верста сеульская. Еще полицию на помощь позови. Я уперся тростью ей в кроссовку и гаркнул:
— Не сомневайтесь!
Тут Брюн, которую все эти беседы с девушками явно раздражали, довольно чувствительно боднула меня в бок. Я забрал у Комаки пакет с моими приобретениями, запустил Брюн в машину, сам упал на сидение рядом, и мы укатили, оставив бедную Комаки в полном смятении.
Следующим пунктом программы был ювелирный магазин.
— Брюн, — сказал я, — держись, сейчас действуем нахрапом. Конечно, можно заехать к бедняжке Ангелике, одолжить у нее инвалидную коляску, и черта лысого кто бы меня остановил… Но запрягать тебя, как ездового оленя, в какую-то телегу мне претит, да и, откровенно говоря, лень тащиться. Поэтому берем чистой наглостью — она, как известно, второе счастье.
Я заправил волосы за уши, чтобы придать себе максимально нордический вид, и мы двинулись на приступ. Естественно, за вращающимися стеклянными дверями дорогу нам решительно заступил охранник в черной форме а-ля морская пехота.
— Прошу прощения, но собаку придется оставить снаружи.
Я немедленно прикинулся оскорбленным берсерком, которого вот-вот понесет, страстно задышал, а потом со свистом зашипел:
— Я вижу, в этом доме прямо с порога встречают оскорблениями. Какая это вам собака?! Это мой телохранитель, который обеспечивает мою безопасность! Я без нее шага не ступлю!
— За безопасность в этом помещении отвечаем мы, — возразил охранник.
— Что за вздор! По закону при доставке ювелирных изделий я имею право иметь при себе даже заряженное оружие!
— Все равно нельзя, — упорствовал жестоковыйный слуга порядка. — Если хотите, мой напарник подержит ваше животное вон там.
— Он что, хочет остаться с ней наедине? А его родители живы?
— Какое это имеет отношение?
— Такое, что они будут огорчены вестью о его смерти. Мучительной смерти.
— Что?
Собственно, дело уже было сделано — из-за какой-то стеклянной загородки к нам быстрым шагом направлялся менеджер с фирменным бэйджиком на клипсе, прицепленном к пиджаку — но тут Брюн выкинула коленце, которого я никак не ожидал. Она решила поддержать меня доступным в ее положении способом, и потрясла мое мировоззрение до самых основ — да и не только мое.
Бывают моменты, когда жизнь, судьба, случай, Бог — называйте как хотите — открывают нам краешек той истины, что окружающий мир не исчерпывается тем, что мы привыкли вокруг себя видеть, слышать и так далее. Есть много чего еще, и может быть, наше счастье в том, что мы на этом свете с ним не сталкиваемся. Но иногда оно просовывает копыто сквозь ткань обыденной реальности.
Не знаю, как про такое говорить, потому что, во-первых, сам толком не понял, что произошло, а во-вторых — не представляю, какими словами передать суть пережитой встряски. Ну, скажу, что волосы встали дыбом, ноги приросли к полу, глаза полезли на лоб, прошиб холодный пот и язык присох к небу — что? А почему прошиб и присох? Черти ведь с потолка не посыпались, мертвые не восстали… Короче, просто перескажу, что видел, хотя впечатления, само собой, тут никакого.
Брюн внезапно освободилась от моей руки, сделала рывок в сторону, а затем — вверх, и, стоя на задних лапах, нависла над охранником. Вытянулась она страшно, по крайней мере, верхняя часть туловища показалась мне больше раз в пять, капюшон темной шерсти скрыл дверь вместе с витриной, черные конусы ушей взмыли под самый потолок; желтое пламя глаз стало бешеным, челюсти — выражусь как технический дизайнер — обрели квадратное сечение или даже растянутое по горизонтали — и оскаленные до предела клыки — аж нос сморщило — были в пол-головы бедняги охранника, а когти на растопыренных, словно для объятия, лапах воскрешали в памяти парк Юрского периода.
Произошло все это как-то неспешно, почти плавно, в странные долгие секунды, Брюн будто нарочито никуда не торопилась, но одновременно было ясно, что ее жертва при всем желании не успеет и пальцем шевельнуть. Картина выглядела как наваждение, и только громовой рык сохранил реальный масштаб времени. Впрочем, тут же все и закончилось — провисев над охранником три биенья пульса, моя возлюбленная без всяких усилий извернулась в воздухе и втянулась — не подберу другого слова — обратно, вернувшись к моей ноге и обыкновенным габаритам, и даже смущенно потерлась об меня головой в том месте, где бок уже можно назвать бедром.
Наверное, с полминуты все трое — подошедший менеджер, охранник и я — пребывали в некотором столбняке, потом менеджер осторожно откашлялся и спросил:
— Так что вы хотели, господин… ммм…
— Штейнглиц, — подсказал я. — Бруно Штейнглиц. Я хотел, чтобы вот этот тип меня пропустил. Мне нужно обручальное кольцо… в хорошем вкусе, с небольшим бриллиантом.
— Пойдемте, — предложил менеджер (надпись на бэйджике оповещала, что его зовут Клаус), но я не собирался так просто отдавать победу, завоеванную с помощью потусторонних сил.
— Нет уж! — зарычал я, безуспешно подражая Брюн и стискивая похолодевшие пальцы на никелированных ребрах ошейника. — Вот путь он скажет, что я могу идти — не желаю подставлять спину какому-то бесноватому с пистолетом. А если ему опять что-то не понравится? Кому, черт подери, вы доверяете оружие?
— Альберт! — дипломатичным тоном произнес Клаус.
Но с Альбертом дело было плохо. Глаза у него были совершенно стеклянные и бессмысленные, как у игрушечного медведя, он не сводил не то с Брюн, не то с меня завороженного взгляда, и было ясно, что ни к каким разговорам он не пригоден. Я махнул рукой и вместе с Клаусом направился к витринам, залитым мягким светом точечных светильников.
Колец с крошечными бриллиантиками оказалось видимо-невидимо, при поддержке Клауса я долго блуждал среди них (парень, похоже смирился с тем, что ему попался законченный псих), и в итоге поднес одно к носу Брюн.
— Ну как тебе? Семнадцать с половиной, я ничего не путаю?
Она застенчиво лизнула мне руку.
— Брюн, у тебя язык как терка. Клаус, пожалуйста, какой-нибудь футляр посимпатичнее, у девушки хороший вкус. Цена не играет роли.
Едва мы вернулись в машину, раздался звонок. Лотти, в смысле Шарлотта, вторая сиделка, будущий судебный медик и королева передней подсечки.
— Бруно, заскочи, если не трудно, что-то он разволновался.
Да, надо признаться, все эти танцы с волками начисто вышибли у меня из памяти дедушку Вольфа.
— Лотти, я ему сейчас позвоню и чуть позже заеду.
Это мое последнее усовершенствование: в старинный, давно приказавший долго жить армейский радиотелефон с блошиного рынка, похожий на камуфлированный саркофаг для морской свинки, только с антенной, мои знакомые юнцы вмонтировали обычный самсунговский мобильник, и теперь я мог связаться с дедушкой Вольфом прямо из штаба дивизии. Обратная связь предусмотрительно отсутствовала.
— Алло, майор, это Штейнглиц. Вы отрезаны, прорыв с правого фланга при поддержке десанта. Будьте внимательны: у них там по меньшей мере два Т-90. Удерживайте позиции, авиация уже в воздухе, я лично командую группой поддержки, мы будем у вас минут через сорок. Да, две красные ракеты. Да, со стороны брошенной фермы. Не пытайтесь контратаковать — только оборона!
— Ну, Брюн, — сказал я, — пришла пора нанести визит в логово зверя. Если Амалия предпримет какие-то экстренные меры, позорно убегаем, фактор внезапности на нашей стороне… но задать кое-какие вопросы необходимо. И вот еще что… Я уже понял — ты оборотень прекрасный, выдающийся, можно сказать, авторитетный, но в этом доме, пожалуйста, обойдись без этих фокусов с искажением времени и пространства. Старики не поймут, мне влетит по первое число… Ладно?
В ответ Брюн только фыркнула. Пойми-ка этих девчонок.
В родных стенах моя красавица явно почувствовала себя неуютно: прижалась к моим ногам и подняла шерсть дыбом; по ушам и слабой дрожи было ясно, что она насторожилась и ждет неприятностей.
— Понимаю, моя прелесть, скверные воспоминания; ничего, держись, теперь нас двое… Ну что же, майор, все отлично, угроза окружения ликвидирована, ваши парни прекрасно себя показали. Подготовьте список представленных к наградам… кстати, нас ждет пополнение…
В тот самый момент, когда после доклада о потерях я отпустил дедушку Вольфа, в гостиную с противоположных концов быстрым шагом вошли Амалия и Старый Карл — оба в парадных нарядах, а Амалия еще и в жемчугах — видимо, собирались в театр или на прием. Увидев, как я пропускаю сквозь пальцы восхитительные шелковистые уши моей возлюбленной, они окаменели на ходу — словно натурщики во время демонстрации фаз движения или пара пехотинцев, вдруг обнаруживших, что идут по минному полю. Впервые в жизни я увидел, как у Старого Карла отвалилась нижняя челюсть. Почтенные господа Ветте были потрясены настолько, что некоторое время не могли вымолвить ни слова, потом у бабушки Амалии вырвался звук, который, наверное, можно услышать от ожившего утопленника после того, как ему сделали искусственное дыхание, и она пробормотала:
— Бруно, попробуй ее удержать, а я кого-нибудь… как-нибудь…
— Не двигайся, Амалия, — прервал ее Старый Карл — в этой семье было принято называть мать и бабушку просто по имени. — Бесполезно. Ты же знаешь, транквилизаторы ее не берут. Попробуем иначе…
Они боялись пошевелиться и даже громко говорить. Не стану отрицать, это была восхитительная минута.
— Здравствуйте, дядя Хельмут, здравствуйте Амалия, — заговорил я с самой изощренной приветливостью, почесывая Брюн под горлом — Мы вот тут шли мимо и решили заглянуть на огонек, а заодно навестить дедушку Вольфа. Дядя Хельмут, простите, но что это вы на меня так странно смотрите, будто на заморское чудо? Брунгильда, в ее теперешнем виде, для вас, насколько я понимаю, тоже не диковинка… У меня к вам несколько вопросов, и первый такой — чем вы ее кормите в подобных случаях? У нее есть какие-то предпочтения? Например, ей можно сырое мясо? Или лучше отварить?