– Ни один всадник не выезжал из межгорья.
Властелин пристально посмотрел на предводителя стражи. А это не обещало ничего хорошего.
– Как же госпожа узнала, что у нее болеет мать? Духи принесли ей те вести или как?
– Про это ведомо лишь госпоже.
Аспар нахмурился. Было видно: его раздирают сомнения, но оправданы ли они?
– Иди, – повелел наконец охраннику. – И моли Бога, чтобы это на самом деле было так. Но если узнаю, что все-таки кто-то приезжал к жене или кто-нибудь выезжал отсюда, берегись.
Подождав, пока уляжется возбуждение, направился к жене.
– А что с матерью?
– Говорила уже: болеет.
– Спрашиваю: какой недуг? Неужели те, кто бы у тебя, не сказали?
– Говорить не говорили, но поведали страшное: матушка приснилась мне в черном.
– Ах, приснилась! – обрадовался Аспар. – Тогда складывай, жена, свои вещи и оставайся дома.
Корнелия, видимо, всего ожидала от этого бирюка, поэтому и не очень удивилась. Зато возмущение ее наконец прорвалось наружу.
– Я, кажется, не продана тебе?
– Зато обвенчана со мной. Сама того хотела, вот и будь во всем покорной женой.
Женщина остается женщиной, уж если разгневается, не видит, где двери, а где окно.
– Ты… ты забываешь, – Корнелия даже позеленела от злости, – что я не беззащитна, что мне достаточно бросить клич – и на помощь придет сила, перед которой не устоят ни твои ворота в Долину Слез, ни твой замок.
Потемнело лицо у Аспара.
– Ты сначала брось этот клич! – промолвил он не без иронии. – Замок вон какой, отсюда скорее до Бога докличешься, чем до батюшки.
Корнелия хотела было крикнуть: «Я дозовусь!» – но удержалась. Зачем говорить такому? Разве она не дочь знатного в этих краях префекта или не знает: молчание – золото, кто молчит, тот двоих научит?
Как только муж уехал из замка, Корнелия позвала к себе задобренного уже дарами челядника.
– Я снова прошу тебя о том же: нужно как-то выбраться из межгорья.
– Может, и нужно, но как?
– Ты лучше, чем я, знаешь Долину Слез, вот и раскинь умом и найди способ. За это получишь втрое больше, чем получил.
Челядник так скривился, словно съел что-то противное.
– Достойная, я говорил уже: это невозможно.
– Разве отсюда один-единственный выход?
– Именно один, через ущелье, которое проложила речка. Больше ни входа, ни выхода, кругом непроходимые горы.
– Однако же поселяне Долины Слез, купцы других провинций ездят как-то?
– Только через ворота и только с дозволения стражи.
– Ну а если я переоденусь в купца или поселянина, возьму с собой челядь, товары?
– На выезд нужно иметь знак от властелина, без знака не выпустят.
Корнелия то молчала, глядя на челядника, то вскакивала и металась по терему, словно загнанный в клетку зверь.
– Так, может, хоть тебя выпустят?
– Этого тоже не следует делать. Я близок к вам, властелин может догадаться, для чего мне понадобилось ехать из его владений, и помешает нам сразу же. Или позже поймет, почему ездил, и покарает меня.
– Что же ты посоветуешь? Как известить отца, чтобы вызволил меня из беды?
Челядник задумался.
– Дайте, достойная госпожа, время. Не может быть, чтобы старый Триарий не нашел для вас спасения. Если не в замке, то за стенами его, а подыщу для вас вестника.
Собрался было идти, но передумал:
– Хочу вас предупредить…
– Говори.
– Во-первых, наберитесь терпения и сделайте все возможное, чтобы не выдать себя властелину ни устами, ни глазами, ни поступками.
– В этом можешь быть уверен. Я дочь префекта, мне хорошо знакомы тайные отношения и сговоры.
– Если вам они хорошо известны, вы должны знать: все, что говорите тут, слышат посторонние уши. Не бойтесь, – успокоил, – сейчас это мои уши.
Корнелия молчала.
– И во-вторых, все это будет дорого стоить.
– Говорю же, и ты, и найденный тобой вестник будете награждены достойно. Захотите, покинете вместе со мной владения Аспара, станете богатыми, будете жить где-нибудь в другом месте.
То ли челядник хорошо знал Аспара и хотел усыпить его бдительность, то ли ему действительно не удавалось найти человека, который бы выполнил волю госпожи, только встречи с тайным вестником все не было и не было. Самого же Триария Корнелия встречала каждый день и беседовала с ним, но не о том, чего больше всего ждала от своего поверенного.
«До чего я дожила, – печалилась она. – И честь, и совесть, и жизнь моя зависит от какого-то раба. Захочет – спасет, захочет – погубит. Вон как позволяет вести себя с госпожой: играет как кот с мышью».
Бродила по терему – присматривалась к челяди, выходила во двор, кое с кем вступала в разговор, расспрашивала о людях, которые живут в Долине Слез, про торги, из каких земель привозят сюда товары, куда направляются, если едут в Долину, куда – если выезжают из нее. И убедилась: из межгорья, кроме ущелья, проложенного рекой, нет ни входа, ни выхода. Ущелье – единственная надежда снова стать свободной.
Корнелия было совсем упала духом, склоняясь к мысли, что другого спасения нет, как броситься своему мучителю в ноги и слезно молить, чтобы отпустил к отцу-матери, тем более что есть причина: с каждым днем она все больше убеждается, что понесла от своего мужа-изменника дитя.
Смотришь, и унизила бы себя, но неожиданно пришел Триарий в один из самых тоскливых дней и сказал, что отыскал мужа, который соглашается исполнить повеление госпожи замка.
– Кто он и может ли выйти за пределы гор?
– Может, достойная, потому что он главный охранник торговца товаром и имеет разрешение на въезд и выезд.
– Зови его ко мне.
Она во всем полагалась на челядника и доверяла ему: еще бы, все разумно предусматривает, не по-рабски трезво мыслит. Но в ту ночь спать не могла, сидела и поджидала гонца, который повезет ее кровным весть. Когда же он появился и подтвердил, что передаст все, что она пожелает, сняла с руки и положила на шершавую ладонь перстень с родовым гербом.
– Передашь этот перстень, этого достаточно. Отец будет знать, что делать.
– Если же спросит, что сказать?
– Скажешь, нет больше терпения, пусть придет и заберет меня.
– Будет сделано, достойная. Ну, а…
– Плата вот, – подала золотое украшение. – Награду получишь там, в отцовском замке.
Корнелия знала, что до отчего дома не так уж и далеко. Пусть пойдет несколько суток на то, чтобы выбраться ее посланцу из Долины Слез, пусть еще одни сутки минуют, пока будет добираться до замка отца и искать способ повидаться с родными, через трое-четверо суток отец узнает уже, что случилось с его дочерью, и поспешит освободить ее. На пятый день, самое большое через седмицу должен быть уже здесь.
Чем больше верила в свое спасение, тем была осторожней. Не унижалась перед мужем, но и не ссорилась с ним. Если обращался к ней, отвечала тихо, подчеркнуто печально, но все же покорно. Однако и осторожность ее не осталась незамеченной. Однажды вечером присел Аспар около ее ложа и спросил:
– Отчего ты такая грустная?
– Словно ты не знаешь, – сказала Корнелия тихим, обезоруживающе покорным голосом.
– Недовольна, что не отпускаю к матери? Хорошо делаю, что не отпускаю. Сон неправду предвещал: мать жива и здорова.
– Откуда ты знаешь, что жива и здорова?
– Я все знаю, Корнелия. Даже то, что ты не отказалась от мысли уйти от меня… Уйти и не возвратиться.
– Плохо знаешь.
– Не может быть, чтобы плохо знал.
– Может, Аспар! Куда же я пойду, если ношу твое дитя?
– О! – Муж словно очнулся, обрадовался вроде. – Это правда?
– Придет время, убедишься.
И он поверил. Ей-богу, поверил и почувствовал себя то ли пристыженным, то ли необыкновенно счастливым. Даже просветлел лицом.
«Неужели я ошиблась, сомневаясь в его супружеской верности? – подумала Корнелия. – Нет, не может этого быть. Женское сердце многое видит и чувствует. Оно не запротестовало бы так горячо, если бы не увидело за теми объятиями с медушницей подлой измены».
Аспар коснулся ее руки.
– Ты не гневайся за мои поступки, – сказал он примирительно. – Выберем время и поедем к твоим родным. Я понимаю, ты соскучилась, да и тревожно тебе в твоем положении. Ты должна утишить свою тревогу. Вот побуду седмицу-другую на охоте, и поедем.
Ушел Аспар от жены в хорошем расположении духа, даже довольный ею, но Корнелия не чувствовала себя успокоенной и удовлетворенной. Блудливого пса не приручить к дому, только и будет делать, что ездить на охоту, а она, жена его, не поверит в его добропорядочность после всего увиденного своими глазами. Он и увлечен охотой только потому, что она дает ему волю вольную. Вот и нет причин для радости. И планов своих менять не стоит. Приедет отец, чтобы забрать ее у Аспара силой, – поедет с отцом, не возвратится в гнездо развратника. Будет искать защиты под крышей отчего дома. Род ее в обиду не даст!
Перед сном и после, как проснулась, Корнелия не могла избавиться от назойливых мыслей. А когда уже стала приходить в отчаяние, в замок постучались торговые люди из дальних краев и попросились под защиту стен и стражи.
– Придется подождать хозяина, – отвечала им стража.
– Есть же хозяйка. Может, она разрешит переночевать в замке?
Не захотела стража показывать гостям, что госпожа их не распоряжается всем, подумали-подумали и дали дорогу: идите, спрашивайте.
Не будь Корнелия так уверена, что помощь придет, наверное, выдала бы себя: когда распахнулись двери и на пороге встали гости из дальних земель, узнала среди них Эмилия Долабеллу, того самого, что был избранником ее сердца и должен был стать мужем.
И радость, и смятение заполонили сердце – не выдержала, опустила глаза. Когда же опомнилась и быстро подняла их, то смотрела так, как надлежало смотреть женщине, которая вместо мужа решает важные семейные дела.
Эмилий Долабелла!.. Как же он увивался около нее, с каким нетерпением ждал того дня, когда родители договорятся окончательно и решат судьбу любящих друг друга своих детей. Земля итальянская переживала смутное время, по ее долам и горам разгуливал