едуемым им объектом, и это взаимодействие в принципе не может быть сделано пренебрежимо малым. В то же время, исследователь должен быть уверен, что произведя измерение над одним и тем же исследуемым объектом, он сможет соотнести их с расчетными данными, полученными с помощью имеющейся у него теоретической модели. Однако это важнейшее требование соответствия вычисляемого и измеряемого нарушается в случае, когда мы имеем дело с неустойчивыми системами, которые радикально меняют тип своего поведения в ответ на сколь угодное малое воздействие. Они оказываются неизмеряемыми в случае, если речь идет о неустойчивости физической системы, или невычисляемыми, если речь идет о неустойчивости ее концептуальной модели.
Таким образом, уровень описания системы для своего определения требует указания на конкретный операциональный базис. А это, вообще говоря, делает невозможным выявление, исходя только из микроописания системы и статистических методов, всех существующих в ней «скрытых» стабильностей. [208] Последние обнаруживаются, как правило, экспериментальным путем, как это было в случае термодинамики, где такие устойчивые характеристики системы, как температура, давление были известны заранее из опыта.
Из сказанного видно, что статистическая физика имеет первостепенное коммуникативное значение в процессе общего развития физического знания. Статистическая физика, соотнося уровни описания физических систем, оказывается мощным инструментом сжатия информации, повышения ее ценности, основой формирования так называемых «промежуточных» концепций и понятий, языков и диалектов, идеализаций и конвенций, которые создаются в физике в пространстве диалога математика-эксперимент. Примером таких концепций могут служить понятия квазичастицы, поверхности Ферми в физике твердого тела и целый ряд других моделей и образов, возникших в зоне контакта языков теории и эксперимента.
Существование в физике сети промежуточных концепций, «коммуникаторов», приближенных моделей и идеализаций долгое время не рассматривалось в методологии науки в качестве факта, который имеет принципиальное значение для понимания строения реального физического знания и динамики его развития. Считалось, что такого рода концепции являются, по существу, не более чем «строительными лесами» возводимого здания физики, и имеют, следовательно, чисто внешнее и временное к нему отношение.
Эта точка зрения довольно долго не вызывала особых возражений и у самих физиков. Редким исключением здесь является небольшая заметка В.А.Фока, написанная им в 1936г. и посвященная анализу принципиальной роли приближенных методов в физике. [154] В этой заметке указывалось, что в физике помимо обычного пути образования новых физических понятий в результате возникновения более общих теоретических систем, существует и иной путь, в известном смысле ему обратный. Это путь создания новых понятий, тесно связанный с разработкой приближенных методов решения поставленных теорией и экспериментом задач.
Позднее на это же обстоятельство обратил внимание Дж.А.Уилер в своем выступлении на юбилейном симпозиуме, посвященном 400-летию со дня рождения Галилея в 1964г. Отметив, что: «Чем больше мы накапливаем знаний в двух замечательных областях физики — ядерной физике и физике твердого тела, тем лучше мы понимаем, что существует целый ряд промежуточных концепций, которые мы развиваем на пути исследований», и что «только благодаря подобным концепциям оказывается возможным извлечь суть из огромного числа экспериментальных данных или расчетов волновых функций с помощью сколь угодно совершенных вычислительных машин», Уилер далее специально указал на междисциплинарное значение этого аспекта методологии физики.
Подобные мысли высказывались впоследствии и в более конкретном контексте «встречи физики и биологии». Так, в 1976г., заканчивая обзор идей и принципов квантовой физики твердого тела, М.И.Каганов и И.М.Лифшиц выражали убежденность, что несмотря на очевидные различия между кристаллом и живым веществом, «идеи и представления, возникающие при изучении квантовых свойств твердых тел найдут себе применение в физике живого».
Синергетика этот прогноз вполне оправдывает. Эта коммуникативно-деятельностная ориентация в физике находит свое выражение в сетевом многообразии взаимодополняющих друг друга систем представления знания, существенно повышающих коммуникативный потенциал ее междисциплинарного взаимодействия. И в этом взаимодействии формируется системы новых языков и их совместного синергетического использования.
По мнению Каганова и Лифшица, физика твердого тела может быть полезной в междисциплинарном контексте «не столько своими конкретными результатами, сколько примером создания новых понятий при переходе от одного уровня организации материи к другому».
Наконец, кратко остановимся на программе экологических исследований. Они важны с точки зрения синергетики, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, потому, что они междисциплинарны, и вопросы междисциплинарной коммуникации для них — это вопросы практики повседневной работы. И второе. В центре этих исследований, в их фокусе находится система «организм — окружающая среда». Или система «организм-организм». А в этой системе главной проблемой является проблема границы, проблема различения, прямо ведущая к проблеме наблюдателя и коммуникации. Тем самым, системно-экологическая проблематика становится предметно подобной проблемному полю гештальт-терапии. С другой стороны, она не просто заимствует опыт физического познания, но и коммуникативно реинтерпретирует его, выходя на его синергетическое измерение. Физика в этом плане предстает в виде растущей коммуникативной системы, сети узлов и отношений, содержащей наборы моделей и пакеты программ, упорядоченных по принципу гибкой иерархии, нижние этажи которой занимают модели классической физики эпохи Галилея и Ньютона. В этом своем качестве физика обретает свое историческое измерение как наука, современный аппарат исследования которой опирается на глубокие традиции, связанные в конечном счете со всем контекстом развития человеческой культуры в целом.
2.10 Об особенностях методологического осмысления развития современного естественнонаучного знания
Выше говорилось о двух познавательных позициях в науке:позиции теоретика и позиции экспериментатора. Я не стремился к воспроизведению этих позиций, следуя тем методологическим идеализациям, которые традицинно ориентированы на
такие,транслируемые из класической философии дихотомии как чувственное-рациональное, теоретическое-эмпирическое , всякий раз напоминая, что синергетический подход, будучи одновременно и прагматическим, предполагает «уход» от такого рода дихотомий и, соответственно, уход о тех споров, которые этими дихотомиями порождаются.Бессмысленно, или, точнее, неконструктивно, спорить по поводу идеализаций вне контекста тех целей , проблем и задач, которые эти самые идеализации породили, пусть даже эти идеализации и возникли как продукт развития философской системы, которая сама себе исполнена глубокого ( или высокого) смысла. Но синергетика для меня не просто прагматична, инструментальна, она так же и деятельностно-коммуникативна,коэволюционна, а потому было бы недостаточным рассматривать эти разграничения и дихотомии лишь как инструменты познания классической науки прошлых веков, как идеализации и модели, превратившиеся в головах некоторых философов в фигуры отражающие мироздание, но являющиеся «на самом деле» чем-то вроде памятн иков культуры своей эпохи, место которых в музее, среди таких вещей, как телескоп Галилея или те проволочные катушки, с помощью которых Фарадей открыл явление электромагнитной индукции. Место идеальных предметов не только и не столько в музее. И задача в том, чтобы , это место найти. Буквально сделать эти различия уместными.
Поэтому уйти от дихотомий и споров — не значит отвернуться и забыть о них. Не значит также и просто занять «третью позицию», объявив ее исторической, методологической, а потому и синергетической по определению. То, что это не совсем так — показывает пример методологии науки, точнее — история формирования методологической позиции в науке. Трудно со всей определенностью утверждать, когда именно в пространстве научных коммуникаций в дополнение к позициям теоретика и экспериментатора сформировалась в качестве суверенной и вполне автономной та третья позиция, которая именуется методологической и осознается в качестве таковой. Можно конечно апеллировать к работам Г.П.Щедровицкого и деятельности Московского методологического кружка (ММК) и датировать конституирование методологической позиции концом 60-х годов, то-есть, примерно, тем же временем, когда появилась синергетика.
Но ставить знак равенства между методологической позицией как она выстраивалась и развивалась в контексте деятельности ММК и собственно синергетической позиций как методологией междисциплинарного познания было бы преждевременно, поскольку деятельностная позиция ММК формировалась вне коммуникации с естественнонаучным , в частности, физическим, познанием. С другой стороны, методология (мысле)деятельностного подхода неотделима от творчества Г.П.Щедровикого и в этом смысле она личностн6а, чем, бесспорно, созвучна синергетике. Однако мыследеятельностный подход, пытаясь преодолеть априорную заданность субъект-объектной дихотомии, достигает своей цели ценой утраты необходимой для полноценной синергетической позиции диалогичности и интерсубъективности. Свойственная этому подходу гиперрациональность (В.С.Дудченко) порождает в итоге лишь объекты и стредства управления этими объектами. Эффективность такого подхода в ряде случаев исключительна, но не в сфере междисциплинарных методологий и современных технологий социальной деятельности. Но синергетика — это еще и методология ревизии, компромисса коммуникативной реинтерпретации, а потому и сохранения и умножения разнообразия человеческого опыта.Процесс этой реинтерпретации имеет несколько ступеней и включает так же и переосмысление самой методологической позиции. В данном случае первая ступень синергетической реинтерпр