За спиной женщины засветился экран, показывая схему политического устройства Великобритании, отдаленно напоминающую генеалогическое древо. Желтым цветом выделялись головы Гидры и связывающие их линии. Автоматически Брок нашел столичную полицию, в ней – профиль лысого Порлока, от которого тянулось множество желтых линий. Родился в Кардиффе в 1948-м – всю биографию Порлока Брок знал наизусть, – в 1970-м поступил на службу в региональный отдел расследования преступлений западных центральных графств, получил взыскание за излишнее рвение при выполнении должностных обязанностей, конкретно, за подделку улик. Отпуск по болезни, перевод с повышением. 1978-й, служба в портовой полиции Ливерпуля. Способствовал аресту и осуждению только что сложившейся группы по контрабанде наркотиков, которая посмела конкурировать с теми, кто имел наработанные связи. Через три дня после суда отправился в полностью оплаченный отпуск в Южную Испанию с лидерами вышеуказанной банды. Заявил, что собирал важную информацию о преступном мире, оправдан, переведен с повышением. 1985-й – находился под следствием по подозрению в получении взяток от лидера бельгийского наркосиндиката. Оправдан, получил благодарность, переведен с повышением. 1992-й, появился на страницах одного из английских таблоидов, его запечатлели в ресторане Бирмингема, пользующемся особой популярностью у геев, за ленчем с двумя сербами, замешанными в незаконную торговлю оружием. Называлась статья: «ПОРЛОК И ОРУЖИЕ». С подзаголовком: «На чьей вы стороне, суперинтендант?» Получил по суду пятьдесят тысяч фунтов за причиненный моральный ущерб, оправдан проведенным внутренним расследованием, переведен с повышением. «Как ты можешь каждое утро смотреть на себя в зеркало?» – мысленно спрашивал его Брок. И получал ответ – легко. «Как ты спишь по ночам?» И получал ответ – прекрасно. И получал ответ – у меня тефлоновая шкура и совесть мертвеца. И получал ответ – я сжигаю документы, запугиваю свидетелей, покупаю союзников, хожу с гордо поднятой головой.
Заседание завершилась, как обычно, на печальной ноте. С одной стороны, их подбадривали: в войне с человеческими преступлениями годились все средства. С другой – они понимали: несколько поверхностных ран на теле их вечного врага – это все, на что они могли рассчитывать, даже если бы дожили до тысячи лет и все их усилия приносили результат.
Оливер и Брок сидели в шезлонгах под ярким зонтиком в садике дома в Камдене. На столе стоял поднос с чайными принадлежностями и печеньем. Тонкий фарфор, хороший чай, не пакетики, невысокое весеннее солнце.
– Чай в пакетиках – это пыль, – говорил Брок, не чуждый маленьким слабостям. – Если хочется выпить хорошего чая, надо брать листовой, а не пакетики.
Оливер прятался в тени зонтика. После приезда он не переоделся, сидел в джинсах, сапогах, синей парке. Брок надел глупую соломенную шляпу, которую команда шутки ради купила ему в «Камден лок». Оливер никогда не ссорился с Броком. Брок не заманивал его в ловушку, не соблазнял, не подкупал, не шантажировал. Оливер, не Брок, потер волшебную лампу, и Брок тут же материализовался, явился на зов Оливера…
Середина зимы, и Оливер несколько не в себе, где-то даже обезумел. Это все, что он может сказать, ничего больше. Причины его безумия, продолжительность, степень, все это он оценить не способен, во всяком случае, теперь. Оценит, наверное, но в другое время, в другой жизни, после пары порций бренди. Залитая неоном ночь в аэропорте Хитроу напоминает ему раздевалку для мальчиков в одной из многочисленных частных школ-интернатов. Веселенькие бумажные украшения и звучащие по системе громкой связи рождественские песни создают ощущение нереальности. Белоснежные буквы, свисающие с бельевой веревки, желают ему мира и радости на земле. Что-то удивительное должно случиться с ним, и ему не терпится узнать, что же это будет. Он не пьян, но, конечно, и не трезв. В самолете перед обедом выпил водки, под резиновую курицу – полбутылки красного вина, потом – один или два стаканчика «Реми». Но, по разумению Оливера, выпивка никак не отражается на его состоянии. У него только ручная кладь, ему нечего декларировать, кроме пожара, бушующего в голове, огненного шторма ярости и отчаяния, зародившегося так давно, что его источник уже и не определить. Пожар этот распространяется со скоростью урагана, тогда как внутренние голоса собираются по двое и по трое и спрашивают друг друга, что же предпримет Оливер, чтобы погасить его. Он приближается к надписям другого цвета. Они не желают ему радости и мира на земле, не призывают к дружбе между людьми, но требуют идентифицировать себя. Он – чужак в собственной стране? Ответ: да, чужак. Он прибыл сюда с другой планеты? Ответ: да, прибыл. Он синий? Красный? Зеленый? Взгляд смещается на томатно-красный телефонный аппарат. Аппарат этот кажется ему знакомым. Возможно, он заметил его три дня тому назад и, сам того не зная, завербовал в тайные союзники. Он тяжелый, горячий, живой? На табличке у аппарата надпись: «Если вы хотите поговорить с сотрудником таможни, воспользуйтесь этим телефоном». Он пользуется. То есть его рука тянется к трубке, хватает ее, подносит к уху, оставляя на нем ответственность за сказанное. В телефоне обитает женщина, он никак не ожидал, что это будет женщина. Он слышит, как она говорит: «Да», – два раза, потом: «Чем я могу вам помочь, сэр?» Из чего следует, что она его видит, тогда как он – нет. Она красивая, молодая, старая, суровая? Неважно. С врожденной вежливостью он отвечает, что да, она действительно может ему помочь, он хотел бы поговорить с кем-то из руководства, лично, по конфиденциальному вопросу. Он удивляется, слыша свой уверенный голос. «Так я держу себя под контролем», – думает он. Он полностью отстранился от своего земного тела, он безмерно рад, что вот-вот попадет в опытные руки. «Твоя проблема проста: если ты не сделаешь это сейчас, то не сделаешь никогда, – доходчиво объясняет внутренний голос его земному телу. – Ты уйдешь под воду, утонешь». Сейчас или никогда, противно драматизировать, но это тот самый случай. И, возможно, его земное тело произносит часть этих слов в трубку красного телефона, потому что он чувствует, как напряглась инопланетная женщина, как тщательно она подбирает слова.
– Пожалуйста, сэр, оставайтесь у телефона. Никуда не уходите. Через минуту к вам подойдет наш сотрудник.
А Оливеру вдруг с удивительной ясностью вспоминается телефонный бар в Варшаве, где ты звонишь девушкам за другими столиками, а они звонят тебе. Там он покупал пиво школьной учительнице ростом под шесть футов. Ее звали Алисией, и она предупредила его, что не спит с немцами. В этот вечер, однако, ему достается миниатюрная девушка со спортивной фигуркой, стрижкой под мальчика и в белой рубашке с погонами. Она – та самая женщина, которая назвала его «сэром» перед тем, как он заговорил? Он не может этого сказать, но знает, что она напугана его габаритами и гадает, а не псих ли он. Еще на подходе она отмечает и дорогой костюм, и брифкейс, и золотые запонки, и туфли ручного пошива, и разгоряченное красное лицо. Она рискует подойти ближе, смотрит прямо в глаза, выпятив челюсть, спрашивает, как его зовут и откуда он прилетел, анализирует ответы. Просит показать паспорт. Он ощупывает карманы, как обычно, никак не может его найти, наконец обнаруживает, чуть не роняет в стремлении побыстрее выполнить ее просьбу, отдает.
– Это должен быть кто-то из руководства, – предупреждает он ее, но она торопливо пролистывает страницы.
– Это ваш единственный паспорт, не так ли?
– Да, единственный, – без запинки отвечает его земное тело. И едва не добавляет: «моя милая».
– У вас нет двойного гражданства?
– Нет, только английское.
– С этим паспортом вы и путешествуете?
– Да.
– Грузия, Россия?
– Да.
– А откуда вы прибыли? Из Тбилиси?
– Нет. Из Стамбула.
– Вы хотите поговорить о том, что произошло с вами в Стамбуле? Или в Грузии?
– Я хочу поговорить с кем-то из руководства, – повторяет Оливер. Они идут коридором, забитым испуганными азиатами, которые сидят на чемоданах. Входят в комнату для допросов, без окон, с привинченным к полу столом, с большим зеркалом на стене. Словно в трансе, Оливер садится за стол, смотрит на свое отражение в зеркале.
– Я ухожу, чтобы прислать к вам кого-то из старших офицеров, – строго говорит женщина. – Паспорт я заберу, и вы получите его позже. Старший офицер подойдет к вам, как только сможет. Так?
Так. Разумеется, так, как же иначе? Проходит полчаса, открывается дверь, но вместо адмирала, сверкающего золотом эполет, входит светловолосый парнишка в белой рубашке и форменных брюках с чашкой сладкого чая и двумя пирожными.
– Извините за задержку, сэр. К сожалению, такое уж время. Рождество, все куда-то разбегаются. Офицер, который вам нужен, скоро подойдет. Как я понимаю, вы хотели поговорить с кем-нибудь из руководства.
– Да, хотел.
Юноша стоит чуть позади Оливера, наблюдает, как тот пьет чай.
– По возвращении домой нет ничего лучше, чем чашка хорошего чая, не так ли, сэр? – говорит он отражению Оливера в зеркале. – У вас есть домашний адрес?
Оливер называет адрес своего роскошного дома в Челси, юноша записывает его в блокнот.
– Сколько вы пробыли в Стамбуле?
– Пару ночей.
– Этого хватило, чтобы сделать там все, ради чего вы приезжали?
– С лихвой.
– Бизнес или развлечения?
– Бизнес.
– Бывали там раньше?
– Несколько раз.
– По приезде в Стамбул всегда встречаетесь с одними и теми же людьми?
– Скорее да, чем нет.
– Ваша работа связана с частыми поездками за границу?
– Иногда слишком частыми.
– Устаете, не так ли?
– Случается. Это зависит от многих факторов.
Земное тело Оливера начинает обуревать скука, появляется дурное предчувствие. «Не то время, не то место, – говорит он себе. – Хорошая идея, а вот выполнение скверное. Попроси вернуть паспорт, возьми такси, дома выпей виски, проспись и продолжай жить».