Цибульский потер ладони.
— И что бы вы сделали? — спросил он весело.
Я ответил настороженно:
— Боюсь, что в этих вопросах я не оригинален.
Мужчина захватил губами ее сосок, женщина откинула голову и засмеялась. Мы наблюдали некоторое время, Глеб Модестович сказал со странной интонацией:
— В некоторых ситуациях мы все неоригинальны.
— То есть, — уточнил я, — предсказуемы?
— Вот именно.
Мы продолжали наблюдать за ними, я почти чувствовал, как уставший организм клерка поспешно открывает кладовочки с дополнительным запасом сил, бледное лицо розовеет, кровь разогревается, расширяет сосуды и начинает носить больше кислорода в мозг и вообще в мышцы, он на глазах оживает, усталость куда и делась, но когда он попытался ухватить женщину за бедра и усадить на колени, она ловко увернулась, отодвинулась и, смеясь, погрозила пальцем.
Мужчина с сожалением наблюдал, как она ушла, нарочито двигая ягодицами из стороны в сторону с такой амплитудой, что едва не задевала сидящих по обе стороны прохода.
— Ну как? — спросил Глеб Модестович.
— Хорошо, — ответил я осторожно. — Закономерное… э-э… развитие.
— Та женщина, — заметил Глеб Модестович одобрительно, — просто молодец. Не так ли?
— Да, явно приподняла ему настроение, — согласился я.
Экран погас, Глеб Модестович повернулся к нам, глаза довольно блестели.
— А хорошее настроение, — сказал он, — это более высокие показатели труда. Что нам и надо. А то эксперты обещают замедление роста мировой экономики… Надеюсь, мы такими методами остановим всякое замедление.
Я решил, что шутит, но он смотрел серьезно, и я подумал внезапно, что, возможно, прав. Я недооцениваю не только себя, но и ничтожные вроде бы факторы, а они на самом деле более важные, чем открытие гигантских залежей нефти в Антарктиде. До тех залежей еще надо добраться, а вот голые сиськи уже сейчас вносят немалые изменения в быт, взаимоотношения, даже в работу.
— Будем стараться, — ответил я все-таки осторожно. — Я очень хочу, чтобы прогресс нарастал, а не замедлялся.
— Он и будет нарастать, — заверил он, будто лично управлял мировым прогрессом, как своим автомобилем. — А наша задача — не давать сбавлять темпы… Кстати, мне показалось, что у того мужика проблемы с давлением. Но после такой профилактики, полагаю, придет в норму.
— А не повысится еще больше?
— Только на полчаса, — заверил он, — а потом выправится. Я в том возрасте, когда начинают сами следить за сердцем, читать литературу… Словом, вы своей идеей насчет легализации обнажения в публичных местах помогли не только снизить накал социальных выступлений, но и сохранили жизни паре миллионов человек, что померли бы в этом году от сердечных приступов.
Я пробормотал ошарашенно:
— Ну, вообще-то надеялся… но не думал, что все будет так четко выражено…
— А приятно узнавать, что сами сильнее, — поддразнил он, — чем даже думали?
Я сказал почтительно:
— Глеб Модестович, это только здесь в вашей организации я такое начал понимать.
— В нашей, — поправил он. — Она давно уже и ваша. И вы, не прибедняйтесь, уже в нашей элите. Допуск Б, не так ли?
— А-3, — ответил я скромно.
Он тихонько ахнул, остальные посмотрели с великим уважением. Честно говоря, когда Макгрегор на днях сообщил, что я с уровня Б переведен на А-3, я не ощутил волнения и ликования, какие ощущал раньше, когда поднимался со ступеньки на ступеньку. То, что мой оклад вырос до полумиллиона долларов в месяц, тоже не впечатлило: теперь как-то одинаково — сто тысяч или пятьсот тысяч, все равно не понимаю, куда и как их тратить. Одно польстило, что никто и никогда, оказывается, не продвигался по служебной лестнице так быстро.
После того как все осушили по третьему бокалу, Цибульский повернулся ко мне с великой заинтересованностью в глазах.
— Евгений, а когда за жопу щупать будет можно?
Жуков также подхватил с жарким энтузиазмом:
— Да-да, Евгений, проясните вопрос. А то наш эксперт по бабам просто извелся. А вы специалист…
— По жопам, — сказал Цибульский мечтательно.
— По сиськам, — поправил Жуков строго. — Пока только по сиськам, не путайте. Прошу вас, Евгений.
Я подумал, развел руками.
— Сожалею, но ваша светлая мечта вряд ли осуществима в этот временной период. И на данном этапе. Разве что в самом узком кругу. В смысле в офисах, где все не только друг друга знают, но и дружат. Все-таки смотреть одно, а прикасаться… гм… кто-то может счесть за оскорбление. А то и за харассмент.
— Жаль, — сказал Цибульский, он тяжело вздохнул. — Я бы лучше за жопу щупал. Да и Арнольд Арнольдович больше любит жопы…
Арнольд Арнольдович сказал с негодованием:
— Я? Да вы с ума сошли! Я — порядочный человек! Я Марию Цветаеву читаю. И Ахмадулиной у меня полное собрание сочинений!
Цибульский удивился:
— А чем это мешает щупанью жоп?
— И не поймете! — отрезал Арнольд Арнольдович гневно. — Вы совершенно бездуховный человек! Вы совсем стихи не читаете!
Цибульский в задумчивости почесал затылок.
— Да, это мой прокол. Как и живу до сих пор, сам удивляюсь… Но все-таки, Евгений, вы все же подумайте над жопами. В смысле сделать их такими же доступными, как и сиськи.
Я покачал головой.
— Сиськи тоже нельзя щупать. Только смотреть.
Жуков подсказал тихонько:
— Ну, смотреть — только первый шажок.
Цибульский посмотрел на него с надеждой.
— Вы думаете?
— Точно, — подтвердил тот. — Наш хитроумный Евгений сдвинул крохотный камешек, который вызвал лавину по всему миру. А лавина захватит и жопы, и все то, что спереди, а там немало, и вообще на этом поле нужно было только начать. Евгений молодец, нашел точку приложения для минимального воздействия. По нашим прикидкам, во всем мире уровень напряжения снизится на три-четыре процента, а в наиболее горячих точках даже на пять-шесть. А вы знаете прекрасно, что иногда достаточно снизить всего на одну-две десятых процента, чтобы уличные митинги рассосались.
Лица посуровели, посерьезнели, веселость испарилась, сейчас это снова высоколобые ученые высшего ранга, которые заставляют земной шар крутиться так, как нужно, а не как ему хочется. Я ощутил трепет и ликование, я ведь тоже принадлежу к касте тех, кто не просто воздействует на человечество, таких немало, но и всякий раз видит результаты своей работы. И хотя я сделал очень мало, но меня, самого молодого среди них, уже заметили, приняли, со мной общаются, как с равным, что наполняет меня таким восторгом, что готов подпрыгнуть и взмахнуть руками, в уверенности, что смогу летать.
Глава 14
Эмма провела ночь со мной, горестно сообщив, что никогда бы и ни за что, я противный, но к начальству надо подлизываться. Я возразил, что я не начальство, зря старается, она ехидно напомнила, что не начальство только потому, что предпочитаю блистать сам, а не руководить работой других.
Утром мы ехали в офис, Эмма рядом со мной, тайны из того, что спала со мной, не делает, современная независимая женщина, время зря не тратит: смотрит в крохотное зеркальце и подводит линию губ. Звякнул мобильник, я поднес его к уху, держа руль одной рукой.
— Слушаю.
— Это Макгрегор, — сообщил голос из-за океана. — Я переговорил с руководством. Там приняли мое предложение передать российское отделение нашей организации в ваше распоряжение. Так что действуйте!
Я охнул.
— Я? Почему я?
— Вы лучше знаете этот регион, — сказал он жестко. — Знаете особенности мышления и поведения местных… э-э… жителей.
По-моему, он удержался от слова «туземцев», вспомнив в последний момент, что native, «туземец», в русском языке означает совсем не то, что в английском.
— Какие у меня полномочия?
В голосе Макгрегора прозвучало неудовольствие.
— Что-то вы стали осторожны, Юджин. Не узнаю вас. Полномочия самые широкие. Как набирать, так и выгонять набранных. А также будете руководить отделом.
— Слушаюсь, шеф. Хотя…
— Никаких «хотя»! Приступайте, дело не терпит.
— Спасибо, — ответил я растерянно. — Честно говоря, не ожидал…
— Мы не говорили, — ответил он, — потому что могло не пройти. Вы слишком новый еще человек. И в некотором смысле слишком быстрый.
Я спросил с неловкостью:
— Мне самому им сказать?
— Им сейчас позвонят, — пообещал он. — Действуйте!
Связь оборвалась, я спрятал мобильник. Эмма все подкрашивала губы, стирала, благо времени еще много, ее глаза расширились, когда увидела мое лицо.
— Что случилось?
— Свинюшка, — сказал я, — накаркала.
— Свинюшки не каркают!
— Ну, нахрюкала.
— Да что случилось?
— Кто тебя просил вякать про начальство?
Она насторожилась.
— Продвигают выше?
— Уже продвинули, — сказал я с горечью. — Теперь нашей крохотной фирмой руководю я. А изобретательством будут заниматься другие. Помоложе, наверное.
Она порывисто обняла меня за шею, я ощутил ее горячие губы на щеке.
— Поздравляю!
— С чем, дурочка?
— Зато красивая!
— Дык кто спорит, что красивая… А я боюсь начальствования. Сразу такая стена между друзьями.
Она спросила удивленно:
— А они у тебя есть? Мне казалось, только коллеги. Все вы, как страусы, с головами в работе. Это она для каждого из вас — жена, любовница, связь на стороне и даже на эскалаторе. Я вижу только ваши задницы. По ним уже отличать научилась…
— Ладно-ладно, — сказал я и ощутил внезапно, что она чудовищно права, я так и не сблизился ни с кем, хотя все, как на подбор, люди умные, интеллигентные и такие именно, с кем хотел бы общаться и помимо работы, — понимаю, что ты называешь задницами, бессовестная.
Она замолчала, умница, чует, что сейчас я если что и отвечу, то обязательно невпопад. Макгрегор прав, бешено вертелось в мозгу, в России свои особенности, да еще такие, что ни в одной другой стране такое даже не померещится. В смысле в страшном сне. Но в некотором роде несколько проще: это в Штатах в каждом городе возможности равные, а в России все лучшее стягивается в Москву, беззастенчиво покупая всевозможные таланты высокими благами, высоким жалованьем, льготами, прибылью и даже возможностями уйти в загул.