Глава 3
Макгрегор окинул меня оценивающим взглядом.
— Хорошо, хорошо… Загорели, взгляд изменился. И целых семь дней сумели продержаться!
Вульф, Штейн и Гадес весело заржали. Мы обменивались рукопожатиями, меня хлопали по плечам, нахваливали за плотный загар, интересовались, не слишком ли истощил себя на таком курорте в окружении красоток, там один персонал чего стоит, предлагали сходить на курс восстанавливающих уколов.
Подошел Кольвиц, оглядел критически.
— Целых семь дней? Из какого-то вшивого месяца?
Во взгляде его было брезгливое презрение, что за идиот, не воспользовался возможностью целый месяц наслаждаться всеми доступными человеку благами на самом наимоднейшем курорте? Все оплачено, в соседях и за столом самые богатые люди планеты, все кинозвезды, все знаменитости.
Макгрегор коротко усмехнулся.
— Кольвиц, вы свободны.
Тот исчез, я облегченно вздохнул, остальные посмеивались, еще раз поздравили меня с возвращением и удалились.
Макгрегор спросил:
— Ну как сам отдых?
— В задницу, — ответил я сварливо. — Я спал с кинозвездой, но последние две ночи снилось, что совокупляюсь с Голубым Джином. Вообще-то он во сне был Голубой Джиной. И сейчас у меня пальцы чешутся от жажды пощупать клаву, словно это вот такие сиськи!
— Но отдых был необходим, — сказал он полувопросительно.
Я отмахнулся.
— Да понял я, понял!.. Это чтоб у меня не возникали мысли, что хорошо бы в отпуск. Да не было у меня таких мыслей, не было!
Он спокойно кивнул:
— Да, теперь уж точно не будет. Вы увидели самый роскошный курорт в мире. И… заскучали.
— И что, — спросил я все еще раздраженно, — что это значит, по-вашему?
Его губы дрогнули, я с изумлением увидел, что могущественный шеф в самом деле улыбается. Это было так непривычно, как если бы улыбнулась акула.
— Это многое значит, — ответил он с непонятным мне подтекстом, — но пока скажу одно: вы работаете там, где должны.
Вульф и Штейн переглянулись, я с облегчением перевел дух.
— Спасибо, шеф.
— Тут почти все такие, — заметил он. Я удивленно раскрыл рот, он засмеялся: — Что, думали, вы один такой уникальный?
— Нет, я думал, что урод, — ответил я.
— Почему?
— Не умею наслаждаться жизнью. Не умею ей радоваться!
Он покачал головой.
— А вы разве не радуетесь?
— Еще как! — вырвалось у меня. — Но только не бабам. Бабы — это все-таки…
Я замолчал, подбирая слово, он сказал благожелательно:
— Просто. Это слишком просто. А вам уже требуется что-то особенное. Люди простые, что тоже ищут что-то еще, уходят во всякие там перверсии, те на том же этаже, а творческим людям доступны радости классом выше… Что вы и доказали. Ладно, идете проверьте свой кабинет, ничего ли там не сперли…
Я кивнул, Макгрегор повернулся, чтобы уйти, я сказал просительно:
— У меня там одна мыслишка появилась…
Он оглянулся, в суровых глазах насмешка.
— Одна?
Вульф захохотал, но посмотрел на часы, затем на шефа. Штейн показал мне взглядом, чтобы заканчивал, Макгрегор им самим нужен.
— Честно говоря, — продолжил я тоном ниже, — их вагон и две тележки, я могу их все сразу…
— Упаси господи! — сказал Макгрегор с иронией.
— Тогда вот пока одна, — заговорил я торопливо, — понимаю, почему с такой неприличной поспешностью приняли в Европейский союз скопом, не глядя, целую кучу стран, что раньше были в орбите Советского Союза!.. Ну зачем богатой и сытой Европе эти нищие Болгария, Польша, Чехия, Словакия, Румыния и прибалтийские республики?..
Макгрегор усмехнулся.
— Говорят о расширении демократии.
— Говорят, — сказал я раздраженно. — Мы тоже говорим одно, думаем другое, а делаем третье! Европой движет панический страх перед исламом и нашествием негров из Африки, для нас это не секрет. Размножаются в слаборазвитых, как мыши, так что скоро вся Европа повторит судьбу Косова. Единственное спасение, да и то не спасение, а отсрочка гибели — поскорее влить в Европу страны бывшего социализма, где негров нет вообще… Как и мусульман почти нет.
Вульф и Штейн поглядывали на меня нетерпеливо и с осуждением, как на нарушителя корпоративной этики. Я чувствовал себя как на иголках, задерживаю шефа, но раз уж начал говорить — надо успеть закончить, другого шанса повторять сначала не будет.
Макгрегор кивнул.
— Верное понимание ситуации. Юджин, вы хорошо видите суть за красивыми лозунгами о демократии и политкорректности. Но все-таки вы тревогу поднимаете зря.
— Я разве поднимаю?
Он усмехнулся шире.
— Намереваетесь, разве не так?
— Так, — признался я. — А разве не правда то, что я сказал?
Вульф и Штейн уже смотрели на меня с любопытством, как на говорящего пингвина. Макгрегор оглянулся на них, кивнул, мол, сейчас освобожусь, повернулся ко мне.
— Правда, — сказал он ровным голосом. — Ну и что?
— Как?.. Но я полагал… что наша организация… мне казалось, что если мы в состоянии предотвращать войны, то что-то сделали бы и с наплывом эмигрантов в Европу? Ведь это грозит…
Я запнулся еще и потому, что они все смотрят не только с превеликим интересом, но и с иронией.
— Ну-ну, — спросил Макгрегор, — чем грозит?
— Остановкой прогресса, — выпалил я. — Дело в том, что фундаментальные науки развивали только страны… ну, побоюсь сказать насчет цвета кожи, а то пришьют расизм, но… с христианской ориентацией! А все остальные страны, где ислам, буддизм или синтоизм, — либо копировали готовое, либо в лучшем случае слегка модернизировали, видоизменяли, совершенствовали. Сейчас эти страны обеспечивают массовость продукта, будь это компьютеры или автомобили, но завтра…
Я снова запнулся, меня слушает, это хорошо, а Макгрегор спросил уже без иронии:
— Что завтра?
— Завтра прогресс затормозится, а потом встанет, — ответил я с трудом, с жутью понимая, что это произойдет даже раньше, чем я думал. — Потому что Европа станет исламской. Вы же помните: арабы и алгебру придумали, и науку вперед двинули, но как только туда пришел ислам, там все замерло. То же самое будет и в Европе.
Все трое переглянулись, Штейн проговорил задумчиво:
— А парень не дурак. Видит и те течения, что в самой глубине.
Макгрегор чуть улыбнулся.
— Это Кронберг не совсем дурак. Выловил его в какой-то дыре.
Я чувствовал на себе их доброжелательные взгляды, даже промолчал, что Москва не совсем уж и дыра, это их Нью-Йорк — дыра, Макгрегор продолжил тепло:
— Вы хорошо все видите, Юджин. Но забудьте про эту проблему.
Я переспросил:
— Забыть? Вы хотите сказать, что кто-то уже над ней работает?
Они переглянулись снова, Макгрегор покачал головой.
— Не стану вам врать, Юджин. Никто не работает. Но все равно не занимайтесь ею.
— У меня есть некоторые идеи, — сказал я торопливо. — Пара таких, что сразу даст взрывной эффект!..
Он произнес тем же теплым голосом, но в нем проскользнула властная нотка:
— Все будет хорошо, Юджин. Но вы же знаете, из всех проблем девяносто процентов решаются сами, а остальные десять… неразрешимы вообще.
— А эта?
Он чуть-чуть улыбнулся.
— Проблема, которая вас так волнует, находится в первой группе.
В старом московском кафе по-домашнему уютно. Мне нравится скакать по городам и весям, прыгать по странам и континентам, но приятно и оказаться снова здесь, увидеть знакомые морды и поговорить за жисть. Считается, что за жисть говорят так, бездельники, от избытка свободного времени, но у нас и легкая болтовня чаще всего служит подступом к реальной работе.
Мы уже насытились, неспешно расправлялись с десертом и смаковали кто кофе, кто чай, Арнольд Арнольдович с удовольствием пил козье молоко.
— Где побывали, Женя? — поинтересовался Глеб Модестович. — Смотрю, загар такой средиземноморский… А уезжали белым таким червяком.
Я отмахнулся.
— Стыдно сказать…
— Да где? В борделе?
— Почти. В элитном! На Каннском кинофестивале.
— Ого, — сказал Цибульский завистливо. — Я бы с нашим удовольствием! Кинозвезды, фотомодели…
— Да я больше фильмы смотрел, — объяснил я. — Не до фотомоделей. Десятка три перелопатил, тенденции пытался уловить…
— И как?
— А никак. Писатели и киношники — народ непредсказуемый. Только и заметил, что уже в двух фильмах о рыцарях короля Артура появились негры. Так что можно предположить, что теперь, когда стремительно нарастает экономическая, военная и политическая роль Китая, то на политкорректном Западе сперва среди рыцарей Круглого стола появятся один-два китайца, а потом все станут ими, китайцами. А то и сам король Артур.
— Это когда Китай захватит Америку, — отрезал Жуков сердито, — не раньше.
Арнольд Арнольдович заметил от соседнего стола:
— Ну, а чтобы среди рыцарей Круглого стола появились русские, фильм нужно делать в России?
— Только так, — ответил Жуков горько. — Разве что окружить Штаты атомным подводным флотом? И тайком заложить в крупных городах по атомной бомбе?
Глеб Модестович подумал, согласился:
— Да, уж лучше обойтись без русских в Камелоте. Как-то дешевле обходится.
— А если снимать о королевстве Камелот, — сказал Цибульский, — в Черной Африке? Все рыцари будут неграми?
Арнольд Арнольдович брезгливо проворчал:
— Я вообще не понимаю, откуда выпрыгнули все эти африканские страны? Когда я учился в школе, в Африке жили только два народа: бушмены и готтентоты. И еще в одном месте пряталось крохотное племя пигмеев, что не племя, а ветвь измельчавших бушменов. Вот и все! Откуда эти страны, эти всякие тутси, бэтси, сукси и зимбабве…
Цибульский хохотнул:
— Зимбабве — это не народ, а страна.
— А откуда выпрыгнула? Вроде раньше не было!
Цибульский пожал плечами.
— Не то Трансвааль, не то Родезию переименовали. Они там все попереименовывали.
— Эх, — сказал Арнольд Арнольдович с досадой, — мельтешат, мельтешат… Зачем мельтешат?