иссоциативы. Нам они нужны, для наркоза. А то у меня нет наркозных средств. Твоя смерть – клиническая… Увидимся.
…Сознание – вдруг – собралось, вернулось. И пришло к мысли, что оно, это самое сознание, имеет место. Резко: хоп – и есть! Доехало. Дошло наконец.
Диссоциативов в мозгах была всё ещё уйма. Пространство не помещалось в разум. Растения на запрокинутой стене шевелились. Пространство… между перегородками? Перегородки не доходили до потолка – по-прежнему высокого. Это так и есть – или……?
…Всё реальней и реальней. Шевелящееся растение ртутно тянулось к Орфу, паукообразный кибер запальчиво нападал и отвлекал его. Всё остальное (серо-ржаво-коричневое) шевелилось меньше. Да нет, не опасно, конечно…
Удалось – по чуть-чуть, урывками – оглядеться. Обнаружить свою одежду. И даже снарягу. Вдобавок планшетку-терминал. Видимо, как средство для досуга…
Вот ей и займёмся. Глаза лучше собирать на чём-то плоском. Буквах, картинках… Недвижущихся.
Руки, ноги… Есть!
Пошевелиться. Голос проверить. Сказать что-нибудь самому себе:
– Кхм… Рад снова тебя слышать, Орф… Нет, ну смотри: техносфера петрит! Быстренько выработала киберов под Рейнин сад-огород. Тутошние кибера – это не те кибера, что везде, глянь-ка, Орф…
Понаблюдал за живностью. Взял планшетку. Что бы такое…
Да вот, например…
– О! – послышался голос Хирге. – Как новенький! Фаги сразу вывелись, да?
– У меня теперь всё сразу, – отвечала ему Рейна.
Орф повернулся к вошедшим. Снова попал взглядом в кибера. Улыбнулся:
– Он… меня от них охраняет – или их от меня?
– Он подражает, – объяснила Рейна, ничего не прояснив. – Отдыхай.
– Что у него было? – поинтересовался Хирге.
– Токсоцитоз и гангрена Тропса. Из опасного.
– Странно, что с гангреной его пустили…
– Гангрена ж такая болезнь… неопасная, в целом. Для других… Но лечится тяжко. Как правило, не лечится.
– Отлично. Надеюсь, его болячки тебя прикололи.
– А то! Тропса я давно искала. Редчайшая вещь!
– Где словил-то? – поинтересовался Хирге у Орфа.
– Да там… Было дело, – отказался объяснять Орф. – А что… не опасно такое… размножать?
– Нет, я сразу альтернирую, – непонятно объяснила Рейна. – Главное – разнообразие. Мои биоформы – из бактерий, в основном. Так шире спектр… И – здесь стерильно фактически. Нет конкуренции. Всё быстро.
– Ага, – подал голос Нерг, – следует добавить, что всю эту скарлатину Рейна развела из любви к киберам.
Рейна скованно улыбнулась…
– То есть эта вся… ботва… неопасная? – уточнил Орф.
– Уже нет, – успокоила Рейна. – Для тебя. Ты – тоже не опасен, ни для кого. Мир, дружба, война! Как везде… Значит, так. Мои гаврики в организме у тебя работать будут где-то месяц ещё. Можешь чувствовать себя странно. Рекомендации по питанию… ладно, успеется. Вы там что едите вообще?
– Всё, – уверил Орф.
– Хы… Могу подселить в ЖКТ олигофагов. Пластмассу жрать сможешь. Правда, жевать её трудно…
– Не надо! В смысле… у нас нормально.
– У них нормально, слышь! – отозвался Хирге. – Парни на широкую ногу живут. Любая гангрена в наличии. Отгрузят и доставят!
– А… – вспомнил Орф. – Кстати! О грузах! Мне что-то запомнилось… Эрих говорил, что Церексы – карго-культ. Ну, я не понял… посмотрел в циклопедии… Грузовой культ? Как это?
Молчание. Секунд на несколько.
– А ну, давай сюда циклопедию, – выдернул планшетку у него из рук Хирге. Нерг тоже нетипичный для себя интерес выказал: подошёл, заглядывает… хмурятся, оба.
– Вот чёрт… всё почикали… везде ли?
– Да закладка! Вот он запрос отправил – сразу ёкнуло.
– Я… что-то не то сделал?
Не ответили… «Точно, не то», – решил Орф.
– …Ретранслятор поймался.
– Орбитальный? А он тут есть?
– Да, – подтвердил Нерг.
– Вот суки! Подбираются… Так что?
– «Карго-культ – религиозное течение либерального периода, основанное на значимости грузоперевозок для глобального процветания…» Ну ты понял, да?
– Что, что? – прониклась интересом Рейна.
– Тему подменили! В циклопедии! Чтоб никто не допёр!
– Что там? Всё-таки? – опять рискнул спросить Орф.
Хирге снизошёл до него:
– Всё – правда! Зирексы – карго-культ! Мы – боги! Ну? Доволен? А теперь ждём гостей…
Орф не понимал ничего, совершенно… Но больше не спрашивал.
– Кибербульон сожрёт их быстренько.
– Как ты сказала?
– Жизнь часто напоминает смерть. Вот что я сказала.
– Хм… Ну-ну. По Эриху что делаем?
– «Труп утерян», конечно.
– Ты смотрела его?
– Нет пока.
– Ладно, ещё немного скарлатины тебе в инкубатор… А этому ты что проставила?
– То, что они заказали. ЛевоДНКшная биота для синтеза… контрафакта.
– А! Вот не пойму – в контрафакте ж цена производства всегда мизер. Накрутки – в десятки раз.
– Орф, – обернулась Рейна, – объясни ему… Когда ваши разбираются меж собой – это всегда до накруток. Так ведь? И тем более когда кто-то, кто раньше вообще не мог, начинает гнать контрафакт по усовершенствованной схеме…
– …Передел сфер влияния, – подытожил Нерг. – Для них это важно. А потребители контрафакта и не заметят. Всё! Ладно. Хвосты подчищаем, срочно…
Рейна ушла с ними. Потом вернулась.
– Ну, как?
– Всё лучше и лучше.
– Ваши оценят.
– Да.
– И вот что… Расскажи своим про Эриха. Что он намекнул нам на уровень тех, от кого пришёл. И… В теле его, я думаю, найдётся выгодное предложение. Даже если он сам не знал об этом… Вас обходят на поворотах, Орф! Хоть твоя тень и черней Эриховой.
– Это потому, что меня используют втёмную, – отшутился Орф. – Я – мелкая сошка. Как раз для Хирге.
– Хирге – он… не обращай внимания. Служба такая, в общем.
Орф кивнул.
– Но занятно. Не моё, конечно, дело, но… Смотри. Хирге всё ещё службист – а в глубине уже анархист. У него вечно – «всё так, да всё не так»… Люди на Церексах развиваются… странным образом.
– Ничего. Он как раз шикарный шум тут у нас создавал. Всё это время.
– Шум?
– Информационный.
– В смысле…
– Послушай-ка. Те, кто надо, давно поняли, что это за планеты и почему такие. Но не поняли ещё, как их с толком применить. Поиски смысла – шум, для всех. Чем больше, тем лучше. Наши тёмные делишки – объект пристального внимания. Всё наоборот, понимаешь? Ретранслятор – плохой знак. Но… Мне кажется, что они уже опоздали.
– Почему?
Рейна хитро улыбнулась.
– Да хотя бы… У нас есть киберы. Целая мёртвая планета киберов. Когда нет богов – приходят демиурги, знаешь…
– Хм… Кибер – железный, рациональный… он чем-нибудь да платит?
Рейна рассмеялась.
– Всегда.
Дмитрий КостюкевичИспод
– Кому-нибудь кажется, что у нас мало проблем?
Капитан не злился на Ледника. Их смыли в унитаз, пустили по трубам космической канализации – так почему бы не побарахтаться?
Капитан знал, что команда динамит прописанные Дырой инъекции. После выхода из криосна он и сам ни разу не ширнулся. Здесь, в бездонном Нигде, они могли быть самими собой. Кому от этого станет хуже? Разве что святоше или… Меломану, первому бортинженеру, который лежал в реанимационном ящике со стянутым скобами животом и торчащими из вен трансфузийными пуповинами.
– Переливание крови? – спросила Вдова, сканер.
– Ещё качают, – отмахнулся капитан. Он собрал всех не для этого. Здоровье Меломана – забота электронной башки бортврача.
Взгляд капитана встретился с мутными, словно неживыми глазами Ледника, виновника собрания. Огромный мужчина, запястья которого стягивали одноразовые пластиковые наручники.
– Какого хрена? – сказал капитан. – Что у тебя случилось с Меломаном?
«Кроме того, что ты распорол ему брюхо от края до края».
Да, капитан не злился на Ледника. Но и не собирался смывать в тот же сортир дисциплину экипажа. Ледник молча смотрел перед собой. Капитан собирался повторить вопрос, когда второй бортинженер произнёс:
– Он ко мне приблизился.
Капитан тряхнул головой.
– Приблизился?
– Да педрило он! – вставил Папа, глаза навигатора смеялись. – Меломан соскучился по сильным рукам.
Капитан отстегнул ремень и, воспарив над креслом, задержался глазами на священнике: как всегда, молчалив, почти незаметен.
– Он и Клиента пытался пощупать, – сообщила Вдова.
– Да только не смог обхватить. – Папа захохотал.
– Я не… – выдавил Клиент, инженер-исследователь, пряча глаза и перебирая чётки пухлыми короткими пальцами. Лицо – отёчное, подрагивающее. Быстро же он набрал вес – будто и не продрых, запаянный в криокапсулу, шесть лет.
– Ты – не?.. – помог капитан.
– Не уверен, – промямлил Клиент.
Огромная голова Ледника медленно повернулась к Клиенту, и тот сжался под взглядом мёртвых глаз, перестал шуршать бусинами.
– Ясно, – сказал капитан, хотя гомосексуальность Меломана ничего не меняла. Оставалось решить, что делать с Ледником. – Папа!
Папа подался через стол; заскрипели ремни.
– Ну? – сказал навигатор. Сойдёт за «да, капитан».
– После собрания запрёшь в каюте.
Капитана не волновало, как выглядит его общение с экипажем. После Крайней Войны всё выглядело неправильно: пародия, искажение, ошибка. Дорвавшаяся до власти кучка полоумных учёных, одержимых освоением других планет и поиском внеземной жизни. Исследовательские звездолёты с экипажами из преступников и отбросов…
Единственное, что заботило капитана, – возможность возвращения. Нужны лишь удачно брошенные игральные кости, что-то важное – тогда он повернёт «Алого карлика» назад, к Земле, и крыски из Дыры не посмеют перечить.
Капитан попытался втолковать это команде.
Когда закончил, в кают-компании повисло густое молчание. Капитан чувствовал себя странно: он впервые сыграл эту роль, попробовал пустить электрический ток по схеме «начальник – подчинённый», и схема… заработала? перегорела?