В Дыре свято верили, что галактики кишат другими цивилизациями. Цивилизациями, которые владеют технологиями мгновенного перемещения в космическом пространстве. Цивилизациями, которые вот-вот родятся. Цивилизациями настолько старыми, что им наскучили звёзды. Крыски постоянно твердили про «окна контакта», «сигнальную процедуру» и прочую муть – вшивали её в голову инженеров-исследователей, в числе которых был Клиент.
Экипажи звездолётов собирали из отбросов, биорасходников. «Дать последнюю надежду» – так это называлось. Когда закончилась Крайняя Война, горстка победителей открыла ангары и долго смотрела влюблёнными глазами на пылящиеся внутри космические корабли. Сотни новеньких звездолётов. Вот только кого готовить и отправлять (скорее всего, в один конец)? Каждая здоровая рука и преданная голова на счету. Но зудело, смотрелось вверх, мечталось, что пока разгребают и возрождают здесь, на Земле, там, далеко-далеко, летят и ищут… И тогда нехотя посмотрели в сторону тюрем: заключённых было в избытке.
Методисты и психологи нащупывали производственные связи будущих экипажей. Всё это казалось одной большой шуткой, учитывая то, из кого лепили экипажи, но подавляющие инъекции сделали своё дело. На время, как выяснилось позже. Чем заканчивается длительная групповая изоляция отборных маньяков, продемонстрировал Ледник.
С подноготной друг друга их познакомили в Дыре, вывалили на стол всё грязное бельё и оставили любоваться. Кровь. Ненависть. Ярость. Похоть. Одержимость. Холодный расчёт… Познакомились, ублюдки? А теперь по укольчику, и за дело!
Все они были убийцами. Все, кроме священника. Добровольца, верующего в спасение сбившихся с пути душ. «Как бы греховен ни был человек, незаявленное от зла свободное создание, он может уповать на прощение» – что-то в подобном духе. Инициатива католической церкви. Нога священника-добровольца ступала на борт каждого корабля. Крыски не возражали: священнослужителей тоже было в избытке.
Клиент пялился в черноту обзорного экрана. Пробежался пальцами по панели: увеличил, отфильтровал.
«Скелет» казался живым. Вернее, некогда живым. Пока не обзавёлся дырой в брюхе. Складывалось впечатление, что корабль давно покинут. Отражённый свет играл на корпусе судна. Земная наука никогда не встречалась с подобным материалом. Клиент сомневался, что это металл. Скорее мёртвая искусственная плоть. Он вспомнил своё лицо в зеркале после выхода из криосна: череп, обтянутый кожей, особенно тонкой у рта, оголённые торчащие зубы.
– Что со «змеями»? – спросил капитан.
– Ни одна не вернулась, – ответил Клиент.
– Далеко заползли?
– Девять метров. Дальше – информационная пустота.
– Что выведали?
– Микробов нет. Ничего нет.
– Но?
– Мы ведь не знаем, с чем столкнулись. Не знаем, кто построил эту штуку и как выглядел. Они могут быть анаэробными.
– Или мёртвыми.
– У нас почти нет информации. Слишком мало даже для предположений. Как я уже говорил, дыра в борту может быть шлюзовой камерой, отсечённой от атмосферы корабля.
Капитан хлопнул по коленям.
– Тогда зайдём и осмотрим всё повнимательней. Мы уже достаточно налюбовались на эту уродину. Пора бы и навестить.
Папа подкатил трап и полез в люк на загривке скафандра – сначала ноги, затем остальное, – извиваясь, устраиваясь. Скаф принял пассажира. Папа отключил магнитные замки и отлип от переборки. Подмигнул Вдове сквозь поликарбонатный пузырь шлема.
– Ну, как я тебе?
Она показала, что не слышит.
Папа чертыхнулся, включил микрофон и повторил.
– Как апельсин, – сказала Вдова.
Внешний слой костюма был ярко-оранжевым – так проще найти заблудшего астронавта. Вероятнее всего, мёртвого.
Кожура сморщилась, облегая руки и ноги Папы. Помимо жёстких компонентов скаф состоял из двунаправленной полиуретановой ткани, имитирующей земное давление.
– Готов? – раздался в наушниках голос капитана. Проснувшийся скаф активировал связь с мостиком.
– Готов, – ответил Папа. – Кэп, вопрос. Почему я? Что не так с Клиентом? Не, я не против. Просто интересно. Кто у нас исследователь?
– Просто сходи туда и принеси нам билет домой.
– Лады, – сказал Папа.
Он обернулся на звук. Вдова запечатала внутренний люк шлюзовой со стороны дезинфекционного тамбура. Он видел в прямоугольном окошке её мраморную, резко очерченную скулу.
Когда выровнялось давление между шлюзом и щупальцем, Папа коснулся панели рядом с наружным люком. Замигали индикаторы. Люк вздрогнул и пополз вверх, Папа втиснулся в лаз, развернулся, запечатал шлюзовую камеру, оттолкнулся и поплыл по щупальцу к пробоине в корпусе «Скелета».
Щупальце развернули часом ранее. Сначала подкрались к «Скелету» на маневровых двигателях, затем протянули стыковочное щупальце, которое присосалось «гекконовым» кольцом к отверстию в корпусе судна. Протестировали соединение.
Папа нырнул в принимающий конус щупальца и оказался в жерле «Скелета».
Прошла минута, ещё одна, и скаф Папы замолчал.
– Что с камерой? – спросил капитан.
– Сдохла, – сказала Вдова.
– Связь?
Вдова покачала головой.
Капитан выглядел растерянным.
– Ну, мы ведь этого ожидали.
Ожидали. Но всё равно оказались не готовы. Папу будто отсекло упавшей дверью: толстой, ржавой, зловещей. Оставалось надеяться, что всё дело в «экранировании» сигналов. Потому что если накрылась не только связь, но и система жизнеобеспечения скафа – энергия, вода, кислород, уборка углекислого газа…
– Соскучились? – прорезался в динамиках голос Папы, и капитан вздрогнул. Заметил, как облегчённо опустились плечи Вдовы.
Папа вернулся в зону сигнала. Им следовало оговорить это заранее, но всего не предусмотришь – не каждый день идёшь прогуляться по инопланетному кораблю.
– Скаф в норме, – сказал Папа. – Потерял только камеру и вас в ухе.
– Что там?
– Думаю, это не пробоина. Хотя выглядит отвратно. Чуть дальше, в мёртвой зоне, проход делится на два. Пойду осмотрюсь.
Вдова открыла рот, но ничего не сказала.
– Чуть что, сразу назад, – сказал капитан.
– Лады.
– Папа… – сказал Клиент.
– Только не сейчас, – усмехнулся Папа. – Мне нужна вся твоя уверенность.
– Я… не о том. Просто хотел сказать…
– Смелее!
– Возможно, тебе стоит искать не органику… а технику.
– Лады, учту. Всё, отбой.
– Удачи, – сказал капитан одними губами.
– Долго. – Клиент заёрзал в кресле.
Никто не ответил. Ждали. Следили за мерцанием консоли, всматривались в обзорные экраны. Губы священника шевелились в беззвучной молитве.
За кораблём пришельцев, к которому присосалось щупальце «Алого карлика», проступило блёклое охристо-жёлтое пятнышко холодной звезды.
– Сигнал вернулся! – встрепенулась Вдова.
Капитан подался к приборной панели.
– Папа, приём. Слышишь меня?
Канал шипел помехами.
– Слышишь меня? Ответь.
– Биометрия, – выдохнула Вдова. – Его сердце…
– Главное, оно бьётся, – сказал капитан.
«Грохочет».
Камера на скафе Папы не включилась, но они предусмотрительно послали в жерло несколько «змеек», перепрошитых, ручных.
Картинка была паршивой: зернистая серость, из которой выплыл Папа. Безвольно раскинутые руки, затемнённая лицевая пластина шлема.
– Папа, ответь!
В динамиках послышалось короткое слово.
Вдова замотала головой.
– Что… что он сказал?
– Я не уверен… – выдавил Клиент. – Похоже на «ковчег».
Скаф ударился о стену туннеля и бесцельно поплыл к противоположной стене. Кукла, брошенная в безопорном пространстве.
– Беру на себя. – Капитан перевёл скаф на дистанционное управление и, работая джойстиком, направил его к принимающему конусу щупальца. – Держите «змеек» рядом, чтобы я его видел.
Из скафа вырывались струйки сжатого воздуха. Реактивная сила толкала Папу к шлюзовой камере. Деталей по-прежнему было не разобрать. Получил ли скаф повреждения? Что это на сгибе правой руки – складка тени или «повязка», автоматически наложенная костюмом при проколе?
Вдова отстегнула упряжь и оттолкнулась от кресла.
– Я его встречу.
– Хорошо, – сказал капитан.
– Дай доступ к ящику.
Капитан не обернулся, но его шея заметно напряглась.
– Зачем?
– Мало ли что.
Капитан попытался это обдумать.
– Быстрей! – рявкнула Вдова.
Не выпуская джойстик из правой руки, капитан активировал свой браслет и открыл Вдове доступ. Вдова подгребла к «ящику», нише с химическим лазером и пневматической безоткатной винтовкой, схватилась за поручень, зашипела, когда заслонка слишком медленно поползла в сторону, подтолкнула, сунула внутрь руку и выплыла в коридор с добычей.
Желудок болтался где-то внизу, между ног, Вдова чувствовала его тяжесть, словно в шлюзе действовала тройная перегрузка. Её мутило, растаскивало на части внутри апельсиновой кожуры скафа, в который она втиснулась тошнотворную вечность назад.
Пока капитан и Клиент ждали за внутренней дверью шлюза, в голове Вдовы сменялись картинки. Открывающийся зрачок шлюза, и скаф Папы, и нечто похожее на Папу, но уже не Папа… Тварь пыталась выбраться из скафа. Она была жива… и Вдова едва владела собой.
Но скинула оцепенение, направила лазер на тварь – и жгла до тех тор, пока в ушах не затих пронзительный крик Папы.
Давление выровнялось. Она открыла люк в дезинфекционный тамбур: пускай увидят…
…огромные глаза, обрамлённые извивающейся бахромой мясных нитей, влажно блестящих в свете ламп… отвратительные наросты и язвы… незавершённые женские лица в костяных лунках, мимические опухоли, покрывающие тело твари… и воспалённые жгуты вен…
Нет, они не увидят. Она потрудилась на славу. Не чувствовала температуру лазера через двойные перчатки скафа, но была уверена, что он горячий как безумие. Она сделала что смогла. Сожгла шишковатое многоликое месиво, склеенное воспалёнными швами и пульсирующими верёвками. Только она видела живую тварь своими глазами – и мечтала избавиться от видения.