Маркус Гарайс. Аносмия бригадира Боба
Проклятый вибробраслет экстренной связи бесцеремонно выдернул Боба из сна. Чудесного, яркого, с четкими картинками. В реальности Боб никогда не видел Марс так ясно даже в очках.
Он активировал слухап и сморщился. Полковник Круж не мог гордиться приятным голосом:
– Ты в Хофедпортене?
– Да, – сказал Боб и тут же пожалел об этом.
– Срочно к третьему грузовому шлюзу!
Конечно, приветствие не входило в привычки начальника смены.
– У меня отпуск не кончился!
Бесполезное уточнение, Боб ответил скорее по инерции и со зла, что так и не узнает теперь, чем кончился его поход к подножью Олимпа.
– Отставить! Быстро сюда!
– Так точно! Расчетное время пятнадцать минут.
Возле шлюза толпились его ребята, окружившие автоматический погрузчик с контейнером, помеченным рыжими буквами «МТФ». Круж возвышался над ними свирепой живой башней. Но даже не глядя, Боб узнал бы, где находится полковник – от того несло потом и сельдерейной отрыжкой. Бригада нюхарей мылась дважды в день особыми средствами, чтобы запах собственного тела не мешал им работать. К прочим это требование не относилось, а в условиях дефицита воды даже осуждалось.
Парни Боба облегченно выдохнули. Даже Круж смягчился:
– Хорошо. Твои щенки не могут разобраться с грузом, подключайся.
– То есть как это не могут? – тут уже Боб повысил голос и сдвинул белесые брови.
Он был не старше «щенков», но бригадирство словно прибавляло ему лет пять. Парни наперебой стали объяснять, что слишком сложный микс запахов, невозможно выделить все, наблюдается несколько вообще неизвестных.
Боб вздохнул и вынул заглушки из ноздрей. Бригада бесшумно освободила для него аромарадиус. Пять метров, согласно инструкции. «Четко и быстро, молодцы», – отметил про себя бригадир и осторожно втянул воздух над контейнером. Пару секунд ему пришлось настраиваться, а потом мешанина запахов стала сама собой сортироваться, как брикеты группового пайка в холодильнике. Упаковочный пластик категории «С», медная проволока, пористая дешевая бумага, апельсиновое масло… Тут Боб на мгновение замер и постарался задержать чудесное цитрусовое послевкусие, приятно ползущее сквозь носовые перегородки в центр мозга. Но следом напирали новые и новые составляющие. Тонкий кислый запах недавно спаянных металлических деталей скребся по слизистой носа, как иглоногий клоп – единственное сложное живое существо на Марсе, кроме человека. Внезапный еле различимый аромат корицы удивил лишь на миг. Мало ли что себе заказывают толстопузы из Марсианской Торговой Федерации.
Собственно, поэтому и нельзя было таможне распотрошить подозрительный контейнер. Да и вообще нельзя без специального ордера досматривать корабли, прибывающие к третьему грузовому шлюзу. Только по рапорту нюхарей. Если, разумеется, они сумеют обосновать. А они растерялись, напрягли Кружа, и он выдернул Боба из приятного ничегонеделания. Боб коротко вздохнул через рот, чтобы не сбиваться, и продолжил анализ. Парни оказались правы. Три составляющие никак не бились. Боб усиленно гонял вдыхаемое от ноздрей до увеличенных обонятельных луковиц, но не мог найти аналога. Апельсиновое масло мягко, но настойчиво напоминало о себе, затаптывая запах простого мыла. Стоп!
Боб выпрямился:
– Прошу разрешения на вскрытие контейнера!
Круж не шелохнулся, но его запах резко усилился, так, что вся бригада поморщилась:
– Основание?
– Предполагаю тротил.
Аромарадиус расширился до десяти метров, и Боб усмехнулся. Правда, «щенки» еще боятся. Бомбы пахнут иначе. Здесь скорее всего просто незаконная перевозка взрывчатых веществ. Конфискация, штраф, принудительные работы. Но кто этот идиот, что открыто перевозит тротил?
Круж долго и нудно согласовывал разрешение по служебному каналу и наконец махнул Бобу:
– Давай!
Во время вскрытия Боб не мог отделаться от сравнения контейнера с кочаном капусты. Слой за слоем падал пластик, запах апельсина и мыла становился все сильнее, а упаковка никак не заканчивалась. Под пластиком класса С оказалась обычная упаковочная пленка с пузырьками, древняя, как первые воздушные фильтры колонии и вечная, как космос. Боб усмехнулся. Они в детском доме любили играть с такой пленкой. Кто лопнет последний целый пузырек, тот раздает щелбаны участникам. Пузырьки под пальцами были призывно-упругими, и Боб не сдержался, лопнул один из них.
В следующий момент он с воплем опрокинулся на спину. Ноздри горели, глаза чуть не вылезли из орбит, а под переносицей в голове словно вращали раскаленный нож, безбожно кромсая мозги. Последнее, что Боб увидел, были силуэты его парней на границе аромарадиуса, спешно напяливающих респираторы. Ни один не кинулся к нему. Ни один.
Серый потолок не помнил уже своего первоначального цвета, но пятна и потеки различил даже Боб. Значит, в реальности все еще хуже. Он не сразу сообразил, что лежит на больничной кушетке. В госпиталях обычно мощно пахнет лекарствами, кровью и гноем даже сквозь заглушки, а тут стерильно все. Как им это удалось?
Он повернулся и увидел дремлющего на стуле санитара.
– Эй!
Санитар подпрыгнул, будто в палату влетела граната.
– Прости, – прошептал Боб. – Давно я тут?
– Со вчера. Сейчас доктор придет. Как вы себя чувствуете?
Тут санитар наклонился за упавшей салфеткой и из кармана у него выскользнула надкушенная чесночная галета. Без ноздревых затычек нюхать эту гадость было невозможно, и Боб сморщился, ожидая аромаудара в нос. Но ничего не случилось. Санитар отряхнул галету и смущенно убрал в карман. Галета не воняла. Лекарства не пахли. Самый чувствительный на планете нос просто гонял выхолощенный, пустой воздух в легкие. Боб схватил санитара за несвежий рукав:
– Погоди! Почему твоя галета не воняет?
– Сейчас придет доктор, – не глядя в глаза Бобу, повторил санитар и выскочил из палаты.
Врача Боб узнал, хоть и редко бывал в госпитале. Когда-то давно этот жилистый мужик, больше похожий на слесаря, учился у доктора Шадда и помогал тому лечить приютских обормотов. Дети не желали лечиться, старшие даже осмеливались бить врача за уколы. Доктор Рикс сделал вид, что улыбается:
– Привет, Боб!
– Привет, док. Что с моим носом?
– Аромаудар. Очень мощный.
– И когда вы меня почините?
Рикс вздохнул и сел на кровать, бесцеремонно отодвинув ногу Боба. Точно так же, как в детдоме вечерами садился к одному из пацанов и громко, на всю комнату рассказывал чудесную историю про освоение Марса. Только на этот раз он был краток:
– Никогда. Производные тиофенола вызывают неприятные ощущения даже у синусистов-хроников, а ты знаешь, их обоняние почти нулевое. Для твоего носа все кончено, Боб. Нечего чинить. Мне жаль.
– Но как я вернусь в бригаду?
– Никак. Я выписал инвалидное удостоверение. Тебе положена пенсия, потому что все произошло во время службы. Если хочешь, останься еще на сутки, отлежись.
Боб вскочил так резко, что доктор Рикс чуть не упал.
– Ну уж нет! Я в норме, и нюх вернется, просто это не ваш профиль, вы детей лечите!
Рикс пожал плечами.
– Ты можешь обратиться к другому врачу. Но сначала советую сходить в канцелярию и оформить пенсию. Не откладывай, ваше начальство очень не любит содержать ветеранов. Удачи!
Доктор несильно хлопнул Боба по плечу и вышел, оставив дверь открытой. Боб потянул носом – сквозняк из коридора был безнадежно пустым.
Полковник Круж принял Боба в своем кабинете – небольшой комнатушке с пустыми стенами и косыми башнями ящиков с конфискатом. Раньше Бобу тут пахло табаком, синтетическим кофе и мужским потом, теперь ничем. Круж выслушал его равнодушно, вертя в руках выписку из госпиталя. Потом откинулся на спинку кресла:
– А сюда зачем пришел?
– Мне нужно подтверждение, что я получил аромаудар на службе. В канцелярии заявляют, что я в отпуске, а в таких случаях пенсия не начисляется.
– Ну… – Полковник пожал плечами. – Значит, не начисляется.
Боб опешил, не веря в происходящее:
– Но ведь это вы меня вызвали!
– Ты не поставил в известность канцелярию. – Полковник скучающим взглядом обвел потолок.
– Вы сказали – бегом!
– Я не обязан думать за тебя. – Лиловые глаза наконец уставились на Боба. – Свободен.
– Я ценный специалист!
– Уже нет.
Боб хотел еще что-то сказать, но Круж достал сигару и развернул огромное кресло спинкой к двери, показывая, что разговору конец. Боб стоял и смотрел на голубоватый сигарный дымок. По привычке принюхался в попытке определить, какого урожая табак, и поперхнулся пресным воздухом. А потом одним движением перемахнул через стол и вцепился в седеющую шевелюру полковника:
– Ах ты, канцелярская крыса!
Полковник заорал, вбежала охрана, но Боб раздавал тумаки направо и налево, пока в бок ему не разрядился электроган и мир не захлебнулся в черной жиже.
Он лежал на склизком бетоне, пока не остановилась карусель в голове, потом встал на четвереньки, сплюнув кровавой слюной.
– Хорошо тебя отделали, друг!
Боб вздрогнул и попытался рассмотреть говорившего сквозь треснувшие очки. Это удалось не сразу, левая линза покрылась паутинкой глубоких трещин, и ему пришлось сильно напрячься. На нарах сидел землянин. Упитанный, смуглый и совершенно не расстроенный тем, что вокруг него решетки. Одет он был в потертый пилотский комбинезон с эмблемой вольных перевозчиков.
Боб промычал, не в состоянии шевелить разбитыми губами, и сел, опершись о стену. Пилот достал из кармана пачку салфеток-реабилитантов и протянул Бобу. Боб не отреагировал. Тогда пилот сел рядом на корточки и разорвал упаковку:
– Давай, обработайся сам, ты же не красотка, попавшая в беду, чтоб я тебе личико ремонтировал.
Боб взял салфетку и, шипя сквозь стиснутые зубы, промокнул ссадины на лице. Реабилитант покрыл их желтоватой пеной и быстро испарился. Вторая салфетка ушла на разбитые кулаки.