– Роберт, мои деяния не позволяют осуждать тебя. Я виноват перед всеми вами. Тридцать человек могли бы жить иначе, но редкий ученый устоит перед соблазном поиграть в бога. Я не смог. Мне казалось, что обеспечить колонию с недостатком ресурсов подобными служащими – гениальная идея. Ну не везти же было сюда настоящих собак, когда дешевле и проще вырастить измененных людей прямо на Марсе! А на деле, как видишь, любая стройная система рано или поздно ломается. И черт бы с ней, системой. Ломаются судьбы.
– Но вы сказали, можете кое-что исправить?
– Надеюсь. И благодарю тебя за твое… твой поступок.
– Вы хотели сказать «предательство»? – глухо уточнил Боб.
– Предательство безликой и бесчувственной государственной машины? После того, что с тобой сделали? Прекращай, Роберт! Давай закончим этот роскошный ужин на позитиве и как следует выспимся, нас ждет много работы.
И они выспались. И много работали, тайно переоборудуя маленькую лабораторию, куда не было входа никому из персонала. И когда до прибытия первой партии контрабанды, упакованной по советам Боба, оставался месяц, все было готово к началу эксперимента.
Доктор выдал Бобу море научной литературы, но большинство статей было написано слишком сложно. Боб запомнил только, что у любого человека есть депозитарий плодных генов, которые работали в зародыше, но потом стали не нужны, что все клетки тела – это потомки одной оплодотворенной яйцеклетки, и они хранят полный набор генов той самой первой клетки, которые можно восстановить, и что для внесения изменений в его гены нужно использовать вирус, который называется вектором. На этом он сдулся окончательно и упросил дока не истязать его мозги.
На следующее утро после первой инъекции вектора Боб долго лежал на своем матрасе и боялся открыть глаза. Вдруг не сработало, вдруг он по-прежнему увидит только ближайшие предметы и то расплывчато? Он медленно поднял веки, осмотрелся и вздохнул. Слюна стала кислой то ли от разочарования, то ли от реакции организма на вирус. Эта кислинка была единственным заметным изменением.
Доктор Шадд ежедневно брал у него анализы, увлеченно рассказывал, что в теории должно происходить с телом, как из стволовых клеток вырастут новые свежие нейроны и вот-вот слух и зрение заработают на полную мощность. Все разговоры сводились к установке «подождать еще», и через три недели Боб взорвался. Когда Шадд заглянул в каморку, удивляясь, почему до сих пор не моются полы, Боб лежал, завернувшись в протертый плед. Контейнеры для анализов валялись на полу, и доктор пробурчал себе под нос:
– Идиот малолетний.
– Я не идиот, – раздалось из недр скомканного пледа.
Доктор Щадд застыл. Слуховой аппарат Боба лежал на столе, и бывший бригадир точно не мог услышать низкочастотного бурчания.
– Если не идиот, то найди свой слухап, – не повышая голоса, сказал Шадд.
– Чего его искать, он… эй… как это… Да! Да-а-а-а-а! – заорал Боб и скатился с матраса:
– Док, скажите еще раз, что я идиот, только отвернитесь. И тихо так, как я никогда бы не разобрал без слухапа.
Доктор с улыбкой отвернулся:
– Фома неверующий.
– Кто этот Фома? – захлебываясь от восторга, спросил Боб.
– Один персонаж из легенд наших земных предков. Он тоже никому не верил, даже богу.
– Док, да кому он нужен, ваш бог, когда вы сами уже такое делаете!
Восстановление слуха и зрения бодро пошло в гору. Очки и слухап были забыты, Боб стал внимательнее к миру и с непривычным удовольствием оттирал микроскопические пятнышки на больничной мебели. Он замечал бледные прыщи на лицах, стриженые ногти и выпавшие волосы на полу, но они не казались ему чем-то неприятным, наоборот. Тонкие штрихи обогащали картину, которую он раньше видел только в контурах. Боб осознал, что не страдает от отсутствия запахов, ему просто не до того, надо теперь сортировать тысячи звуков и образов. Но его не отпускала мысль о собаке и зеленой траве. Так ли они на самом деле пахнут, как ему приснилось?
Новость об успехе первой партии контрабанды прилетела в больницу раньше, чем Саладин принес полагающиеся деньги. Неизвестные подорвали запасной регенератор воздуха в складском районе купола. Люди не пострадали, расследование показало следы взрывчатки, которая не производится на Марсе, а все ее правительственные резервы остались нетронутыми. В ожидании заявления от террористов руководство космопорта разжаловало Гиббса, в чью смену прибыл опасный груз. Когда недруга настигла расплата, Боб понял, что осознание свершившегося правосудия пьянит хлеще земного рома. Он не хотел думать о том, что могли погибнуть невинные, все закончилось хорошо и Гиббс получил по заслугам. И когда Саладин наконец явился, Боб был искренне рад ему.
Они сидели на той самой лавочке на задворках и любовались Марсом. Боб не мог насмотреться на скалистые изломы горизонта. Как человек, долго голодавший, но не озверевший от голода, он смаковал каждое новое впечатление, как маленькие кусочки изысканной пищи. Так, наверное, люди на Земле ходят в музеи, про которые рассказывал доктор Шадд. Просто смотреть и наслаждаться.
Саладин, едва узнав, что к Бобу вернулись чувства, стал обдумывать возможные выгоды и даже предложил свести доктора кое с кем из «полезных людей», но Шадд отказался. Его словно выключили после успеха с чувствами Боба. Так бывает, когда человек, завершив важное дело, вдруг угасает. Доктор Шадд стал хуже есть и совсем не интересовался лабораторией. Он мог часами смотреть в одну точку и устало улыбаться. Только сейчас Боб задумался, что его единственный близкий человек безнадежно стар.
– Док, а сколько вам лет? – спросил Боб, когда занес старику кружку земного кофе, подарок Саладина.
– Много, Роберт. Удивительно, что ты спросил. Я как раз думал об этом. Полагаю, мне недолго осталось. Сил нет. И знаешь, я счастлив, что успел тебе помочь.
– Э, нет! Так не пойдет! Что я тут без вас буду делать?
– Я тебе уже не нужен. Отсутствие обоняния не помешает найти дело по душе. Кроме того, у тебя появился приятель со связями, – Шадд усмехнулся, – и впереди долгая захватывающая жизнь. Поборником морали я никогда не был, так что мое тебе благословение, мальчик.
– Саладин говорит, на наших сейчас весь космопорт косо смотрит, слухи идут, что таможню скоро реформируют. – Боб постарался сменить тему.
– Тебе жаль ребят?
– Не больше, чем они меня пожалели. Нюх-то при них остался, не пропадут.
– Да… другие вы. Но, может, так и надо… – Доктор вдохнул кофейный аромат и прикрыл глаза.
Через день доктор Шадд умер во сне, и это было милосердно. Он не узнал, что благодаря помощи Боба исчез с лица Марса вместе с двухтысячным населением город-завод Хейестебак, крупнейший и единственный независимый разработчик ниобия, и теперь вся добыча необходимого металла сосредоточилась в руках МТФ. Так же не без советов бывшего бригадира контрабандисты успели кроме взрывчатки, медикаментов и дико дорогих специй с галлюциногенным эффектом провезти оборудование и посевной материал для гидропонных мини-ферм, отчего рухнула госмонополия на выращивание картофеля. Нюхарей, пропустивших все это богатство, с позором выставили вон без средств к существованию, а полковника Кружа отдали под суд. Таможенники космопорта озверели и потрошили теперь весь груз без оглядки на статус. Это повлекло за собой напряженные отношения в верхах и ряд увольнений. Колония трещала по швам и не было какой-то одной силы, способной придать расширению хаоса нужный вектор.
Саладин со всем чутьем, свойственным подобным людям, собрался временно прекратить грузоперевозки на Марс и предложил Бобу место в «Святой Фатиме». Разумеется, не бесплатно. Ценой билета на Землю были научные дневники доктора Шадда. Бывшего бригадира отряда аромаконтроля Роберта Хоупа ничто больше не держало в куполе Хофедпортена, где он потерял нюх, а вместе с нюхом и чувство собственной исключительности. Он согласился. Жизнь в аромаблокаде кажется вполне сносной, когда ты чувствуешь мир всем телом.
Боб не успел обсудить с доктором Шаддом новые странные ощущения и только позже понял, что помимо острого зрения и слуха к нему вернулись совсем уж забытые в процессе эволюции, а то и не используемые видом homo эхолокация и способность распознать теплокровное существо даже сквозь стену. Вирусы-векторы что-то не то встроили в гены Боба, но он был за это на них не в обиде. Саладин называл его суперменом и обещал на Земле сразу же познакомить с «полезными людьми». Боб не сопротивлялся активности приятеля, но точно знал, кого он хочет увидеть на Земле первым делом. Настоящую живую собаку.
Ирина Ростова. Критерий нормальности
T 22:17 Блок 17
– А не засунуть ли им это «совершенно секретно» в означенное место, сэр? При всем уважении, конечно, – вежливо ответил коммандер Грей, деликатно заменяя острые пики своих привычных оборотов на более социально приемлемые альтернативы, на случай, если запись будут прослушивать. Без сомнения, непосредственный начальник поймет и простит пару непечатных, а вот комиссия, если будет какой-нибудь разбор по служебной этике, пропишет за «задницу» куда сильней, чем за все остальное.
– Сам туда засунь свои возражения, – устало посоветовал ему начсектора после неизбежной паузы межпространственной связи. – Я все понимаю, и доклады твои я читал, и видео ваши смотрел. Мы с тобой все обсудили, но в сухом остатке – только то, что у вас там творится неведомая херня. Она, может, затрагивает секретные разработки, а, может, и не затрагивает, это не важно. Ваше дело – продержаться, пока наверху не разберутся, чем вам можно помочь или нельзя, и дождаться, пока пришлют помощь.
– Или не пришлют.
– У тебя есть задание, Грей. Никто не требует, чтобы ты сам разобрался с тем, что у тебя там происходит, но продержаться вы обязаны. Сохранить максимум людей, а если не выйдет, то гарантировать, что база и вооружение не попадут в неправильные руки. Никто до сих пор не уверен, что это диверсия, а не случайная флуктуация какого-нибудь местного периода цветения.